Дорога без следов
Шрифт:
Неожиданно после одной из очередных осветительных ракет со стороны города ударил пулемет – трассирующие очереди МГ жуткими светляками уносились в сторону леса. Вжавшись в широкую грудь поля, Антон молил всех богов, чтобы немцы их не заметили – пока пулеметчик бил явно не прицельно, беспорядочно поливая огнем различные участки заминированного пространства. Что стоит ему взять немного ниже, и тогда…
Так же неожиданно, как начался, пулеметный обстрел прекратился. Молодой разведчик, напряженно сопя, переполз вперед по спине Петьки, сменяя его. Рядом в темноте белели
– Боятся, гады, – сплевывая набившуюся в рот пыль, повернулся к Семенову Петька. – Бывает, еще прожектор включают.
– Нам только прожектора не хватает, – зло буркнул Павел Романович.
– Ниче, немножко осталося, – заверил мальчик, уползая вперед.
Вскоре наткнулись на первую мшу. Сдвинув на затылок трофейную пилотку, партизанский разведчик осторожно начал разгребать вокруг нее неподатливую землю. Антон перевернулся на спину и стал смотреть в небо, стараясь не думать о притаившейся в непаханой земле смерти.
– Наша, – шепнул разведчик. – Свои, видно, для других приберегли. Вы это, отползайте назад, когда мина.
– Ладно, поторапливаться надо, – проворчал Семенов. – Светает скоро, а мы тут как на ладони.
– Успеем, – успокоил Петька. – Они больше у леса натыкали. А там мы заранее все расчистили.
Еще четырежды приходилось пережидать, пока разминировали дорогу. Одну мину обезвредил мальчик, вновь сменивший напарника. На счастье, эта мина оказалась последней.
Выползли к полотну грунтовой дороги, идущей вдоль поля со стороны городка, и долго лежали, прислушиваясь. От складов снова застрочил пулемет, вспыхнул прожектор, жадно шаря по полю. Засветились в его луче кости коровьего скелета, и луч тут же уполз в сторону, словно испугавшись и не желая лизать своим голубым дымящимся языком белые голые ребра.
– За дорогой овражек, потом хибары, – приблизив голову к Антону, шептал молодой разведчик. – Петька тут каждый закоулок знает. Двигайте за ним, я останусь. Не задерживайтесь, вам до света возвернуться надо.
Молча пожав ему на прощание руку, Семенов и Волков, пригибаясь, перебежали через полотно дороги и спустились в неглубокий овражек.
Мальчик уверенно повел их по его дну, усеянному камнями. Через несколько минут выбрались на противоположный склон, нырнули в темень между покосившимися заборами. В нос ударили запахи отбросов, далеко вокруг распространявших зловоние.
– Немцы сюда не суются, – на ходу пояснил Петька, – не любят запаха. Дерьмо заставляют свозить со всего города, уборные чистить.
Перелезли через плетень, проскочили чьим-то двором, снова перелезли через плетень и оказались на узкой улочке, тесно застроенной низкими домишками. В окнах – ни огонька.
– Живей, живей, – подгонял мальчик.
Дошли до перекрестка, свернули в переулок, потом в другой. Снова запутанные дворы, деревянные будочки
туалетов, сарайчики, изгороди. Как в этом лабиринте Петя находил дорогу, да еще в темноте, оставалось загадкой – наверное, действительно бывал здесь не раз и мог пройти с завязанными глазами.Наконец остановились у одного из домов; мальчик постучал в темное окно. Бледным пятном мелькнуло за стеклом чье-то лицо и исчезло, звякнула щеколда, открылась дверь.
– Кто тут? – спросил женский голос.
– Дядьки Осипа племянник, – ответил мальчик. – Мать гороху просила.
– Сами на овсе сидим, если не побрезгуете, поделимся… Проходите.
Вошли в темные сени. Хлопнула, закрываясь, дверь, открылась другая, ведущая в освещенную коптилкой комнату с завешенными окнами. Петро смело шагнул за порог и поздоровался с сидевшим у стола мужчиной.
– Здрасьте, дядя Осип.
Антон огляделся. Убогая обстановка, давно не беленная печь, около которой встала средних лет женщина в цветастом застиранном переднике, приоткрытая дверь в соседнюю комнату с железной кроватью под лоскутным одеялом. За столом – мужчина с бородкой. Гладко зачесанные назад волосы, худощавый, на вид – лет пятьдесят. Одет просто: поношенная пара и темная рубаха.
– Ждем, – мужчина встал, поздоровался, подав крепкую шершавую ладонь, похожую на наждачную бумагу. Заметив удивление на лицах гостей, пояснил, улыбнувшись: – С малых лет осталось, когда красильщиком работал, ладошки кислотой пожег. Располагайтесь. Это жена моя, Елизавета Петровна, а я Осип Герасимович.
Петька подошел к чекистам, по-взрослому подал руку и, пожелав удачи, ушел. Волков заметил, как, провожая его, хозяйка почти силком втиснула в карман мальчика какой-то сверточек – хлеб, наверное.
– Вот тут и поживете, – шире раскрыл дверь во вторую комнату хозяин, показывая на кровать и топчан. – Автоматики ваши лучше припрятать от греха. Окно в сад, за забором овраги, утречком осмотритесь. Есть у нас чердак, с него замок хорошо видно.
– Это дело, – одобрил Семенов, вешая на гвоздь ватник. – Как с документами?
– Есть для вас два аусвайса настоящие, – Осип Герасимович подал им серо-зеленоватые книжицы с орлом и свастикой на обложках. – Город знаете?
– Только по планам, – не стал скрывать Антон.
– Ну, поправимое дело, – улыбнулся хозяин. – По одному выведу и покажу все проходные дворы. Немеж не Минск, освоитесь быстро, но зря на улицах мелькать не стоит. Курите? Тогда пожалуйста, я сам курящий. Если что надо передать на маячок, то в первое время лучше через меня, или Лизавета сходит.
– Ясно, – Семенов сел на кровать и начал стягивать с ног сапоги. – Как соседи ваши, любопытные?
– «Таракановка», – усмехнулся Осип. – Так поселочек наш прозвали. Всякие люди живут, но в основном хорошие. Думаю, неприятностей не предвидится – люд бедный, при панах голодовал, перебивались случайными заработками, извозом занимались, а теперь почитай одни старухи. Немцы и полицаи навещают нас редко, не нравится им соседство с выгребными ямами, а мы не жалуемся. Так что отдохните пока, а потом покалякаем.