Дорога на юг
Шрифт:
Увидев все это богатство, решил, что мне нужно вначале привести себя в порядок, от меня ощутимо попахивало. Ведь я сорвался в бега, едва выбравшись из трюма рыболовного сейнера, да и после не было возможности помыться. Достав из своего чемодана чистое белье, полотенце и мыло я перешел в санитарный блок, где разделся и попытался привести себя в порядок. Честно говоря, попытка оказалась не слишком успешной. Я разумеется помылся, но вода, текущая из душевой лейки, оказалась едва теплой. Проточный нагреватель гудел со страшной силой, а вода вряд ли превышала температуру парного молока. И к завершению, я даже слегка замерз. Впрочем, даже это пошло мне на пользу, и я почувствовал себя гораздо лучше. В качестве компенсации прихватизировал одну из зубных щеток, моя собственная осталась в поселке, Иколай похоже просто не обратил внимание на то, что у него в ванной комнате остались кое-какие мои вещи. Наверное, впервые с момента появления
Выйдя из душа, решил приготовить себе обед. Некоторый запас концентратов, взятых в дорогу у меня был, поэтому помереть с голода мне не грозило. Помешивая вермишелевый суп в кастрюльке задумался о своих дальнейших действиях. По всему выходило, что меня еще не однажды будут допрашивать, а после и проверять все, что я им наговорю. С одной стороны, если тот же Женька, из которого наверняка сейчас вытрясают душу, не проговорится о том, что Валерка Баранов и Сергей Понамарев, одно и тоже лицо, то мое старое имя не должно будет всплыть. Да и учитывая его официальную смерть, в результате аварии, наверняка и дело давным-давно закрыто. Опять же, кто знает, сохраняются ли отпечатки умерших преступников или нет. Но даже если сохраняются, вряд ли ими поделятся с Соединенными Штатами, поэтому будем надеяться на лучшее.
А раз так, то стоит придерживаться именно версии с письмом. А в нем, в общем-то ничего сверхъестественного написано не было. Ну немного пожурил СССР с его закрытыми от своего же народа границами, и выразил желание посмотреть мир. За исключением разве что, Советского Союза, все это не предосудительно, и как бы считается естественным желанием любого нормального человека. Кстати, наверное, не стоит говорить и о золоте. Если его найдут, можно будет отметить, что готовился к побегу и потому намыл на одном из ручьев. Если же нет, то и вспоминать о нем не стоит, а то еще и получу обвинение в контрабанде. Лучше позже, когда дадут вид на жительства, можно будет или официально объявить о находке, или же пристроиться у какого-нибудь ручейка на Аляске, и после, попытаться выдать его за найденное здесь. Надеюсь, что найду место, куда его можно будет пристроить. Пока же решил его не светить. В остальном приходится только ждать решения руководства.
Конечно будь я известным человеком, все было бы наверняка иначе, но даже в моем случае есть надежда на лучшее. Кстати вспомнился и когда-то прочитанный эпизод связанный с одним перебежчиком. Кстати произошедший не так давно, и это вселяло дополнительную надежду на то, что у меня все получится.
В ноябре 1970 года у побережья Массачусетса недалеко от острова Мартас-Винъярд произошел необычный инцидент. С советского рыболовецкого судна «Советская Литва» на приблизившееся к нему судно Береговой охраны США «Виджилант» спрыгнул литовский моряк-радист Симас Кудирка и попросил политического убежища. Но ему было отказано и его выдали советской стороне. Впоследствии капитан судна береговой охраны ссылался на показавшееся ему потепление отношений между США и СССР, и на фоне этого он решил не накалять обстановку. Как оказалось, был в корне неправ.
