Дом мертвых запахов
Шрифт:
После того как Египет попал под французский протекторат, книгу Аль-Аснафа Бен-Газзара, по некоторым данным, перевезли в Европу, примерно в конце восемнадцатого века. И несмотря на то, что ее прятали за семью замками, все-таки по шпионским каналам передавали из рук в руки, перевели сначала на французский, затем на немецкий, и таким образом она добралась даже до грузинской столицы Тбилиси, откуда в течение длительного времени поставляли довольно хорошие имитации ароматов Аль-Аснафа.
У Хайнемана была книга рецептов Бен-Газзара на немецком, под названием «Die Welt Duftet Angenehm [24] », но он утверждал, что это не оригинал. Рецепты были перепутанные и неполные, названия растительных компонентов в большинстве случаев вымышленные, так как (предполагаемый) переводчик, очевидно, не знал ботанику. Самое большое подозрение вызывали количество и соотношение веществ, так как приводились в различных единицах измерения, начиная с арабских, потом в греческие и турецкие, и вплоть до китайских, так что, в сущности, они больше служили для введения в заблуждение, чем инструкцией. Другие же люди именно все эти недостатки
24
«Мир благовоний» (нем.).
Гедеон по договоренности с доктором Хайнеманом старался найти и французскую версию. Он обращался к разным книжным лавкам, спекулянтам, антикварам, сам рылся в мастерских, до тех пор, пока однажды ему не удалось, через братьев Ротт из Амстердама, приобрести один экземпляр. С легкостью было установлено, что это полная копия книги, уже имевшейся у них на немецком. Обе подделка, язвительно сказал Хайнеман. Геда тогда понял, что ему остается или найти оригинал Бен-Газзара на арабском, или, если он не существует, навсегда отказаться от этого пути для установления авторства и возраста его благовоний. Все это его уже несколько утомило и весьма разочаровало.
На помощь пришел доктор Елич, друг семьи, врач по профессии, и, подобно Томасу Рэндаллу, страстный собиратель редких книг, первых изданий и рукописей. У него по всему белу свету (его выражение) была хорошо развитая сеть закупщиков и доверенных лиц, которые для него искали, шпионили, давали залоги, меняли дубликаты, ходили по аукционам, исследовали рынок, а иногда и покупали раритеты в коллекцию, состоящую из нескольких тысяч тщательно отобранных экземпляров, среди которых три четверти составляли уникальные музейные редкости.
Если мой Васил этого не найдет, то и никто не сможет, сказал он Геде. Василеос Паликарев был человек, пользовавшийся его огромным доверием, грек из Эгейской Македонии, бывший партизан Маркоса, сейчас гражданин многих стран, если судить по имевшимся у него многочисленным паспортам и языкам, на которых он весьма бегло торговался. По словам доктора Елича, Васил мог все. Он был чудо, а не закупщик, отличный торговец, а отчасти и библиофил. Регулярно путешествовал от Стокгольма до Стамбула, и, как он сам частенько похвалялся, самые ценные вещи покупал в поезде. Спальный вагон — мой офис и закупочная станция, шутил он. Через него доктор Елич познакомился с Идризом Бирнетом, антикваром из Стамбула, нашедшим для него практически все первые издания типографии Армянского монастыря в Вене, из-за которых теперь к нему приезжает научная элита славистики со всего света.
Услышав, о чем идет речь, Паликарев не стал ничего обещать. Будет трудно, сказал он, забрал французскую версию в качестве образца, и поиски начались.
