Дом Ветра

В тот промозглый зимний день Вера возвращалась с работы. Она уже не засиживалась допоздна, как раньше, а старалась прийти домой, пока сумерки не опустятся на город, нежно укутав его звездным покрывалом. Вера искала в маленькой черной сумочке ключи от калитки:

— Только тихо, — услышала она, что-то холодное стальное уперлось в бок, открытый благодаря распахнутому серенькому полушубку. Вера вздрогнула, пытаясь оглянуться, но кто-то другой не дал ей этого сделать.

— Доставай ключи, — приказал второй голос. — И пошли в дом. Нам нужно, перекинутся парой фраз, — женщина стала судорожно искать связку ключей, открыла дверь, кто-то толкнул ее. Она упала, ощущая, как скрипит пол от незваных гостей.

— Что вам нужно? — тихо спросила она, стараясь придать голосу уверенности.

Один из мужчин, гладко выбритый, с темными, как ночь, глазами, поднял ее на ноги и усадил в кресло. Елена играла наверху с престарелой миссис Максвелл, которая работала ради девочки, не беря жалование с ее родителей.

— Твой муженек задолжал нам деньжат, — произнес второй, со шрамом на щеке, — приличную сумму.

— И не хочет отдавать, — добавил темноглазый.

— Он ничего вам не должен, — почти крикнула Вера.

— Еще как должен, милашка, — тот, что со шрамом, больно схватил ее за подбородок, дерзко заглядывая в глаза, от этого взгляда ей стало не по себе.

— Должен! Тысячу! — второй подошел сзади, прижимаясь всем телом.

В ее памяти, зараженной страхом, всплыл тот случай, когда Фредерик спас ее от рук бандита, но сегодня его не было рядом. Похоже, они знали, когда нужно приходить с угрозами.

— Нет! Вы лжете!

— Ох нет, малышка, — они чувствовали, как от страха она стала обмякать, как она дрожит, как почти готова согласиться на все. Это заводило, это будило все потаенные, неосознанные желания.

— Слушай внимательно! — прохрипел тот, что лапал ее сзади. — Если он не вернет все до пенни через две недели, то ты будешь первая, кого коснется наша месть.

Они ушли так же тихо, как пришли. Вера поднялась на ноги; они подкашивались, казалось, вот-вот она упадет в обморок. Она добрела до спальни, скидывая с себя всю одежду. Вера мылась кипятком, долго терла себя мочалкой, словно так смывая с себя их прикосновения. Пришло мерзкое ощущение, то, что не смыть водой, то, что будет еще долго преследовать. Вера постирала чулки и только тогда почувствовала некое облегчение.

В какие еще долги влез Фредерик? Какое он имел на это право? Как не подумал о них с Леной? Когда сумел скопить такую сумму? Но чем больше она задавала вопросов, тем больше находила ответов. Вот оно, объяснение дорогим покупкам! Вот она, причина странного поведения. Но где, где ей найти такую сумму? Все, что пришло на ум, так это взять в долг у Каталины.

Вера знала, что Кат недавно продала одну из своих картин и наверняка не успела эти деньги куда-нибудь вложить. Она наспех оделась, надеясь, что застанет подругу дома. Каталина отворила дверь не сразу. В тот же вечер на указанный номер Вера прислала деньги. Она не стала пытать мужа, как и он гадать, кто погасил его долг. Все счастливо разрешилось, им не предстояли глупые объяснения, бурные ссоры. Но иногда сильная пощечина лучше молчания. Кто знает, как живут невысказанные слова? Сейчас им удалось отвести бурю, но все равно они осязали нехватку денег. Вера боялась, что муж влезет в новые долги.

Время наступили тяжелые, порой приходила черная мысль, что, опустившись на дно, страна уже не станет прежней. Темная пелена плотно опутала мир, почти не оставив белых пятен, правда, осталось одно место на земле, куда тьма еще не успела проникнуть. Порой Вера жалела, что много лет назад они оставили Россию, ведь там, как сообщали газеты, все было благополучно. СССР казался раем, где у всех была работа, где не знали голода и высоких цен, но это было только с виду. Каждую ночь кто-то исчезал, каждую ночь пополнялась армия строящих эту империю. Свобода осталась словом, был тотальный контроль.

