Дом оставленных снов

День четвертый.

______________

Здесь спрятаны убийцы и злобные собаки. Существа лишенные лиц, искаженные фигуры и мертвенные лики усопших родственников. Они заперты здесь словно препарированные рептилии. Вот гляжу я на них и мне не страшно. Но не понятно, зачем их привезли сюда. Неужели гнусный бандит, который охотился во снах все еще кому-то дорог? Для чего хранить чудовищ? Если не оставить монстра в собственной голове к чему ему вообще оставаться? Словно на курорте эти персонажи продолжают существовать в своей неподвижности. Они разбросаны в своих скованных позах, брошенные наспех, без саркофага, но уцелевшие. Лошади и крысы, одичавшие коты и раскормленные птицы - все они здесь, на моих полях в моем тихом доме. Они молчат, они неподвижны. Они ждут воплощения, которое не настанет никогда. Их хозяева больше не вызовут их во снах, а у мумий больше не стало дороги, тропы по которой они самостоятельно приходили на волнительные свидания. И вся эта застывшая затея мне непонятна.

Одно интересно, мучение ли это для них? Или они только проекция, такая же как и я, не испытывающая боли, но способная мыслить и быть? Возникает дополнительный вопрос: чья мы проекция? Собственная автономная личность или только тени чьего-то сознания? Истинно мой дом теперь превратился в ужасающую ярмарку уродов, а я в нем не более, чем тиун на одинокой страже.

День девятый.

_______________

– Какое неловкое чувство стыда. Словно мы подбросили нечто токсичное и воровато сбежали.
– Мелика встала прикрывая обнаженное тело струящимся халатом. Ее длинные сильные от рождения ноги рассекли пространство, переместив тело к открытому окну.

– Ты все еще тревожишься о последнем хранителе?
– вялый голос послышался из коридора. Женская фигура показалась в дверном проеме и замерла. Интенсивные манипуляции с полотенцем на голове свидетельствовали о недавней банной процедуре.

– Да. Мне не по себе от того что мы не контролируем его и он там совсем один. Как будто злостный заключенный среди человеческих объедков.
– Мелика повернула лицо к слабому освещению и взгляд ее был холоден и печален.

– Интересно, что же больше тебя волнует: то что его бросили или то, что ты не можешь его контролировать?
– весело парировала гостья убирая с головы влажное полотенце. Обнажив специфическую короткую стрижку, женщина старше средних лет задорно подмигнула. Острые иголочки волос озорно блестели влагой. Все ее сложение тела и угловатые резкие движения говорили о явной принадлежности к военному делу.

– Знаешь ли, и то и другое.
– слабо улыбнулась Мелика методично наматывая на руку длинный кнут. Атрибут характерного вида развлечения приятно скрипел под воздействием властной руки.

– Попробуй перестать думать о нем.
– с неким раздражением отозвалась особа с влажными волосами. Она деловито принялась одевать себя игнорируя невозмутимую слежку со стороны партнерши. - Если наше оборудование не в силах уловить сигнал вашего Хранителя, значит вы хорошо поработали.

– А вдруг его уже нет?
– Мелика озадаченно нависла над комодом слабо опираясь на длинные руки.

– Они не умирают и тебе это хорошо известно.
– голос звучал резко, гостье явно был не по душе этот разговор.
– Я знаешь, ли, могу лишиться не только работы, но и жизни. Так что будь добра, прояви крайнюю осторожность. Пока не примут закон о защите прав и жизнеобеспечении последнего Хранителя, мы обе и твои друзья в том числе под очень большим риском.
– женщина закончила ритуал облачения и подошла к Мелике.
– Просто будь осторожна, пожалуйста.
– военный китель сверкал своей торжественностью. Сжав бедро министра, гостья добавила.
– Помни самое главное. Это не человек. У "этого" нет души и привычных нам эмоций. "Это" непонятно что, так что даже если оно исчезнет - мне плевать.
– представительница военного ведомства отстранилась и направилась к выходу.
– До скорых встреч, Мел.

– Какое узкое представление бытия.
– осуждающе прошептала Мелика мимикой выказывая призрение.

– Я все слышу.
– послышалось в полумраке квартиры.

– Мы неоправданно носимся со своей причастности к человечеству, хотя сами не обладаем никакой человечностью!
– в сердцах крикнула Мелика, словно бросая фарфоровую статуэтку в вдогонку. Послание разбилось о затворившуюся дверь в прихожей.