Прошел год с небольшим, и вот он снова появился, на этот раз с драгоценным свертком и занятной историей. Оказывается, Идризу удалось раздобыть для него оригинал, но поскольку он основательно проверил вещицу, то понял, какое богатство попало к нему в руки, и заломил такую цену, что его не смог бы выкупить даже музей Пола Гетти в Лос-Анджелесе. И тогда случились, рассказывал им Паликарев, настоящие левантийские торги. Музыкально-драматическое представление, с рыданиями, клятвами, объятиями, жалобами, оскорблениями, спорадическими завываниями и расставаниями навек, примерно по два-три раза за торг. Идриз клялся ему собственными детьми (хотя Василу было известно, что тот холостяк), что эта драгоценная книга ему не принадлежит, откуда у него деньги на нечто подобное, он всего лишь посредник, да и то исключительно из дружеских чувств к Василу. Так ему теперь и надо. Он заплатил такой задаток, будет в убытке, неважно, продаст или не продаст, потому что те деньги сейчас можно было бы уже три раза обернуть. Но что поделаешь, если он такой дурак и так дорожит друзьями. Лучше бы я был лицемером и мошенником, плакался он. В конце концов, они все-таки сошлись где-то на середине. Идриз разрешил Василу скопировать несколько страниц книги, чтобы покупатели могли убедиться в том, что они на самом деле покупают, и пусть потом сами решают. Стоимость копии должна всего лишь покрыть расходы на задаток, а смертный страх, который он претерпит при мысли, что владелец может об этом узнать, это цена его доброты и отзывчивости к Василеосу и доктору Еличу. Договор был заключен. И эту самую копию Паликарев теперь привез, как свой грандиозный купеческий трофей.
Когда Геда открыл сверток, там было на что посмотреть. Появилось пять-шесть листов какой-то длинной жесткой бумаги, заполненной заковыристыми черточками, завитками и разными точечками арабского письма, из чего он, разумеется, не понял ни одного знака. Он заплатил партизану Маркоса требуемую сумму, по которой сделал вывод, что оригинал книги должен стоить как «Мона Лиза» из Лувра. Он пустился на поиски того, кто сможет разобрать, что тут написано, и перевести на какой-нибудь из понятных ему языков. И нашел. Люди какого только черта ни знают, как сказал бы его отец. Эти несколько страниц, как выяснилось, было не что иное, как довольно небрежный перевод французской версии, которую брал у него Васил. Те же самые ошибки, та же путаница в мерах и весах, а все предложения в тех местах, где книга была немного потерта или испачкана, были просто-напросто пропущены. Кто знает, кому из двух ловких торговцев пришла в голову идея таким вот образом заказать «создание оригинала». Может, сразу обоим. Хорошо, они хоть догадались предварительно проверить заказчиков этой наживкой в пять-шесть страниц. Они не предусмотрели только одного: на этот раз книгу искали не как редкий предмет, а как важный текст.
Доктор
Елич грозился Василу, что прекратит с ним всяческие отношения и предупредит остальных его клиентов об этом мошенничестве, а тот оправдывался, что продал всего лишь то же самое, что купил, без какой-либо выгоды, и что руки его совершенно чисты. Совесть он, правда, не упоминал. Судя по всему, он слабо представлял, что это такое.Геду начали серьезно утомлять поиски этого сборника рецептов. Он стал утешаться фактом, что уже достаточно много знает об имеющихся у него ароматах. Ясно, что они очень старые, что происходят с Востока, что составлял их какой-то высококлассный знаток. Можно было предположить, что речь идет о работе самого Бен-Газзара, так как компоненты похожи на те, что описаны в немецкой и французской версиях книги, приписываемой ему. Происхождение и время изготовления стекла он уже установил, при этом в экспертизе ему очень помог доктор Хлубник.
Постепенно он и сам начинал верить в то, что знаменитой книги Бен-Газзара на самом деле никогда не было. Разве Хайнеман не повторяет уже давно, что если что-то и существовало, то это были какие-то заметки его наследников, торговавших фальшивыми рецептами, потому что они больше не могли изготавливать бальзамы и благовония, формулы которых мастер утаил.
Геда постепенно терял надежду, что когда-нибудь сможет разгадать тайну происхождения и возраст своих благовоний, и мирился с судьбой, точно так же, как в глубине души тихо похоронил дивную идею об открытии древних благовонных смесей, которое искупило бы все его огромные коллекционерские жертвы. Я старею, говорил он, пора вырваться из плена юношеских мечтаний.
