Дом горячих сердец
Шрифт:
— А Морргот?
Она записывает это слово, и я слежу за каждой чернильной завитушкой и чёрточкой, приподняв брови и затаив дыхание.
Я никогда ещё не учила иностранный язык с таким увлечением.
— Язык воронов непростой.
— Ne. Непростой.
Минуты растягиваются в часы, за время которых Ифа пополняет мой ограниченный словарный запас языка воронов, а я дополняю её базовые знания люсинского языка. Я так увлечена уроком, что не слышу, как моя дверь со скрипом открывается. Но это слышит Ифа. Она резко встает,
При виде сестры Сиб всё моё воодушевление улетучивается. И прежде, чем она успевает сказать «привет», я спрашиваю:
— Как ты могла не сказать мне о том, что мама и бабушка на Шаббе, Джиа? Я вернулась только ради них.
— Ты вернулась ради себя, Фэллон.
Я не встаю, но отодвигаюсь назад на стуле и скрещиваю руки.
— Это несправедливо. И это неправда.
— Ты планируешь помогать в Раксе? Потому что если твой ответ «да», то тебе придётся снять платье принцессы.
— Это платье выбрала твоя сестра.
— Моя сестра тоже не должна здесь находиться, Фэллон. Она не создана для того, что делаем мы с Антони. Хорошо, что Фибусу хватило ума остаться.
— Фибус приехал со мной.
— И где он?
— Я отправила его назад, потому что не хотела, чтобы ему причинили вред.
Она проводит руками по лицу. Её ногти поломаны, а пальцы измазаны серой грязью, которую она переносит на щёки своего угловатого лица.
— Тебе следовало отправить назад и себя.
— Почему ты так враждебно настроена?
— Потому что мне не всё равно, Фэл. Мне не всё равно на твою жизнь. Мне не всё равно на нашу борьбу. Я хочу, чтобы Люс стал королевством, где у каждого будет доступ к чему угодно. Где людей не будут заставлять подстригать волосы. Где к людям не будут относиться хуже, чем к свиньям. И где магию можно будет использовать без ограничений, независимо от формы ушей.
— Я хочу того же.
Она вздыхает.
— Я знаю, но твоё пребывание здесь делает нас ещё более лёгкой мишенью. Отряд эльфов, который толпится у нашей входной двери, стал ещё больше. Количество солдат, проверяющих наши лодки и сопровождающих нас по каналам, удвоилось.
Она сжимает губы и украдкой смотрит на Ифу.
— Не говоря уже о том, что теперь среди нас есть ворон, а воронам запрещено появляться в Люсе, за исключением Лоркана. Если Ифу обнаружат, кто знает, с какими ещё претензиями они на нас обрушатся.
Она вскидывает руки.
— Зная Таво, он, вероятно, выставит стражу внутри нашего дома, и тем самым испортит всё.
— Лор этого не допустит.
— Лор не управляет всем Люсом, долча.
Последнее пророчество Бронвен эхом раздаётся у меня в голове, и мои руки покрываются мурашками. До этого не дойдёт.
— Мои штаны высохнут только завтра.
— Я одолжу тебе свои.
— Ужин гото… О, привет, Джиа.
Сибилла проходит мимо своей сестры, шурша бирюзовым фатиновым платьем, при виде которого Джиана поджимает губы.
— Сколько золота ты потратила на платья?
Она закатывает свои серые глаза.
—
Я едва прикоснулась к тому, что оставил нам Лор.— Он оставил их нам для того, чтобы… Неважно. Просто не надо больше тратиться на легкомысленные вещи, ладно?
Джиана пятится назад.
— Я собираюсь принять душ перед ужином. Увидимся внизу.
— Санто Калдроне, она стала такой раздражительной с тех пор, как мы сюда вернулись. Мне кажется, что в последний раз я видела её улыбку в Небесном королевстве.
— Она очень предана делу.
— Как и все мы, Ифа, — говорит Сиб.
Несмотря на то, что я не перечу Сиб, я согласна с тем, что Джиана и Антони помогали ракоккинцам на протяжении десятилетий. А мы с Сиб только что к ним присоединились.
— Идём. Ты упадешь, когда увидишь комнаты отдыха.
Ифа следует за нами по широкой лестнице, затем огибает её и заходит в зеркальные двери, которые широко распахивает для нас Сиб. Помещение U-образной формы заполнено свечами, столами, диванами и плюшевыми креслами. Я насчитываю пять различных зон, потому что одной, по-видимому, недостаточно.
Я начинаю разглядывать ярко-алое помещение с позолотой, как вдруг вспоминаю, как голова Тимеуса скатилась с плеч. Я резко останавливаюсь, чем заставляю Сиб остановиться вместе со мной.
— Что такое?
Сибилла, которая до этого рассказывала о том, что фрески на потолке нанесены настоящим сусальным золотом, затихает и оглядывает помещение в поисках опасности.
— Ты кого-то увидела? — шепчет она, крепко сжав мою руку.
— Нет.
Я подношу ладонь к шее, отчаянно желая прикоснуться к своей гладкой коже.
— Я просто… просто Птолемей был по-настоящему ужасным человеком.
— Не могу не согласиться с тобой, микара.
Катриона входит в огромное помещение и окидывает взглядом тяжёлые шторы. Может быть, она представляет, что будет, если их распахнуть?
Или что находится за ними? Постриженный сад, который я видела из длинного стеклянного коридора? Мне очень хочется слегка раздвинуть их и выглянуть наружу, но Антони ясно дал понять, что их надо держать закрытыми. Не говоря уже о том, что я не хочу подвергать опасности Ифу.
Катриона начинает пристально её изучать.
— Тебе лучше стереть эту грязь со своего лица. Во-первых, это выглядит так, словно ты извалялась в земле, и во-вторых, она тебя выдаёт.
Катриона никогда не церемонилась в выражениях, но этот её комментарий совершенно неуместен.
— Это не грязь, — говорю я.
Она взмахивает рукой и говорит:
— Да-да, это боевой раскрас.
— Это традиция.
Дым начинает подниматься от напряжённых плеч моего телохранителя
— Традиция, которая в наши дни не очень-то популярна.
— Катриона, ты высказала своё мнение. Оставь Ифу в покое.
— Всё в порядке, Фэллон.
Юбка моего платья не настолько пышная, чтобы схватиться за неё. В неё можно только вцепиться. Поэтому я впиваюсь в неё.
— Зачем ты здесь, Катриона?