Дом яростных крыльев

Мне удается надеть петлю на шею ворона только с четвертой попытки. Меня подмывает победоносно вскинуть кулак в воздух, но я не собираюсь праздновать или хвалить себя, пока ворон не окажется рядом со мной.

Едва дыша, я затягиваю петлю. И только потом начинаю тянуть.

Медленно.

Медленно.

Шансы на то, что это сработает, такие же высокие, как шансы на то, что Фибус найдёт себе постоянного спутника жизни, но ведь это волшебные поиски и то, что ими занимаюсь я, было предсказано свыше, так что это должно повысить мои шансы на успех.

Когда тело существа начинает приподниматься, мой оптимизм тоже ползёт вверх. Если это сработает, я хочу себе медаль.

Я продолжаю перебирать руками. Когти статуи скребут по скале, и хотя я, вероятно, придумала это себе, скрежет металла по камню как будто разносится эхом по всему Монтелюсу.

Я останавливаюсь, чтобы отдышаться. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вот и всё. Поворотный момент, который решит, стану ли я королевой, лужей крови на дне ущелья или будущей узницей Марко.

Задержав дыхание, я тяну.

Статуя приподнимается.

На один сантиметр.

На два.

Три.

Я начинаю улыбаться, сдерживаемый мной вдох начинает подниматься вверх по горлу.

Ворон болтается на полпути между мной и каменным выступом.

Осмелев, я начинаю тянуть его всё быстрее.

Видели бы меня сейчас Фибус и Сибилла! Как бы они мной горди…

Хр-р-р-р.

Я застываю.

Одна из косичек протирается.

Во рту начинается пульсация в такт моему сердцебиению, я осторожно натягиваю верёвку.

Стебель трещит.

Пот затекает мне в глаза, и их начинает щипать, но я не смею моргнуть.

Ты справишься, Фэл.

Точно в замедленной съёмке, я перебираю руками, снова и снова, пока голова ворона не оказывается на расстоянии вытянутой руки. Я прижимаю верёвку коленом и наклоняюсь вперёд. Мои пальцы скользят по металлической макушке существа.

Моё горло начинает пульсировать. Я снова сжимаю верёвку в руках и тяну за неё, но когда я протягиваю руку, ворон начинает раскачиваться, и единственное, что мне удаётся это захватить сине-зелёное оперение стрелы средним и указательным пальцами.

Хрррррусть.

Веревка рвётся.

Я крепко сжимаю оперение и держусь за него изо всех сил, солёный пот покрывает мою верхнюю губу. Костяшки пальцев хрустят, а бицепсы вибрируют, в то время как железное тело ворона начинает скользить вниз и тянуть за собой стрелу.

Я сжимаю зубы, упираюсь коленями в землю, желая удержать равновесие, и выбрасываю вперёд другую руку. Я успеваю схватиться за древко как раз в тот миг, когда оно выскальзывает из моих сжатых пальцев, и опускаюсь на пятки.

Ворон резко падает вниз, ударяется о свой насест, после чего устремляется прямо… на дно.

Я промокла насквозь и дрожу. Поднеся стрелу к лицу, я смотрю на неё, а затем опускаю взгляд в ущелье, где металлический ворон балансирует на краю продолговатого валуна. Почему птица не почернела? Может быть, кусок обсидиана остался в вороне? Я вытираю глаза от пота и тщательно осматриваю стрелу, которая двоится в глазах. Я фокусирую зрение и обнаруживаю, что сверкающий чёрный наконечник обломан.

Если хотя бы кусочек обсидиана остался внутри ворона…

Издав разочарованный вопль, я замахиваюсь и бросаю стрелу вместе с порванной веревкой в ущелье. Я наблюдаю за тем, как они падают, не в силах смотреть Моррготу в глаза.

Ущелье расплывается перед глазами, а мои веки опухают и горят, но металлический ворон внизу остается в фокусе моего зрения. Я напоминаю себе, что это волшебное, а не настоящее животное. И что его тело нельзя помять, а органы отбить.

Его…

А что если это она? Что если я только что уронила любимую Морргота?

Статуя накреняется и резко падает в пенный поток клювом вперёд. Её распростертые крылья не дают ей пройти между камнями и утонуть, или, что ещё хуже, уплыть из Монтелюса.

Я провожу костяшками пальцев под глазами, чтобы стереть убежавшие слёзы.

— Прости меня, Морргот. Мне очень жаль.

Стараясь не смотреть на него, я изучаю стены ущелья в поисках тропинки вниз. Взмахи крыльев перед моими глазами заставляют мои веки опуститься ещё ниже.

Я не могу смотреть на Морргота. До тех пор, пока не придумаю новый план.

Но Морргот не позволяет мне его игнорировать. Он хлопает крыльями так близко от моего лица, что задевает щёку. Поскольку его перья мягкие, как шёлк, это не похоже на пощечину, хотя он наверняка собирался мне её отвесить.

Испустив вздох, я, наконец, поднимаю на него глаза.

Он ныряет в ущелье, не так низко, чтобы коснуться своего друга, но достаточно низко для того, чтобы я смогла с тревогой заметить, что между пеной и камнями больше ничего не блестит.

ГЛАВА 47

Куда…

Из пены поднимается чёрное как сажа облако. Я протираю глаза тыльной стороной ладоней и отчаянно моргаю, потому что это не может происходить на самом деле.

Разве наконечник стрелы не был обломан? Неужели я придумала себе тот скол? А, может быть, поток вымыл остатки обсидиана из его тела?

Дым клубами поднимается на поверхность валуна и принимает форму тела, покрытого перьями. Второй ворон Лора.

О, Боги. Я смогла освободить второго ворона Лора!

Поскольку Морргот не может касаться обсидиана, у меня остались только две теории — либо чёрная стрела выпала во время падения птицы, либо поток вымыл её.

Что бы ни произошло, все мои конечности начинает покалывать от радости и облегчения.

Я это сделала.

Я. Это. Сделала.

Магическая реликвия складывает крылья, крутит головой, после чего запрокидывает её. Вместо того чтобы уставиться на своего друга, ворон смотрит на меня такими же светящимися глазами, как у Морргота.