Однако Густав Хайнеман был не из тех, кто легко сдается, хотя и был уже солидного возраста. Поскольку он ушел с завода на пенсию, глубоко разочаровавшись в своих наследниках и в их глупых реформах, к которым они приступили, не успел он, так сказать, выйти за дверь, то теперь продолжил работать только для собственного удовольствия. Он собирал материалы по истории парфюмерного дела, которую собирался написать. Приводил в порядок еще кое-какие бумаги. Хлопот полон рот. Он опирался на коллекцию Геды, его знания и исключительную природную способность анализировать запахи. Они постоянно были на связи.
На протяжении многих лет Хайнеман внимательно изучал путь благовоний, рисовал на картах стрелочки от города к городу, чтобы установить точный маршрут передвижения отдельных заказов и таким образом определить главные пункты для своих исследований. Благодаря усердию, достойному упорного бобра, он напал на след нескольких важных посылок из Александрии, на основании которых будет решена загадка Гединых экспонатов. Изучив обширную документацию, он установил, что на европейском рынке александрийскую мануфактуру Бен-Газзара эксклюзивно представляла торговая фирма «Вайсбайн» из Триеста, закрывшаяся только после Первой мировой войны, то есть она была продана транспортной компании «Банджоли». След привел к деловому архиву фирмы «Вайсбайн», хранившемуся в архивном отделе триестской торговой палаты. Несколько месяцев он проработал в холодных каменных залах, заработал неприятную экзему на руках от пыльных бумаг и резкий кашель, от которого он уже никогда не избавится, но остался крайне доволен, так как нашел конкретные сведения и наконец-то добрался до доказательств, за которыми вместе с Гедой гонялся столько времени.
В кипах торговых бумаг — счетов, расписок, накладных и заказов, преимущественно на французском и немецком, но были и на английском, итальянском, да и на русском и польском, — он нашел несколько накладных и сопроводительных документов, отправленных вместе с посылками благовоний из мастерской Бен-Газзара на имя Мельхиора Вайсбайна из Триеста, аптекаря и торговца сырьем и готовой фармацевтической и парфюмерной продукцией. Эта сопроводительная документация была выполнена очень тщательно. Несмотря на то, что она была на французском, Хайнеман в шутку утверждал, что ее наверняка составлял какой-нибудь немец. Каждый формуляр включал определенный тип спецификации, сертификата и гарантийного листа. Нашел он, правда, всего девять таких листов, относившихся к готовым парфюмерным комбинациям. Остальные, видимо, были отправлены вместе с товарами, которые отсылались дальше или находились в составе каких-либо других упаковок товара, которые было сложно отыскать. Он смог лишь напасть на след документов, относящихся к различным посылкам, на протяжении, может быть, двух-трех десятилетий первой половины восемнадцатого века. Хотя именно этот период его больше всего и интересовал. На каждом листе на одной стороне можно было прочитать предупреждение о большой опасности фальсификации лекарственных и ароматических произведений мастера Аль-Аснафа Бен-Газзара, которая всерьез угрожала репутации и существованию фирмы. Тут же находилась и краткая инструкция по проверке оригинала. На кончик какой-нибудь деревянной палочки поместить немного благовония или лекарственного средства и поджечь. Если оно даст пламя выраженного красного цвета, это надежный признак оригинальной формулы, из-за наличия в ней специальных жиров. Любой другой цвет пламени выдает обман. На обратной стороне листа приведена комбинация аромата: сначала база, а затем точный перечень компонентов, обычно от тридцати пяти до пятидесяти. Далее следовало специальное указание по обращению с сосудом. Помимо чувствительности стекла к изменению температуры, необходимо было следить за тем, чтобы флакон был постоянно и тщательно закупорен, хранился в темном месте и всегда в стоячем положении. Затем следовала рекомендация, что содержимое флакона ни в коем случае нельзя переливать сразу целиком, а если нужно его разбавить, для чего также прилагались точные пропорции, необходимо это делать только небольшими частями. Также приведено подробное руководство по использованию. Благовония наносятся утром или вечером, но никогда на ярком солнце, при ветре или в мороз, и только на определенные части тела. На маленьком, очень красивом рисунке отмечены: внутренняя поверхность рук, от подмышек вниз, паховая область, верхние шейные позвонки, подбородок, ладони и ступни. Относительно тканей сказано, что духи наносятся только на дополнительные детали, специально нашитые на костюм и служащие исключительно для этих целей.