Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта

От Артема и его коллег из Центра постоянно требовали предпринимать гораздо более жесткие меры относительно эвакуации и уничтожения имущества перед приходом немцев. В частности, звучали требования взрывать предприятия Харькова и затапливать шахты Донбасса. Однако Артем понимал, чем это было бы чревато для экономики края и его будущего, а стало быть, и будущего сотен тысяч рабочих и членов их семей. Совнарком ДКР был уверен, что вернется в свою республику уже в ближайшее время, а потому категорически отказывался от осуществления самых радикальных планов по уничтожению предприятий региона. Затем, после смерти Артема, его коллеги в биографии главы СНК как одно из главных его достижений отмечали: «Перед уходом из Донбасса под натиском германских войск, он удержал своих товарищей от затопления шахт и уничтожения оборудования в них и, таким образом, спас весь угольный район» [940] . Правда, критики Артема упрекали его в этой связи за излишний «либерализм».

940

Деятели СССР и революционного движения России, стр. 357.

Меньше внимания в ДКР уделяли эвакуации хлеба и продовольствия — собственно, тех стратегических ресурсов, ради которых немцы изначально шли на территорию Украины. В первую очередь, это было связано с тем, что отправлением хлеба в Москву ведал Чрезвычайный областной комитет по продовольствию и снабжению Юга России («Чокпрод»), который действовал на правах отдела всероссийского Наркомпрода. Только по линии этой структуры, действовавшей в тесном контакте с властями ДКР, но все — таки довольно автономно, со 2 февраля по 10 марта 1918 г. в центральные регионы России было отправлено до 900 вагонов хлеба. А после официального начала эвакуации интенсивность отправки эшелонов с продовольствием увеличилась [941] .

941

Поплавський, Дисертація, стр. 156.

Но особенно интенсивно шла эвакуация денежных средств, чем непосредственно ведал Серго Орджоникидзе, до старта этой кампании отвечавший за направление денежных потоков в противоположном направлении — из Москвы в ДКР. К примеру, к 31 марта из Екатеринослава было вывезено денег и ценностей на сумму более 37 млн рублей. По данным Затонского, из Харькова в общей сложности было эвакуировано до 50 млн рублей [942] .

При этом властям Донецкой республики приходилось постоянно искать «золотую середину» между необходимостью, с одной стороны, финансировать мобилизационные мероприятия и оборонную промышленность, а с другой — эвакуировать средства. В 20–е числа марта правительство ДКР приложило немало усилий для погашения панических слухов о полном вывозе денег. Слухи, как мы можем убедиться по приведенным цифрам, не были лишены оснований, однако зачастую гиперболизировались.

942

Ревегук, 1974, стр. 182, 180.

26 марта Совнарком ДКР и ЮОСНХ выступили с совместным заявлением, направленным против паники в связи с вывозом средств. «Не деньги вывозятся на север, а наоборот, правительство из севера посылает деньги на юг для каменноугольной и металлургической промышленности, — говорилось в заявлении. — Некоторые же суммы, эвакуируемые по военным обстоятельствам, отправляются в ближайшие к Донецкому бассейну пункты, которые будут точно указаны особо» [943] .

В тот же день нарком финансов ДКР Межлаук выступил с аналогичным заявлением, угрожая распространителям панических слухов беспощадные кары «по законам военного времени». В частности, он вынужден был изворачиваться по поводу закрытия в Харькове отделения Госбанка: «Комиссариат сообщает, что Государственный банк закрыт вследствие отсутствия денежных знаков, впредь до их получения, которое ожидается в недалеком будущем; все слухи об ограблении Государственного банка и тому подобные являются лишь вздорной болтовней или сознательной провокацией» [944] .

943

Донецкий пролетарий, 26 марта 1918 г.

944

Там же.

