Дом, который построим мы

– Тогда подсади меня вон на то дерево.

И Петя указал бомжу на обтерханный, перекрученный старый тополь, который впивался корнями в твердую землю неподалеку от них.

Мужик кивнул, подставил спину, и легкий Петя без труда вскарабкался на дерево, уцепившись за нижнюю ветку. Дальше ветки шли чаще, и Петя, перелезая с одной на другую, быстро добрался до самой вершины. Здесь он вытащил свой навороченный фотоаппарат и направил его прямо на "Амарант". Видимо, угол зрения был выбран удачно, потому что Петя замурчал от удовольствия. Но тут кайф ему спортили.

– Эй!
– крикнул ему мужик снизу, стукнув по стволу тополя.

– Деньги давай, у меня работа стоит!

Петя возмутился и надменно ответил:

– Моя работа важнее, ничего, подождешь.

Сто долларов, думал Петя, ему его месячный оклад, небось, предлагают, а он тут выеживается, тоже мне! И Петя беззаботно взлез еще чуть выше, сел в позу лотоса на тоненькой веточке и опять стал примериваться. Но проклятый мужик ждать не желал:

– Слушай, я последний раз говорю, давай деньги, а то я тебя оттуда скину!

– Интересно знать, как?
– спросил Петя, не отрываясь от фотоаппарата.

– А вот так, - сказал мужик и пнул тополь ногой.

Огромное дерево надрывно затрещало, по всей длине образовалась продольная щель, и тополь стал со стоном и шелестом падать. Петя Варвар, обремененный фотоаппаратом на шее, ухватился за ту из веток, что была пониже, и завизжал, пытаясь слезть, но это ему не удавалось. Что-то хрустнуло, и Петя полетел вперед, прямо в стену "Амаранта". Папарацци зажмурился, вытянул руки (глупее ничего нельзя придумать, когда падаешь) и с воплем влетел в пусконаладку, приземлившись на новый прибор.

– Здрасьте, - недовольно сказал наладчик дядя Витя.
– Это вы тут деревья ломаете?

Петя Варвар сидел на полу и хлопал глазами.

– Это я, - сказал, входя, тот самый мужик.

– Зачем, Михаил Николаич?
– удивился дядя Витя.

– Да вот этого стряхнуть хотел, - указал Рябинин на Петю.
– Думаю, что за фрукт на тополе висит?

– От осинки не родятся апельсинки, - пошутил дядя Витя.

Петя к этому моменту успел понять, что от его организма ничего не отвалилось. Он осторожно встал и потопал к двери, но Рябинин ухватил его за плечо:

– А сто долларов?

Когда Самецкий узнал, как позорно загремел Петя Варвар, он только плюнул:

– Эх, щенок! Но и мне впредь наука: "не гонялся бы ты, поп, за дешевизной". В этих делах нужен тонкий подход. Найму-ка я Койотову, она хороший профессионал.

Юлии Койотовой было, наверное, лет двадцать восемь. Ее тонкий носик чуял ветер. По сторонам смуглого личика болтались выбеленные, выкрученные волосы. Мимо-юбка, голая кофта, каблуки, болтами прикрученные к длинным ногам. Одно время она работала журналисткой, да продала статейку сразу в две газеты, и ее поперли. Тогда Юлечка занялась промышленным шпионажем. Дело это для России новое, и гонорары у Юлии были... впрочем, какие - этого никто не знал.

– Ф-фу, - Койотова выпустила дым и положила ножку на ножку: конечности у нее были гладкие, как хвост у крысы.
– Н-ну?

– Да тут, - буркнул Самецкий.
– Надо тут про одного товарища проведать. Веселуха Ян Владиславович, фирма "Амарант".

– А-а, - хихикнула Койотова.
– Я про него что-то слышала. Профессор... Новые хавы всякие...

– Он мне не конкурент, - прервал ее Самецкий, - это я так, на всякий случай.

– Не конкурент?
– засмеялась Койотова ядовито.

– Просто у вас большая доля рынка. А приборы у Веселухи с вашими ни в какое сравнение. Если у него цена будет ненамного выше вашей, то возьмут его прибор - это точно.

– Ерунда, - махнул рукой Самецкий.
– Все тендеры простым откатом решаются, при чем тут, к бесу, цена и качество?

– При том, - Койотова потерла спинку, - что это вузы, а не подряд на дорогу и не размещение облигаций. Во-первых, они нищие. Во-вторых, они умные. У вас престиж - это так, прибамбас. А у вуза престиж - это бизнес. Поэтому они хотят прибор как можно лучше и как можно дешевле.

Самецкий подумал ровно одну секундочку и пропел:

– Ла-адно...

На следующее утро Койотова поднялась рано. Выбеленные волосики были спрятаны под огненно-рыжий парик. Шпионка надела балахон, отвинтила каблуки, влезла в шлепки и постучалась у дверей ЗАО НПО "Амарант".

– Туунт ваанм перевоончица не нужнаа?
– нежным сопливым голосом спросила она.

– Нужна!
– гаркнул Рябинин, распахивая дверь.
– Ох, как нужна! Проходите, нужный вы наш человек!

Прожженная Койотова, у которой нервы были, как стальные тросы, якобы затрепетала и прислонилась к стеночке:

– Ох, вы меня так напугали, - призналась она доверительно.
– Аж прям.

– Ничего, - ободрил Рябинин, волоча Койотову за руку на второй этаж, наш директор вам понравится. Он у нас душка.

Койотова вертела головой по сторонам: обстановка тут у них просто нищая, как в собесе, даже хуже. Мать моя, подумала Койотова, умники несчастные, как их до сих пор не схавал какой-нибудь настоящий человек, ну, хоть тот же Самецкий? Лакомый кусок! Новые хавы в руках у абсолютных...

Дверь кабинета закрылась: Койотова очутилась посреди темной комнаты. Пылинки крутились в сером луче света, проникавшем сбоку из-за штор. Навстречу ей вышел сам директор Веселуха.

– Добрый день, - сказал он ласково.
– Вы наша новая переводчица? Какие языки знаете?

Койотова облизнула губы. Голос у подлого профессора был густой, такого приятного вишневого цвета, - Койотова перестала понимать, где заканчивается она и начинается воздух.

– Я не переводчица, - сказала она хрипло, - я шпионка.

"А-а-а!" - завопил кто-то внутри нее и сдох.

– Очень хорошо, - одобрил Веселуха.
– Откровенность - это я люблю. То есть вы хотите на меня кому-то нашпионить?
– уточнил он.

Койотова качнулась.

– Так, сядьте в кресло, - захлопотал Веселуха, - я щас.

Койотова услышала, как Веселуха раздвигает шторы: в комнату влился серый свет, запахло травой и землей неожиданно сильно.

– Водички, - ах, от вас током бьет, пардон, как вас зовут, я ужасно...

– Ада, - проговорила Койотова.
– Не надо воды.

– Правильно, - подхватил директор откуда-то сзади (Койотовой казалось, что он обвевает ее крыльями), - чаю с бальзамом и печеньем.

Что-то мигом забулькало, и через долю секунды Веселуха уже сидел напротив нее, а на столе круглились две чашки из фарфора с радужными переливами, и из чашек испарялся чай с бальзамом. Койотова схватила чашку и отхлебнула, но хотя она работала журналисткой, а эти дамы умеют пить горячее, язык так и обожгло.