Дом, которого нет

Махнула, параллельно с телефоном

общаясь. Слилось крепко её ухо с ним.

Слились, родившись, девочки друг с другом.

Одна и парта, и общения их круг был

(немногие к ним подходить решались,

но те, кто подходил, ценились очень).

В тот день не находило места малость

(совсем) сердешко Лоры. Бред, короче:

одиннадцатый класс висел угрозой,

она ж смотрела на природы слёзы

в окно. И чувство странное, как будто

сейчас должна в другом быть окружении,

ей концентрацию сбивало. Шло лишь утро,

а ей казалось: опоздать успела, всё уже.

Апрель дождём повис. Набухли тучи.

Взойди вдруг солнце, вряд ли стало б лучше.

Весь в чёрном, Ян стоял над рыхлой ямой.

Гроб опускался медленно в неё.

Вуалью личико прикрыв, с ним рядом – мама

застыла эпитафией. «Вот, всё, –

подумал сын, – и кончилось. Не сразу,

но с твоей смерти счищу слой я грязный».

Царь был на кладбище. За упокой крестился.

Дурить свой мозг умел пристойно Ян,

и вёл себя, как будто Гриб – убийца

(на время верить в ложь несложно, я

таким манером многие спектакли

играла, каюсь, с некой целью; так-то).

Свой план войти в его расположение

неведением мнимым – не отверг.

Поговорить лицом к лицу имел намеренье.

Сегодня, а не в будущий четверг.

Близко друзей держи, врагов же – ближе.

Потом свернёшь оружие их к ним же.

В дневник писала Лора на уроке,

что может и убить, и умереть.

Не страшно, значит, больше ничего ей,

в том числе ад сам. Знает рай теперь.

С прямой спиною, гордым взором слева

и пустотою справа, встретит небыль.

Ян, проводив отца, с Царём остался.

Для разговора плотно дверь прикрыл.

– Я знаю, кто убил его, – сказал сам, –

тот, кто с Дианой ложе разделил.

Но вас позвал я вовсе не за этим, –

как будто спохватившись, он заметил.

– Тебя я слушаю, – сев в кресло, молвил Царь

(мужчина с проседью, в годах, с орлиным носом).

Ян, за столом напротив, из лица

его не выжал выражения вопроса.

– Когда я уезжал, был вздорен… молод.

Теперь намерен продолжать отца путь.

Как новичок, нуждаюсь в покровительстве, –

добавил обращение по отчеству, –

и вас прошу мне краткий экскурс провести.

Хуже всего – незнанье в одиночестве.

Чтоб исполнять обязанности грамотно,

я должен целиком картину знать от вас. –

Купился вряд ли Царь на Янову душевность.

Но выглядел довольным. Диалог

их продуктивен был. Про цену и про ценность;

про болевой и возрастной порог;

про доллара и кораблиный курсы…

И даже, между прочим, про искусство.

Сынов владыка не имел. До разногласия

по поводу морали другом был

его отцу. И, разузнав с пристрастием,

чем стал новоприбывший, похвалил

без слов, в себе. Почувствовав симпатию

так глубоко, где, думал, не достать её.

Владел харизмой Ян. Улыбкой, жестами

и мимикой он выражал того себя,

кем мог бы стать, стремись к иной профессии

(ныне ушедшая под дёрн) его семья.

Предельно честен был с самим собой.

С другим брал образ выгодный: любой.

И то, до той поры, пока открыться

не наступил черёд. Пороть горячку –

талант юнцов и женщин (но не всех, нет).

Вживался в роль, надеясь на удачу

и собственную быструю реакцию…

Царь вышел. Пригодился бы Горацио.

Она, черпая экскаватором из книг,

имела опыт подтверждения конструкций

ментальных. С ней он мог бы говорить

на темы, что всем прочим недоступны.

Вот интересно, как бы оценила та

всю ситуацию, ей лично не застигнута?

И… почерк сетовал отца, что босс заглавный

танцовщиц брал, похожих на детей,

совсем зелёных, с ним кружить. Подсказка, явно…

нет, по статье не сбагришь. Зато с ней

его накроет много больший срок.

Из расслабления – тропа прямая. В морг.

Ян выдохнул немного. Пронесло

пока от устранения. Он выкроил

период, очень нужный для того,

чтобы составить план. Безмолвный, – лучше б выл, –

с глазами, точно скальпели, сухими.

Для логика язык чувств – суахили.

Так, в кабинете, кресло распоров

собой, сидел. Иначе видя Лору.

Его пять лет назад явила вновь.

Хоть толком не жила. «Ей очень скоро, –

догадка зрела, – либо опуститься

в быт, в дом придётся… Либо стать убийцей».

Остались мелочи. Всю информацию стянуть,

как и хотел (пока тот жив), с величества,

и с одноглазкой стать друзьями. Как-нибудь

так, чтоб язык костями уняла. Зачем она

(зачем сложнить), он тоже знал: она – как он.

Нам нас напомнивший в душе уж компаньон.

Авторитет в глазах Царёвой свиты

привычки требует к тому, в кого глядят.

А свергнуть власть, тотчас собой сместив ту…

усилий стоит больших, чем плащ снять.

Он наблюдал за каждым по отдельности,

и собирался дальше наблюдение вести.

Домой вернувшись, сёстры разошлись.

Инесса – танцевать, в родную студию,

а Лора – проживать чужую жизнь

под ветхим переплётом. Лезло в ум её

такое, что читать не получилось: