Дом яростных крыльев
Шрифт:
— А знаешь что? Я надеюсь, что ему есть от этого какая-то выгода.
«Бронвен пообещала ему горы золота».
— Как я понимаю, золота из сундуков Регио?
«Нет».
— Ты хочешь сказать, что где-то в Раксе у прорицательницы зарыто собственное золото?
«Нет».
— Тогда откуда, скажи пожалуйста, возьмётся это золото?
«От меня».
— У тебя есть золото?
«Почему это тебя шокирует?
— Потому что ты птица! Разве у птицы могут быть деньги? Тебе дал их твой хозяин?
«Никто
Глаза Морргота мрачно сияют на фоне непроглядно чёрного неба, словно он раздражён тем, что я сужу о нём по его физической оболочке.
«Я заработал каждую монету из своих богатств благодаря выгодным соглашениям и своей упорной работе».
Я фыркаю. Не могу сдержаться. Я представляю, как Морргот стучится клювом в двери со свитками пергамента в когтях. А затем, что ещё более нелепо, как он тащит плуг по полю.
— Ты хочешь сказать, что твои железные когти и клюв, помогли тебе заработать богатство честным путем?
«Ты меня раскусила. Благодаря своему магическому арсеналу, у меня была возможность грабить, подслушивать и убивать на радость себе и людям».
Наступает тишина.
«Разве может птица заслужить преданность окружающих каким-то иным способом?»
Истории, которые рассказывала нам директриса Элис, может быть, и были придуманы фейри, которые боялись воронов, но все они основывались на фактах. А то, что Морргот — опасное создание — это факт. Создание, которое, не задумываясь, может убить тебя.
Воспоминание о двух эльфах заставляет желчь подступить к моему горлу. Я с трудом сглатываю, чтобы протолкнуть её вниз.
«Я должен внушать тебе ужас, Behach 'Ean».
«Бейокин»? Я стараюсь подавить своё любопытство, потому что мне не интересны его язвительные прозвища, и я не могу поверить в то, что слова, сказанные после нашего недружелюбного разговора, которые настолько ужасно звучат, значат что-то доброе.
— Скажи мне, Морргот, ты собираешься разрубить меня как тех двух эльфов, как только я освобожу все пять твоих воронов?
Он без колебаний отвечает.
«Ты мне будешь больше не нужна».
Он либо самое омерзительное создание на свете, либо ему стоит поработать над своим чувством юмора.
— Другой бы сказал, что иметь среди союзников королеву — может быть полезно.
«Зависит от того, чья это королева».
Я хмурюсь, так как если он слышал пророчество, он должен знать, что я стану королевой Данте. О, Боги, неужели он думает, что я стану королевой Марко?
Прежде чем я успеваю поправить его, он отлетает от меня подальше так, что я уже не могу различить его на фоне небосвода, как нельзя отличить водную гладь от неба. Этот ворон не только очень чувствительный, но и ведёт себя ещё хуже, чем Сибилла перед месячными.
И хотя ветер колышет ветви хвойных деревьев, которыми усеяно поле, полнейшая тишина вокруг достигает таких масштабов, что я останавливаюсь и поворачиваюсь вокруг себя в поисках Морргота. Я уже начинаю думать, что он бросил меня в этих горах, что ещё больше портит моё и без того уже кислое настроение. Что если я направляюсь сейчас в сторону утёса? Сибилла
упоминала о том, что их здесь полно.— Если у тебя больше нет кандидатур, не восприимчивых к железу и обсидиану, которые не против того, чтобы за ними гналась королевская армия, — шиплю я, — скажи хотя бы, в правильном ли направлении я иду?
«Эти горы у тебя в крови, Фэллон».
Стоит ли мне поправить его и сообщить о том, что генетика так не работает? Я решаю избежать очередной словесной перепалки и сосредотачиваю остатки своей энергии на абсолютно непонятных для меня поисках.
Поскольку его голос звучит только у меня в голове, я не могу определить по нему направление. Он может сидеть на вершине горы в сотнях метров от меня. Если конечно он может передавать голос так же далеко, как может слышать.
— Далеко ещё, Морргот?
Ответ приходит мне в виде ржания, как будто Морргот заставил Ропота ответить мне.
Если только Ропот не попал в беду.
Я пока не очень знакома со звуками, которые издают кони.
Несмотря на то, что внутреннюю поверхность моих бёдер покрывают синяки, я ускоряю шаг, так как мне не терпится забраться на коня и поехать. Я предпочитаю синяки мозолям. Несмотря на то, что сапоги Джианы очень удобные, из-за всех этих пройденных километров по направлению к ущелью и обратно, моя и без того уже раздражённая кожа натёрлась. Если Фибусу был так неприятен вид моих ног раньше, то сейчас он был бы в полнейшем ужасе.
Как бы мне хотелось найти ручей, который не протекает на дне ущелья. Чего бы я только не отдала за то, чтобы опустить туда ноги. К тому же моя фляга опустела после оживлённой прогулки.
— У нас есть шансы найти ручей или реку по пути в Тареспагию?
«Да».
Одно единственное слово никогда не делало меня более счастливой.
— Это далеко отсюда?
Заметив заострённые уши Ропота, я испускаю вздох. Я наклоняюсь и собираюсь бросить пучок набранной мной травы в траншею, как вдруг мои руки в ужасе застывают.
— Она ведь не ядовита?
«Нет».
Я с облегчением бросаю траву к копытам коня на покрытые росой камни, а затем усаживаю своё больное тело в седло.
Пока Ропот быстро поедает свой ужин, Морргот говорит:
«Мы должны добраться до Тареспагии утром».
Утро всё никак не наступает, и всё же, когда первые лучи солнца освещают горизонт, и мои веки открываются, я оказываюсь абсолютно не готовой к тому зрелищу, что предстаёт у меня перед глазами.
ГЛАВА 49
Далеко-далеко на горизонте появляются вершины цвета охры, в которых вырезаны огромные жилища, напоминающие острова, уходящие в небо. Такую иллюзию создают в том числе тонкие облака, окутывающие ряды высоких столбов, которые поддерживают каждое жилище и напоминают ножки стола.
Я моргаю.
Гладкие колонны цвета слоновой кости и трёхэтажные дома не исчезают.
Я тру глаза, потому что у меня совершенно точно начались галлюцинации. Несмотря на то, что эти рукотворные пики не выглядят роскошно, они просто не могут быть настоящими. А если бы и были, то я бы о них слышала.