Домой
Шрифт:
– Володя, давай книжки таскать…
Через два часа великое переселение было завершено. Нина с Софьей Моисеевной еще раз прошлись по комнатам, забирая какие-то мелочи. Наконец все собрались в гостиной. Софья Моисеевна устало села на стул:
– Вроде бы все.
– Мама, я хочу кушать! – подбежала Анюта.
– У нас как будто и нет ничего, – развела руками Володина мать, – так все неожиданно. Утром явились с милицией, показали указ об уплотнении, тут же появились эти рожи с ордерами. Ну и началось. Яков только успел уйти. Боже мой, он же еще не знает…
– Пойдемте к нам? – предложила
– Спасибо, Ниночка. Если это удобно, возьми Володю и девочек. Я не пойду – буду ждать Якова и, – Софья Моисеевна зло усмехнулась, – присматривать, чтобы из этих-то комнат не выгнали.
Володя подхватил на руки Анюту. Нина скорее побежала вперед – греть обед. Проходя по коридору, она бросила взгляд на Володину комнату – баба, пыхтя, двигала Володин стол. Увидев Нину, она хлопнула по крышке:
– Обеденный будет! Как баре заживем.
Уставшие дети расселись в Нининой столовой. Нина скорее накрывала на стол:
– Сейчас все будет.
Володя дал Анюте ложку:
– Анечка, кушай. Очень вкусно.
Эля сидела, горящими глазами глядя куда-то в пространство.
– Эля, поешь, – тихо окликнула ее Нина.
Эля непонимающе повернулась:
– Что?
– Поешь.
Эля прерывисто вздохнула.
– Вкусно? – свистящим шепотом спросила она брата, – вкусно?
– Вкусно, – растерялся Володя.
– Вкусно! Вот так и будет – они будут нас уплотнять, выгонять, притеснять – а мы, как ни в чем не бывало…
Она отвернулась. Володя растерянно положил вилку.
– Эля, поешь, – снова сказала Нина, – что же делать? Может быть, завтра их выселят.
– Их никогда не выселят. Они так и будут… строгать детей на Володькиной кровати.
– Но они же жили в подвале! – сказал Володя.
– Что ты сказал? – вскинулась Эля.
– Пожалуйста, хватит, – взмолилась Нина, – давайте спокойно поедим, и вам надо домой, ведь ваш отец скоро придет. Вот Анюта умница – кушает.
– Я скорее поем и пойду в куклы играть, можно? – весело спросила девочка.
– Можно, конечно.
Эля угрюмо взяла вилку. Поев, она встала:
– Мы пойдем, спасибо.
– Не за что.
– Я не хочу уходить! – заныла Анюта.
– Эля, оставь ее тут? А вечером я приведу. Мы поиграем.
– Хорошо, – помедлив, согласилась Эля.
Они ушли. Нина вытащила своих кукол, железную дорогу:
– Во что ты хочешь играть?
– Во все! Давай как будто куклы поедут на поезде?
Через два часа пришла Эля. Куклы успели доехать до Владивостока, за время путешествия они поели в ресторане, для чего Нина расставила кукольный сервиз.
– Пойдем домой, Анюта, скоро папа придет, – сказала Эля рассеянно, – Нина, спасибо тебе, что за ней присмотрела.
– Не за что. Если нужна какая-то помощь – скажи, хорошо?
Эля кивнула и ушла, уводя сестренку. Нина стала убирать игрушки. На душе было мерзко. Эти кошмарные бабы, этот плюгавенький мужичок теперь будут жить в уютной, удобной квартире, в Володином доме.
Нина села и оглядела свою комнату. А если и сюда придут? Ее «шведская» комнатка, светлые обои, веселые картины на стенах! А папина спальня? Там все, как он любит – книжка на прикроватном столике, торшер, маленькое зеркало. А
их гостиная, она же столовая – уютная, теплая, с диванчиком, круглым столом, большим буфетом, книжным шкафом и необычными окнами.А если уплотнят тетю Лиду? Она-то живет одна, а комнат три!
И Нина горько заплакала. Она проплакала почти до вечера, и вернувшийся Арсений Васильевич перепугался до смерти:
– Что сделалось? Ниночка! Девочка моя! Что тут такое? Да расскажи мне!
Нина, вытирая слезы, рассказала про уплотнение. Арсений Васильевич сначала нахмурился, потом рассердился:
– А что ты ревешь?
– А если нас?
– Ну и что? В одной комнате поместимся, я не храплю вроде…
– А вещи?
– Да велики там вещи! Все в одну комнату поставим, лабиринт устроим и будем в прятки играть. Не реви, моя маленькая, не от чего. Ты помогла там? Не устала? Тяжелое не таскала? Ты потом пойдешь, спроси – не надо ли что помочь? Я помог бы Альбергу мебель двигать, если что.
Нина глубоко вздохнула:
– Правда лабиринт сделаем?
– Еще какой. Не думай ты о вещах, моя девочка. Ерунда это все.
Началась новая жизнь в коммунальной квартире. В Володиной и Элиной комнатах жила семья – Нюронька с мужем и тремя детьми. Всем заправляла Нюронька. Мужичок норовил выпить, а выпив, набирался храбрости и возражал Нюроньке:
– Ты что в мужском деле понимаешь? Вот так-то, курва, и не трави ты мою душу…
Начинался скандал, плакали дети, хлопали двери. Если другая жиличка, поселившаяся в кабинете, оказывалась дома, то шла наводить порядок:
– Товарищ Куроесов! Вы что себе позволяете? Теперь, когда женщина равна мужчине, когда товарищ Коллонтай говорит о свободе любви…
Как ни странно, ее бессмысленные тирады успокаивали мужичонку, и он, ложась спать, говорил жене:
– Вот Зоська – толковая баба, на ней бы женился, а тебя с огрызками в подвал. Да ведь никак – ордел-то на двоих даден…
На следующее утро после пьянки он виновато ходил за женой:
– Нюронька, а Нюронька! Ты меня прости уж, дурака. Ну, как по мужскому делу не выпить? А? Ты на меня глянь, я ж ладный еще. Нюронька!
Дети из комнаты почти не выходили. Как-то раз Володя, проходя, заглянул в комнату и увидел, что маленькая девчонка, грязная, сопливая, теребит его кукольный домик.
Тетка из кабинета была громкой и активной. Для начала она предложила ввести дежурства по квартире:
– Мы, товарищи, теперь живем в одной квартире, должны поддерживать порядок. Кто вот вчера в уборной за собой не смыл? Это, товарищи, революционный непорядок. Надо дежурства завести.
– Дежурства – какие? Кто по каким дням за другими смывать должен? – вскипела Софья Моисеевна.
– Это ты, товарищ Соня, утрироваешь. Смывать за собой все сами должны, а кто не смыл – ты уж не обижайся, бедные, бывало, и в ведро ходили… научим. А вот что кухню по очереди убирать – так это надо обмозговать.
– В кухне пусть каждая семья убирает за собой.
– А общая уборка? Ты как себе это видишь? Вон у тебя трое – по коридору так и бегают, а грязи сколько несут? И у Нюры трое – тоже грязь, как ты отличишь, где твои наследили, а где еенные? Нет уж, надо так: понедельник ты убираешь, вторник она….