Дом Монтеану. Том 1

Пастор вводит меня в небольшую комнату, в которой ярко горят дрова в камине, расположенном напротив небольшого письменного стола. А также здесь множество свечей, наполняющих комнату таинственным светом, и стеллажи с книгами. Два высоких кресла расположены рядом со столом, за который мне и помогает сесть Томaс.

— Я сейчас вернусь. Схожу на кухню. Если вам будет вновь плохо, пока меня нет, то не беспокойтесь о беспорядке. Не стыдитесь того, что вы больны.

— Тогда буду как у себя дома, — усмехаюсь я.

Что-то не так. Но что? Томaс странный. Нет, дело не в его мужской привлекательности или же вежливости. Дело в другом. Он странный и точка. Я знаю. Он странный. Он что-то скрывает.

Томaс отсутствует не настолько долго, чтобы я могла встать и перестать разыгрывать из себя тяжелобольного пациента, ведь я уже в порядке. Он возвращается с подносом, на котором стоят тарелка с супом, стакан чая, лежит хлеб и овсяное печенье.

— Спасибо, — улыбнувшись, я набрасываюсь на еду. Я, и правда, была безумно голодной. Я ем суп и закусываю хлебом, пока Томaс, расположившись напротив меня, наблюдает за мной.

— Давно вы ели, мисс Флорина?

— Давно, — киваю, — в последние дни меня постоянно тошнило из-за лекарств, которые я принимаю, чтобы дожить до свадьбы. А сегодня проснулась и очень захотелось есть.

Я делаю глоток чая и жмурюсь от приятного тепла внутри себя. Класс. Как же хорошо, нормально поесть. Это просто кайф.

— Значит, вы ещё и психолог? — интересуюсь, бросая в рот кусочек печенья.

— Как я и говорил, обучался, пока не осознал, что это не мой путь.

— Часто вы замещаете своего друга?

— Нет, — его мягкий смех вызывает у меня на лице непроизвольную улыбку. — Это был мой первый раз. Я был ужасен, да?

— Не знаю, до этого я не ходила к психологам. Но вот что странно, Томaс, — как только я произношу его имя, то он словно давится слюной и начинает кашлять. — Вы в порядке?

Он прикрывает ладонью рот и несколько раз кивает.

— Да… да, поперхнулся. Простите, мисс Флорина. Так что же странного в том, что я помогал ближнему своему? — Он убирает руку и кладёт её снова на подлокотник. Никаких колец или украшений. Никакого особенного запаха, кроме того, что присутствует здесь из-за свечей, масел и старых книг.

— Я вернулась ведь на следующий день, чтобы извиниться за своё поведение. Но оказалось, что никто не знает некоего Уильяма.

— Конечно, нет. Это моё мирское имя, и я не хотел создавать трудности для своих прихожан. Моё имя Томaс. Соломон тоже не знает его. Это был мой первый раз, и я сильно волновался, а вам не за что извиняться. Я всё понимаю. Вы говорили то, что говорили из-за бессилия.

— А если нет? — спрашивая, склоняю голову набок, мягко играя с ним.

Томaс улыбается и даже тихо смеётся.

— Тогда мне придётся сообщить вам плохую новость, мисс Флорина, рак поразил ваш мозг.

— Вы правы, — киваю я, — так и есть. Порой я несу несусветный бред, и это пугает всех вокруг. Я это не контролирую.

— Они должны понимать, что вы больны. Но многие отрицают близкую смерть. Вы готовы к ней?

— Абсолютно. Я не боюсь, — усмехнувшись, вытягиваю ноги и спокойно смотрю на Томaса. — А вы? Боитесь смерти?

— Нет. Смерть — это лишь состояние нашего тела, а душа продолжает свой путь. Это прекрасно.

— То есть жестокая смерть, которой подвергаются люди, тоже прекрасна?

— Вы говорите о телесной боли. Душа не знает жестокости, она чиста и невинна.

— Оргии. Разве это не проявление грязи души?

— Вам нравится это слово, не так ли? Вы провоцируете им людей, — улыбается Томaс. Его не задевает моя дерзость. Обычно все начинают учить меня доброму слову, осуждать подобное и нести другую чушь.

