Дом на улице Чудес

Ее платье казалось ему произведением искусства, куда более ценным, нежели спектакль, идущий на сцене.

Проклятье! Он сказал ей, что считает ее самой красивой женщиной в этом зале, и не солгал. Но он предпочел бы, чтобы слова эти застряли у него в горле и никогда не были произнесены.

Потому, что увидел огонек в ее глазах и понял, что сказал именно то, что ей больше всего хотелось услышать.

Неужели она сама сомневалась в этом?

От глаз Глена не укрылось то затравленное выражение, которое появлялось на ее лице всякий раз, когда одна из дамочек в обтягивающих платьях скользила мимо них. Что могло быть причиной такой неуверенности в себе?

Размышлениям над этим сложным вопросом Глен посвятил все оставшееся до конца спектакля время.

– Вам понравилось?
– спросила Джейми, поднимаясь и снова кутаясь в шаль, когда смолкли последние аплодисменты.

– Конечно!
– отозвался он, отчаянно надеясь, что она не заметила интереса, проявленного им к ее декольте. Ну почему именно эта женщина постоянно напоминает ему о том, что извращенец внутри него все еще жив?
– А вам?

– Это было здорово.

Только бы он не спросил, что именно понравилось ей больше всего! Джейми не смогла бы ответить и не нашла бы даже подходящего предлога для оправдания.

Когда они вышли на улицу, толпа у подъезда уже почти рассеялась.

– Хотите чего-нибудь съесть, - предложил Глен, - или выпить?

Его рука все еще была в ее руке. И это казалось таким правильным!

– Нет, - ответила Джейми.
– Давайте спустимся к озеру.

Он провел ее по скрипучим доскам к старому лодочному причалу. Здесь, у самой воды, было совсем темно и тихо, лишь чуть слышно плескались волны и изредка слышался шум проезжающего автомобиля, - Здесь так красиво, - сказала Джейми. Мне кажется, что я уже видела все это на какой-то картине.

Она сняла туфли и, подойдя к самому краю мостков, запрокинула голову, чтобы полюбоваться тонким серпом луны, медленно плывущим по небу.

Ему захотелось поцеловать ее нежную шею.

Но он даже не приблизился к ней, только чуть повысил голос, чтобы она услышала его.

– Что за история с отцом Уинни и Тэма?
– спросил Глен. Полицейский всегда остается полицейским. Причина всех неприятностей Джейми крылась именно здесь, и он должен был узнать все.

Она уселась на краю причала, свесив ноги в воду и зябко кутаясь в шаль. Некоторое время Джейми молчала, и Глен уже решил было, что она сочла его вопрос чересчур личным. Но она все-таки ответила:

– Он никогда не интересовался детьми. Если уж быть до конца откровенной, он никогда по-настоящему не интересовался и мной. Я хочу сказать, его интересовали все женщины и ни одна в отдельности.

Это все объясняло.

– Вот змей, - пробормотал Глен.

– Похоже, Техас кишит змеями. Да и не только Техас.

– Это точно, - отозвался Глен. Он наконец подошел к ней и уселся рядом.

– И все они только и ждут случая наброситься на какую-нибудь Красную Шапочку.

– Мне казалось, в сказке шла речь о волке.

– Но вы-то не волк, Глен Джордан, не правда ли?

– Вы имеете в виду, что я не один из тех змеев или волков, от которых юной леди в красной шапочке лучше держаться подальше?
– решил уточнить Глен.

Она кивнула. Ее глаза казались огромными в темноте. В них отражался свет луны и отблески волн.

Ему так хотелось стать для нее тем, кем она хотела его видеть. Но он знал, что это невозможно.

– Вряд ли я лучше любого из тех, о ком вы говорите, - произнес Глен.

– Я не верю, что вы змей.

– А как насчет волка?
– спросил он, безнадежно пытаясь увести разговор от финала, к которому тот упорно двигался.

– Нет, Глен, и не волк тоже. По-моему, вы особенный, редкий тип мужчина, достойный доверия женщины.

Внезапно Глен почувствовал необходимость рассказать ей правду о себе. Конечно, эта правда заставит погаснуть чудесный свет в ее глазах, но в конечном итоге так будет лучше для всех.

– Вы слишком хорошо думаете обо мне, Джейми, но это потому, что вы совсем не знаете меня.

– Я знаю вас, - упрямо возразила она.

Глен знал, что рассказать ей правду - значит разом уничтожить все иллюзии. Ее иллюзии. Или, может быть, его?

– Помните, я говорил вам, что моя жена погибла?

– Да, помню.

– Я должен был пойти с ней к врачу в тот день. Она просила меня об этом. У нее были нехорошие предчувствия, и ей не хотелось оставаться одной. Она вообще боялась, что роды могут начаться в мое отсутствие. Знаете, мы вместе посещали курсы для будущих родителей, чтобы в случае чего я знал, что нужно делать. Глен криво усмехнулся.
– Вы не представляете, как я ненавидел эти занятия!

Так или иначе, я не воспринял ее просьбу всерьез. Сказал, что заберу ее после визита к врачу и повезу ужинать. Ребенок должен был родиться только через шесть недель, и я не ждал никаких сюрпризов. Она пошла к врачу одна. На перекрестке на тротуар вылетела машина, за рулем которой сидел пьяный водитель...

Джейми молча придвинулась к нему так, что их плечи соприкоснулись. В этом движении Глен прочел ободрение и поддержку.

– Если бы я пошел с ней тогда, если бы оказался рядом, я бы смог что-нибудь сделать, сумел бы спасти ее. Может быть, у нее было предвидение. Может быть, она предчувствовала что-то и пыталась сказать об этом мне. Такое случается. Но я не послушал ее.

Джейми склонила к нему голову. Он ощутил дрожь ее тела и искоса взглянул ей в лицо. Она плакала, беззвучно и горько, прозрачные слезинки одна за другой катились по щекам.

– Вас вряд ли утешит, если я скажу, что это была не ваша вина, прошептала Джейми.

– Да.

Она замолчала.

– Теперь я жалею, что ненавидел эти занятия в группе молодых родителей. Почему я так мало ценил это сокровище - возможность быть с ней рядом!

– О, Глен!
– Джейми вытерла глаза уголком своей шали.

Решительно, тот, кто родился болваном, болваном и останется. Рядом с ним сидит красивая женщина, и он заставляет ее плакать. А между тем он пригласил ее в театр специально, чтобы развеселить. Чтобы облегчить ее ношу.

– Теперь я знаю вас, Глен, -'заговорила Джейми негромким голосом, почти теряющимся в мягком плеске воды.
– Вы не совершенны.

Способны на ошибки. Но вы достаточно сильны, чтобы однажды суметь простить себя. По крайней мере, я надеюсь на это.

Она плакала о нем. Он страдал, и она чувствовала его боль даже тогда, когда он сам себе запрещал чувствовать ее.