Дом с оранжевой крышей. Ева

***

— Добро пожаловать, мистер Гудфеллоу, — Исмаэль радушно поприветствовал гостя. — Присаживайтесь.

Пип нехотя присел в кресло. Их разделял письменный стол, на котором находилась бутылка какого-то алкогольного напитка.

— Позвольте Вас угостить, — хозяин кабинета, улыбаясь во все свои белоснежные тридцать два зуба, придвинул к бутылке пару стопок.

— Не надо тут передо мной расшаркиваться, Раффин, — резко бросил Пип. — Давай сразу к делу. Тем более, я не пью. Алкоголь уменьшает силу.

— А ты её тут применять собрался, что ли? — картинно приподнял чёрную бровь Исмаэль, затем встал и с притворным вздохом убрал в шкаф и бутылку, и стопки.

— Зачем ты меня позвал?

— Давай хоть кофе выпьем, — перешёл владелец клуба к кофеварке. — Серьёзно. А то какая-то напряжённая у нас обстановка, а ведь говорить будем о той, которая нам обоим небезразлична.

— Ладно, давай кофе, — смягчился Пип. — День был тяжёлый, да и разговор, чувствую, будет не из лёгких.

Две чашки ароматного напитка оказались на столе. Исмаэль наконец приземлился в своё кресло и отпил кофе.

— За встречу, что ли?

— За встречу, — взялся Пип за свою чашку. — Хотя я бы предпочёл с тобой не встречаться.

Тот подавил ухмылку.

— Итак, — Гудфеллоу отпил немного кофе. — Я бы с удовольствием сейчас высказал бы тебе всё, что я думаю о твоём милом заведении, но не стану терять время. Что тебе от меня нужно?

— Честность, — пожал плечами Исмаэль. — Но не насчёт меня и клуба, я прекрасно знаю содержание твоих мыслей об этом. Будь честным касательно Евы. Чего ты к ней прицепился?

— Она нужна мне, — Пип продолжал пить кофе, оказавшийся весьма вкусным. — Крайне нужна. Она вот-вот состоится как Королева Фей. Это сила, с которой считаются.

— И почему именно ты записался к ней в наставники?

— А кто ещё? — недоумённо развёл руками белокрылый сидхе. — Это лицемерное отродье Неблагого двора, которого ты покрываешь? Я не могу позволить, чтобы у него был доступ к её силе. Возрождение неблагих недопустимо.

Он встал и наполнил свою чашку второй порцией самого чудесного кофе, который он когда-либо пил в своей жизни.

— Ты, конечно, мразь, Раффин, но кофе у тебя просто отличный.

— О! — довольно улыбнулся ничуть не оскорблённый Исмаэль, откинувшись на спинку дорогого кресла. — Это постаралась главный алхимик города, бабушка твоей несостоявшейся воспитанницы. Она готовит чудные эликсиры…

Эхигерн, до этих слов с наслаждением смаковавший чёрную гущу, поперхнулся и с недоверием уставился на собеседника.

— Что ты мне подлил, сволочь?!

Вместо ответа тот махнул рукой, и окно плотно запахнулось. Раздался звон разбитой фарфоровой чашки, оставившей лужицу черноты на светлом персидском ковре. Белый шар метнулся к замочной скважине, которая вмиг оплавилась. Эхигерн заметался по всему кабинету, пытаясь найти щель, однако, Исмаэль, как огромный кот, махнул своей демонической лапой ещё раз, и вентиляция у потолка просто исчезла, превратившись в гладкую стену.

— Кажется, здесь будет жарко, — промурлыкал он, глядя на разъярённого Пипа, вновь принявшего полноразмерное обличие.

— Задумал убить меня?!

— Просто поговорить, — сохранял абсолютное спокойствие коварный хозяин 'Хирры'. — Какие вы, феи, предсказуемые!

Эхигерн перевёл бешеный взгляд на лужицу кофе, и его осенило.

— Эликсир правды, — прохрипел он. — Что ж, спрашивай.

— Да ладно, мы на равных, — невинно улыбнулся Исмаэль. — Я же сказал, что не буду тебя убивать, остынь.

Тот с ненавистью посмотрел на него.

— Ты за это поплатишься, будь уверен.

— Платить мне за это нечем, — озадачивающе хмыкнул джинн. — Отвечай на вопрос: зачем тебе Ева?

Эхигерн дёрнулся, вновь обратился в пламенное подобие пикси, пометался по кабинету, обжёг кофейник и приземлился на пол, тяжело дыша.

— Зачем тебе Ева? — уже без всякой улыбки повторил Исмаэль, недобро сузив глаза.

— Мне нужна её сила, — мужчина выдавил из себя эти слова так, будто его душили.

— Да пикси понятно, что тебе нужна её сила. Для чего? Ты чёртов Глава совета!

— Для выживания, — прохрипел Эхигерн, корчившись в белом пламени крыльев на полу. — Для ритуала…

— Какого. Ещё. Твою. Фею. Ритуала?! — взревел Исмаэль так, что свет в кабинете пару раз мигнул.

Уважаемый в городе добродушный наследник Благого двора выл и катался по полу, пытаясь сдержать вырывавшиеся слова, но фразой за фразой терпел поражение.

— Мы умирали… Столетия назад… Слишком много металла… Отравление природы… Я пытался спасти…

Исмаэль, окаменев, читал в его беззащитном, раскрытом разуме правду.

— Ты убил их.

— Я сделал то, что должен был!

— Ты убил их. Обри рассказала, что их сожгли в собственном доме. На алтаре. Чудовищный ритуал, в совершении которого обвинили Неблагий двор. Ты принёс Титанию и Оберона в жертву. Ты даже ребёнка их не пожалел.

— Я не знал, что у них была дочь, — эликсир правды ядом струился по венам Эхигерна. — Они погибли за собственный народ! Их жизнь и сила, смешанная с магией пикси, спасли нас!

— Смерть даёт смерть! Посмотри на себя, вы умираете! Медленно, но верно. Вас осталась небольшая горстка, и некоторые не могут иметь дет… — Исмаэль споткнулся на полуслове, замер, и его глаза потемнели. — И теперь ты собираешься сжечь живьём мою внучку? Пока она не стала Королевой, но на грани, обладает огромным потенциалом, но не может дать тебе отпор, да?

— Её кровь… таит великое волшебство… — шептал Эхигерн, уставившись невидящим взглядом в потолок. — Смесь несколько видов… Даст жизнь… Далия сможет родить мне сына… А я… Мне… мало… силы…

Горькая усмешка исказила лицо Исмаэля.

— Ты думаешь, я позволю тебе это сделать?

Фейри с белоснежными крыльями, ничком лежавший на полу, вдруг засмеялся. Это был странный смех, безумный и порождающий мурашки по коже. В следующую секунду всё вспыхнуло огнём: мебель, картины, техника, ковёр, жалюзи и даже обои. Языки пламени заплясали на белой рубашке Исмаэля.

— Чёрт! — помянул он собрата и сиганул в окно, выбив стекло. Приземление со второго этажа было весьма болезненным, и мужчина всё равно поморщился, несмотря на факт, что его тело сразу начало залечивать повреждения. 'Хирра' полыхала. Прохожие в панике вызывали пожарную службу. Белый шар вылетел из разбитого окна и исчез в закатном небе. Исмаэль вновь выругался от боли и досады.