Затем данный тезис — о вывозе средств из харьковского Госбанка в некие «пункты» неподалеку для дальнейших расчетов с рабочими — звучал неоднократно. В частности, 7 апреля, то есть в последний день пребывания властей ДКР в Харькове, Артем и Жаков подписали совместное обращение по этому поводу от имени правительства республики: «Совет Народных Комиссаров Донецкой республики объявляет, что ценности из государственного банка эвакуированы в один из пунктов, откуда будут производиться финансовые операции, связанные с деятельностью «Монотопа» и т. д. Всякие слухи о расхищении ценностей являются провокационными» [945] .

945

Донецкий пролетарий, 7 апреля 1918 г.

28 марта Межлаук вынужден был гасить слухи об эвакуации сберегательных касс. Он заявил, что вклады в них являются неприкосновенными, уверив: «Заявляем категорически, что сберегательные кассы будут работать все время, как и раньше, и эвакуация их или хотя бы временное закрытие ни в коем случае не будут иметь места. А потому и нет данных для паники, нет данных для того, чтобы выбирать свои вклады. Спокойствие, граждане — спокойствие» [946] .

Однако спокойствием среди граждан и не пахло. Артему пришлось очень эмоционально отстаивать план эвакуации и в среде своих единомышленников — рабочих, не говоря уже о многопартийных собраниях. 24 марта на конференции фабзавкомов главе Донецкой республики пришлось выдержать значительный прессинг, вызванный паническими настроениями рабочих относительно эвакуации средств. А на следующий день он был подвергнут перекрестному допросу по той же теме на заседании Харьковского совета. Артем заверил, что власти ДКР эвакуируют в первую очередь не деньги, а «ценные бумаги аннулированных займов». «Никто этих бумаг не брал, однако разошелся слух, что большевики вывозят из Харькова 250 миллионов. Но я уверен, что Харьков никогда таких денег не видал», — заявил Артем. Он подчеркнул, что главная цель эвакуации заключается в вывозе товаров и сырья военно — стратегического назначения, особенно меди. И выразил при этом мнение, что с эвакуацией этой продукции у Харькова появится шанс — мол, он станет менее привлекательным для немцев [947] .

946

Донецкий пролетарий, 28 марта 1918 г.

947

Возрождение, 27 марта 1918 г.; Известия Юга, 27 марта 1918 г.

Деньги из Харьковского отделения Госбанка все — таки были изъяты под непосредственным руководством Орджоникидзе. Окончательное изъятие, по свидетельству самих сотрудников банка, произошло 5 апреля. Стоит отметить, что большевики выполнили обещание Межлаука не трогать вклады сберегательных касс, что по тем временам было диковинкой. Управляющий отделением Госбанка пытался уверить большевиков, что «хранение вкладов в конторе вполне обеспечено и нет оснований даже предполагать, что неприятель их захватит». Однако визитеров эти пояснения не удовлетворили. Администрация харьковской конторы составила протокол по поводу того, что «выемка вкладов произведена принудительным порядком», и сложила с себя всю ответственность за возможную утерю средств. В общей сложности из отделения было вывезено 57 мешков денег и облигации «Займа Свободы» на номинальную сумму 3 млн 866 тыс. рублей. Орджоникидзе пояснил, что все средства переводятся в Саратовское отделение Госбанка. Банкиров успокаивали: «Если вкладчики конторы предъявят какое — либо требование по эвакуированным ценностям, Орджоникидзе предложил сноситься с названными учреждениями, где он будет находиться, и требования вкладчиков будут немедленно исполнены» [948] .