____________

– Я подошел к озеру. Это было мутное, темное озеро, которое окружали острые иссушенные тревогой камыши. Они торчали, как пики, готовые к немедленной атаке. Подойдя ближе я смог рассмотреть плавающих вздутыми животами вверх пресноводных. Их было много. Прибиваемые незримыми волнами трупы вздувшихся лягушек обрамляли вход в озеро плотным замкнутым кольцом. Их мертвенный строй держал оборону и никто, даже если бы настойчиво хотел, не смог бы прорваться к зловонным водам.

Я взял палку и брезгливо ткнул ею в тела. Послышалось шипение, видимо я проколол чье-то брюхо и скопившиеся газы наконец покинули плоть. Я отбросил палку в сторону принимая поражение в вымышленной битве.

Я продолжал стоять и прислушиваться. К чему? Зачем? Не известно. Просто развлекал себя прикрываясь здоровым, но тем не менее безучастным любопытством. С появлением времени многое вокруг изменилось. Не в плане пространства, но ощущений внутри меня. Порой мне кажется, что зря я запустил этот механизм. Появилась тревожность и скука. У меня раньше не было скуки. Я не думал о том куда и зачем мне идти и я просто мирно был. Но сейчас. Мне неуютно в собственном доме. И эти перемены мне не нравятся. Однако остановить процесс я не могу. Уже не могу. Я продолжаю зачем-то брать эти тетради и писать. Когда я пишу, мерещится мне что время умирает и я снова свободен, но как только откладываю листы в сторону, понимаю обратное. Интересно, когда мне станет невыносимо? И что с этим делать? Я пока не знаю.

Процесс светлого и темного пространства люди называют сменой дня и ночи. У меня нет этих их изменений, поэтому мне сложно сказать сколько прошло времени и прошло ли оно вообще. А если прошло куда и как? Это странно. Но это не было странным пока я не пригласил время. Вот теперь я не знаю, что делать с этим зверьком. Как впрочем и совсем, что принесли с собой люди. Полагаю, скоро я начну думать о том кто я и почему я есть? Как же не хочется начинать это. Мне кажется, чем больше думаешь о себе, тем больше невероятных вопросов всплывает параллельно и таким образом...Это бесконечно. Отлично, если мысли - есть бесконечность, значит мне не страшно остаться со временем один на один, но что если это замутит мой рассудок? Что ж, тогда мне будет либо бесстрашно либо напротив, превратит мое бытие в непрерывный страх. А подручных средств здесь предостаточно, что бы обеспечить мне яркое безумие. Ладно. Постараюсь не впускать еще и страх с сомнениями. Что-то нынче слишком много гостей в моем доме.

Вот, что хотел я вначале описаний написать: "сейчас у меня появилось время. Теперь мне приходится не жить, а коротать это самое время". Кажется так.

День пятнадцатый.

____________

– Куда уходит Посредник?
– Ольжечь сидел прислонившись к дереву. Перед взором разливался волнующий закат. Золотой закат играл буйством оттенков. Видневшиеся вдалеке фигурки посторонних незнакомцев выдавали причудливые образы, которые созидательный ум мог сплести в некую единую сцену, надуманный сюжет , успеть влюбиться в них и разлюбить в одночасье. Талантливое моралите заката приятно убаюкивала воспаленный разум компьютерного виртуоза.

– Лучше спроси откуда он пришел.
– Лесик небрежным жестом протянул напарнику бутылку с неизвестным напитком. Программист отстранил предложение и продолжал задумчиво гадать.
– Пока он был, я мало думал откуда он пришел. А вот сейчас, мне чертовски интересно. Услышу ли я его вновь.

– Это не логично.
– голос доктора был пьян, но не лишен мальчишеского озорства.
– Зная откуда, ты сможешь понять куда.
– Лесик посмеялся собственным выводам и глотнул еще из увесистой бутылки. Они сидели в городском парке. Облокотив тела о многовековые дубы оба ученных устало созерцали мир.
– Напомни, когда ты его в последний раз слышал?

– Несколько месяцев назад.
– Ольжечь отвернул высушенное худое лицо к лучам прощающегося солнца и прикрыл глаза.
– После того как загрузил оставшиеся сны. Их было очень, очень много. Я даже не знаю, справился ли Посредник с ними или исчез, взорвался, рассыпался на "неатомы".

– "Неатомы"?
– хихикнул доктор.

– Я не знаю на что распадаются те, о которых я не знаю. И распадаются ли они вообще.
– Ольжечь опустил голову вниз рассматривая изрезанные неровными линиями собственные ладони.
– Помнишь, что он тогда сказал?