— Может быть, это моя тайная фантазия. Даже у умирающих есть свои фантазии. Ну так что, Томaс? Что насчёт оргий? Церковь ведь осуждает их, а вы? Каково ваше мнение? — допытываюсь я.

— Это всё от лукавого, мисс Флорина. Дьявол всегда нас испытывает, чтобы вовлечь наш разум в агонию вины и страданий. Это его работа.

— Выходит, что даже у убийц остаётся чистейшая душа?

— Именно так. Душа не создана для войны. Она создана для жизни. Но люди больше полагаются на свой разум, где множество лишнего шума, который в них вкладывает дьявол. Он их путает, и моя задача помочь людям услышать свою душу.

— А вы её слышите, Томaс? Слышите свою душу? Никогда не грешили? Не допускали хотя бы мало-мальски греховных мыслей?

— Я живой человек, мисс Флорина. И порой тоже могу стоять на распутье, но я всегда возвращаюсь к своей душе, иначе бы меня здесь не было. Я бы не выбрал такую жизнь.

— По вашим словам, все мы попадём в рай, ведь наши души чисты. Не находите это нечестным? Кто-то живёт по правилам Создателя, а кто-то по правилам Дьявола, но все попадают в лучший мир, даже если постоянно нарушали заповеди. Это несправедливо.

— Вы сейчас смотрите на этот мир со стороны физического тела, вашего разума, но если посмотреть со стороны души, то она не виновата в поступках разума. Она тоже страдает, пока человек нарушает заповеди. Душа имеет право на освобождение из тюрьмы. Мы с вами не имеем права судить, мисс Флорина. Мы не обладаем такой властью, ведь мы все равны перед великим судом Создателя. Он будет решать, а не мы. И вы думаете, он не наказывает эти невинные души?

— И как же? Отдаёт их Дьяволу, чтобы развратить их?

— Нет, он отправляет их обратно в наш мир, чтобы каждый человек прошёл свой путь правильно, как предписано его душой. И пока душа не станет сильнее, не обретёт голос, она тоже страдает, проживая жизнь за жизнью в теле бренного и нечестного человека.

— Всё это, конечно, прекрасно на словах, Томaс. Но в жизни всё иначе, — я отодвигаю поднос и ставлю его на стол, чтобы поднять. Томaс делает то же самое.

— И как же иначе?

Смотрю прямо в его глаза. Знал бы он, что мы в аду, и есть такие существа, как я, которые убивают и всё никак не могут умереть.

— Душа не имеет голоса. Она лишь сторонний наблюдатель и судья, а не невинность в чистом виде. Она копит наш опыт, чтобы потом выплюнуть его обратно в нас. Не Создатель нас судит, а мы сами. Мы всё делаем своими руками и наказываем себя тоже ими. Мы и есть Создатели этого ада и рая на земле. Мы творцы справедливости и делаем выбор, не важно какая у нас душа. Есть души чёрные, запятнанные кровью и убийствами, которые продолжают творить зло, но они живут наравне с невинностью и чистотой, чтобы показать другим контраст и дать выбор. И всегда зло побеждает, но всё зависит от контекста, Томaс. Зло тоже бывает светлым, чистым и ярким. Зло это любовь в вашем понимании, в понимании вашего Создателя, Томaс, ведь любовь — это боль, страдания и непонимания, месть и горе, потери и смерти, это вся жизнь людская. Любовь не бывает чистой и невинной. Любовь всегда грязная, как похоть, страсть и желание. Это всё от лукавого. И если так оно и есть, то я дьявол, как и вы, Томaс. А Дьявол имеет свойство каяться и имеет право на прощение, если сам того захочет. Но захочет ли? Нет, потому что он имеет право на своё существование и не обязан извиняться за то, что он живой. Дьявол внутри нас, как и Создатель. Но я бы никогда не выбрала одну из сторон, ведь без ярких эмоций и страсти жизнь становится каторгой, человек превращается в раба, каким был Создатель. И здесь снова можно говорить о лицемерии, но я и так вас утомила, поэтому лучше поеду домой, — улыбнувшись, немного склоняю голову набок, показывая Томaсу, что завершила этот разговор в свою пользу.