Домой

– Если бы нахамили… – проворчал Арсений Васильевич.

– А что случилось? – спросил Володя, садясь к столу.

– Ничего особенного. Такая же девка, типа той, в клубе, сказала мне, что вот придет время – и меня пристрелят.

Володя вспыхнул:

– А почему вы про ту девушку плохо говорите?

– Про какую?

– Из клуба! Я понимаю, что вы плохо про нее сказали.

– Она мне не понравилась.

– И что?

– И ничего, – согласился Арсений Васильевич, – ничего. Извини, что я действительно плохо отозвался про твою… эээ… подругу.

– Вы о чем? – спросила Нина, – я ничего не понимаю!

– Да я сам не понимаю, Нина, – задумчиво сказал Арсений Васильевич, – про клуб – это не секрет, Володя?

– Нет.

– Я сегодня проходил мимо рабочего клуба на Забалканском, увидел там Володю, посмотрел на афишу: лекция. Зашел послушать, заодно посмотрел, с кем разговаривает Володя. Эти люди, как и лектор, мне не понравились. Все.

– Почему не понравились?

– Не понравились, и все.

– Вам вообще не нравятся… ну… как сказать?

– Те, кто сейчас считает себя хозяевами жизни? Нет.

Володя кивнул:

– Как и моему отцу. Он презирает наших новых соседей.

– Понимаю его.

– А я не презираю, – медленно сказал Володя, – знаете что? Они совсем не плохие. Совсем.

Арсений Васильевич молчал, Нина пожала плечами.

– Мне рассказывали там, в клубе, – продолжил Володя, – вот эта девушка, да… она работать на фабрике начала очень рано, и мастер… я не понял, что мастер сделал, что-то плохое. И про ребенка она что-то говорила. А у Петра – ну вот этого парня, вы тоже видели – у него братик погиб на заводе. А наши соседи? У их детей никогда не было кроватей! Это же неправильно?

– Неправильно, – согласился Арсений Васильевич.

– Ну вот!

– Что – вот?

– Значит, надо это менять.

– Володя, – серьезно заговорил Арсений Васильевич, – ты говоришь – менять. Конечно, ты прав, дети не должны работать на заводах, дети не должны гибнуть, дети должны учиться… Но почему вышло так, что ты и Нина учились, а эти дети – нет?

– Потому что у вас и у моего отца хватало денег платить за наши гимназии.

– Почему у твоего отца хватало денег?

Володя открыл было рот, но осекся и ничего не сказал.

– Не стесняйся, говори! Потому что он эксплуатировал народ? Да?

– Ну…

– Уж наверное не поэтому, да? Наверное, это было потому, что он работал, работал не покладая рук, и кому об этом не знать, как тебе? А что он делал в свое редкое свободное время? Проверял твои уроки, читал тебе – правда? А что делали отцы тех детей, о которых ты говоришь? Ну хорошо, отцов девушки и парня из клуба ты не знаешь. А чем занят ваш сосед?

– Это понятно все и так, папа, – влезла Нина, – Володя не дурак, ты уж ему так-то не объясняй… Мы про детей.

– Про детей. Да, в новом мире у детей должны быть равные возможности. Считается, что мы строим этот мир. Но почему при строительстве пострадал Альберг и его дети, а эта подзаборная пьянь, не приложив ни малейших усилий, получила отличную комнату и устроила дела своих детей?

– Зальцман говорит, что этих рабочих можно воспитать! – перебил Володя, – и он… понимаете, когда Куроесов стал буянить, он выкинул его на лестницу. И он сказал так – твоему отцу все равно, погибнет этот человек или нет, он не выйдет и ничего не сделает, а я выкину его на лестницу еще, потому что мне не все равно.

– Твой отец вел на заводе технический кружок для рабочих. Не получая за это платы, в свое свободное время. Ты знал об этом?

– Знал, конечно.

– И ты не смог ответить Зальцману, что он несет чушь? Но и это ладно. Ты понимаешь, что видят эти дети? Что их отец, который пьет и лупит их, вдруг за неясные заслуги взял и получил жилье? Которое отобрали у того, что работал и занимался своими детьми? Это им пример? Как дальше жить?

– Он был бедный, ему мало платили, он не видел, как можно жить!

– Это ты не видел! – взбесился Арсений Васильевич, – это ты ничего не видел, а уже берешься рассуждать! Куда ты лезешь? Был бы ты мой сын…

– Что бы вы сделали? – крикнул Володя в ответ, – ну, что? Отлупили бы, да, чтоб возражать не смел?

– Нет, – остыл Смирнов, – бить-то уж точно не стал бы. Не знаю, что бы я делал, Володя. Расстраивался бы, наверное, что глупым растешь…

Володя вспыхнул и вскочил со стула:

– Я домой пойду.

– Да я только рад буду!

Володя выскочил за дверь. Арсений Васильевич опомнился и виновато посмотрел на Нину. Та пожала плечами и вышла из комнаты.

Чертова революция, озадаченно подумал Арсений Васильевич. Ладно дети, но он-то? Хорош, набросился на ребенка!

Он постучал к Нине:

– Можно, маленькая?

– Конечно, – ровно отозвалась Нина.

Арсений Васильевич вошел, сел на стул. Нина сидела за своим столом, перекладывала книжки.

– Что мне делать? – сердито спросил отец, – пойти к нему? Так там от Зальцманов не протолкнуться…

Нина повернулась:

– Зачем ты к нему пойдешь? Опять дураком ругать?

– Я его дураком не ругал, – опешил Арсений Васильевич.

– Глупым назвал. Он не глупый. Он – думает…

Арсений Васильевич сморщился.

– Ну хорошо, – сказал он обреченно, – и о чем он думает? О чем тут думать, скажи на милость?

– Ты против революции?

– А ты как думала? Ты знаешь, сколько я работал – я ничего от тебя не скрывал. Ты знаешь, сколько работала тетя Лида. Мы заработали на магазин и швейную мастерскую – теперь ничего этого нет. Ты считаешь, что при таких условиях я должен быть всей душой за этот переворот?

– Папа, а если бы ты жил не у своих приемных родителей, а остался бы с настоящими? Был бы у тебя магазин?

– Откуда я знаю? Не надо, Нина. При чем тут это? При чем тут – если бы? Я мог бы быть больным, кривым, пьяницей, слабоумным – каким угодно. Но я такой, как есть, от этого и будем отталкиваться.

Арсений Васильевич помолчал, собираясь с мыслями.

– Ты знаешь, что ни я, ни Альберг ни разу не были теми сволочами-эксплуататорами, которых рисует Володя на своих идиотских картинках. Ты знаешь, что я помогал богадельне и еще нескольким бедным семьям, что еще на Охте, да и давным-давно в Галиче я разрешал закупаться в долг и эти долги часто забывал. Ты знаешь, что Альберг всей душой болеет за свой завод, что он ночевал бы там, если бы не семья, которую он обожает и для которой живет. Ты помнишь дядю Прокопа? Который бил твоего Володю по спине пудовыми кулаками – ребенка! Что, и у тебя он вызывает большие симпатии, чем я и Альберг? Как же, он ведь просто не понимает!