***

Каталина обмакнула кисти в воде и бросила их на стол. Захотелось подойти к окну, чтобы напитаться природой, а там, может, и муза прилетит. Вдохновение — это вещь приходящая и уходящая, капризная служительница Аполлона всегда сама решает, кого коснутся рукой, кому подарить упоительное чувство радости. Картины стали отражением ее внутреннего мира — миры, которые видела во снах, образы из далекого прошлого, далекого Мадрида. В памяти были еще живы узкие улочки и ароматы базаров, памятники, что оставили мавры, напоминавшие о самой лучшей и самой неприятной истории родины. Чем дольше она жила в этом туманном городе, тем больше осознавала, как же отдаленно то время, когда она росла как сеньора, учась всему понемногу и страшно завидуя тем неотразимым женщинам, что поспешили изменить свою природу ради новых идеалов. Теперь она, Кат, превратилась в одну из тех, кого много лет назад назвали бы взбесившимися бабенками.

Каталина помнила свой первый рисунок; ей тогда было всего шесть. Она впервые взяла кисти и акварель и решила нарисовать герберы в вазе, что стояли в гостиной их мадридского особняка. Высушив картинку, она принесла ее отцу и матери, которые сидели на террасе. Мама пила кофе, молоденькая служанка обмахивала ее веером, а отец читал свои любимые газеты, с которыми, как иногда казалось, не расставался. Они умилялись дочерью, но, когда девочка стала постоянно ходить с мольбертом в руках, Ленора отчитала ее, чтобы та оставила мазню и больше этим не занималась. Слова больно ударили, и Кат на долгие годы забросила пристрастие. Она начала рисовать вновь, когда стала женой Джейсона, когда свобода проникла в каждую частицу ее сознания, пустив там крепкие корни.

Муж стал настоящей опорой, она уже не помнила, почему они не понимали друг друга когда-то, потому что сегодня у него не было от нее тайн. Но в один день судьба наслала на них испытание.

— Что случилось? — спросила Каталина, с порога видя состояние мужа. Его лицо выражало безразличие, глаза были пустыми, а губы изогнулись в печальную улыбку. Он сел в кресло, закрывая лицо ладонями. — Что произошло?

— Перси погиб сегодня ночью, — прошептал он.

— Что?! Но как? — Каталина метнулась к нему, нежно беря его ладони, мокрые от слез, в свои руки.

— Его сбила машина, — ответил Джейсон, не смотря на жену.

— Мне жаль, дорогой, — он рывком притянул ее.

— Только ты меня понимаешь, — Джейсон прижался губами к темным локонам, ощущая, как боль пытается подступить к сердцу.

Но, как оказалось, одного понимания было мало. Джейсон замкнулся в себе, в отличие от Маргарет, вдовы его брата, которая оказалась сильной женщиной, не побоялась возглавить типографию и пыталась теперь совместить работу и воспитание единственной дочери — пятилетней Ариадны. Джейсон обвинил Маргарет в черствости и бессердечности, но кто на самом деле знает, что скрывается за маской железной леди? Сам Джейсон предпочел уйти в себя. Мужчины не привыкли показывать свои эмоции, высказывать мысли, тем более обсуждать свои душевные переживания с женами. Каталина думала, что этот этап отношений они оставили в далеком прошлом.

В одно зимнее утро она осознала, что все вернулось в начало. Она так старалась запереть на семь замков мерзкое ощущение из-за грубого отношения мужа. Все эти годы она делала все, лишь бы только Джейсон считал ее равной себе. После смерти брата Каталина ушла на второй план, она знала, что больше не сможет шантажировать его отъездом к Рамону в Мадрид, не скажет, что ненавидит его, — бесполезно. Кат устала стучаться в его закрытые двери. Обычно сложности сближают, а их отдалили друг от друга, стерев взаимопонимание. У нее опускались руки, но меланхолия Джейсона не вечна, и когда-нибудь они снова, как прежде, будут счастливы. Ему нужно время, нужно... переболеть. Но у этой истории будет печальный конец.