948

Возрождение, 11 апреля 1918 г,

Вряд ли затем, после начала немецкой оккупации, кто — то из харьковских вкладчиков смог связаться с Орджоникидзе в Саратове. Однако надо не забывать и о том, что речь в данном случае формально шла о переводе средств из одного отделения государственного банковского учреждения России в другое. В условиях, когда границы России подобным образом ужимались, такая постановка вопроса имела юридическое оправдание. Хотя, конечно, эвакуация денежных средств коснулась не только государственных банков, но и частных. Так, из Юзовки были эвакуированы 5 банков. При этом надо учесть, что многие частные банковские учреждения ДКР сами испытывали дефицит денежных средств, а потому изымать у них можно было только ценные бумаги. К примеру, по данным Астаховой, только из Харькова на восток было увезено 104 млн процентных бумаг. Правда, к завершению Гражданской войны все эти бумаги потеряли всякую ценность [949] .

949

Friedgut, т. 2, стр. 335; Астахова, стр. 147.

Особо остро для правительства ДКР стоял вопрос о том, чтобы при эвакуации денежных средств не страдали рабочие, на которых власть, собственно, и опиралась. Местные власти брали на себя дополнительные обязательства по охране материальных ценностей, предназначенных для зарплат. К примеру, большевики Юзовки постановили за счет своих собственных ресурсов усилить охрану касс заводов Новороссийского общества «с целью не допустить никаких посягательств на заработки рабочих» (после скандала с Залмаевым для большевиков это было особенно актуально) [950] .

950

Большевистские организации Украины, стр. 631.

Артем и члены правительства ДКР неоднократно убеждали рабочих в том, что перед отступлением и эвакуацией предприятий пролетариям и членам их семей будет выплачена зарплата за несколько месяцев вперед. Неизвестно, на всех ли предприятиях успели выполнить это обещание. Но, к примеру, харьковские железнодорожники получили 2–месячный оклад, а активные работники рабочего комитета имели возможность и эвакуироваться вместе с членами семей [951] .

Несмотря на это, сопротивление эвакуации предприятий в целом ряде рабочих коллективов Донецкой республики было значительным и порой принимало довольно горячие формы. Инициатором митингов протеста и принятия резолюций, направленных против эвакуационной кампании, стали меньшевики Донецкой республики, которые усмотрели в этом возможность поднять свои упавшие рейтинги. Если еще за месяц до этого меньшевики упрекали большевиков в самом факте подписания Брестского мирного договора и чуть ли не призывали к «революционной войне до победного конца», то ныне, в 20–х числа марта, позиция этой партии резко поменялась. Теперь она призывала к «непротивлению злу», к подчинению решениям «похабного мирного договора», к отказу от эвакуации предприятий республики и от вывоза сырья.

951

Возрождение, 10 апреля 1918 г.

Меньшевистская партия развернула широкую агитационную кампанию, направленную на то, чтобы рабочие различных предприятий выступили против эвакуации и, соответственно, против инициировавших ее большевиков. Дошло до того, что 25 марта рабочие ВЭК — этой опоры харьковских большевиков — на митинге вынесли резолюцию следующего содержания: «Мы принципиально соглашаемся на вывоз ценных материалов, но если все — таки материалы вывезут все и работать будет нечем, то ясно, что рабочие обречены на безработицу и на голодную смерть. Сегодня же была прочитана официальная бумага на имя комиссара Киркеща с приказанием немедленно вывезти все материалы. Эта бумага произвела на рабочих сильное впечатление. И теперь рабочие требуют у своих представителей в Совете удовлетворяющих объяснений». Тот же митинг выразил недоверие своему Совету в связи с эвакуационной кампанией. Как пояснили рабочие ВЭК, в свое время эвакуированные из Риги в Харьков, «товарищи латыши отлично знают всю тяжесть этой эвакуации». При этом на митинге прозвучали слова о том, что «латыши уже продают мебель за бесценок, чтобы выехать из Харькова», поскольку «они как наиболее революционный элемент знают, что немецкие репрессии будут направлены на них первых». То есть против эвакуации латышские рабочие ВЭК выступали, но мебель на всякий случай продавали, требуя при этом 2–3–месячного оклада авансом [952] .

952

Известия Юга, 27 марта 1918 г.; Возрождение, 27 марта 1918 г.