Вслед за этим, после того, как сведения об этом инциденте дошли до президента США, этот отказ вызвал серию отставок в руководстве Береговой охраны. И сразу же в закон были внесены поправки прямо указывающие на запрет выдачи любых перебежчиков по запросу советского руководства. Сведения о переходе границы, с того момента, следовало сразу же отправлять президенту США и только он имел право решить, возвращать перебежчика назад, или дать ему право на проживание в стране. И чаще всего это право предоставлялось, за исключением всего нескольких случаев, когда границу переходили отпетые уголовники, которым грозила смертная казнь, за совершенные преступления. Но и тогда, в одном из таких случаев, уголовника с таким прошлым не вернули обратно в СССР, а просто дали пожизненное заключение и определили в одну из местных тюрем, без права помилования. Неизвестно, что лучше.
Начальство появилось на третий день моего пребывания в выделенной мне квартирке. Честно говоря, я уже успел заскучать. И вызванный докладом местного офицера скандал, касающийся моего появления, изрядно меня развеселил. Домик, в котором я находился, был каркасно-щитовым, и я слышал, что происходит внизу, даже тогда, когда старый Гарри Фишман, полицейский, который оформлял мое появление, громко испускал газы. Поэтому я, устроившись возле окна, прекрасно слышал, что происходило внизу.
Оказалось, что о перебежчиках из Советского Союза нужно было сообщать руководству в течении четырех часов с момента их появления. И эти поправки внесены в правила еще с начала этого десятилетия, скорее всего тому виной, как раз тот случай с береговой охраной, подумал я. И теперь приехавшее начальство,
очень опасалось того, что понесет наказание, только из-за одного бестолкового офицера полиции. Впрочем, чуть успокоившись, и похоже с кем-то связавшись, в итоге было решено, что Фишман все сделал более или менее правильно. То есть снял с меня начальные показания, изъял оружие и поселил в полицейском участке взяв под охрану.А нервы начальства, и его отсутствие в городке, как выяснилось были связаны с тем, что в сотне милях севернее Уэйлса, в поселке Шишмарев, обнаружился еще один непонятный мужчина. Как я уже говорил, слышимость была превосходная, и потому я вскоре оказался курсе происходящего, что в итоге мне очень помогло.
Как и следовало ожидать, капитан обнаружился уже на утро. Его, еще находящегося в бессознательном состоянии быстро перенесли в дом, раздели и оказав помощь, сообщили о его появлении в Государственную Службу Гражданства и Иммиграции города Ном. Именно они занимаются подобными случаями. У тех, или не оказалось свободных сотрудников, или была какая-то иная причина, но они связались с городком, в который в итоге приехал я, и отдали распоряжение полиции разобраться с этим делом. Вот начальство и отправилось туда в командировку.
Судя, по их словам, мужчина неизвестно каким путем оказавшийся на пристани, во-первых, был мертвецки пьян, и потому находился без сознания. В общем-то полбутылки водки влитые ему в горло, по здешним меркам, вполне могли соответствовать этому утверждению, хотя по советским нормам, это было скорее опьянение средней тяжести, если не меньше. Во-вторых, у него на руках оказались застегнуты наручники, что вызвало еще большее количество вопросов, на которые так и не нашлись ответы. Честно говоря, опасаясь его внезапного пробуждения, я до последнего момента не снимал с него браслетов, а после скорее всего забыл об этом. При этом, ни единого документа при нем не оказалось, а одет он был в одежду японского и южнокорейского производства. То, что одежда была импортная я заметил сразу. А документы, нужно искать на дне пролива. Похоже капитан был не простым сотрудником.
Самым же удивительным по мнению полицейских, после того, как его удалось привести в чувство, он оказался в невменяемом состоянии. Постоянно просил прощения, говорил, в том, что: «Vovke Didenko prolomili kamnem bashkoo, vinovat ne ya, a Тereha is pervogo pod’ezda», при этом перескакивая с русского языка на английский буквально после каждой фразы. И вообще считал себя четырнадцатилетним мальчишкой и не понимал, как оказался так далеко от «Pitera», просил и позвать маму. Мужчину первым же самолетом отправили в больницу города Ном, а сами вернулись обратно.
По всему выходило, что я все-таки смог добраться до его памяти, правда, как это у меня получилось, так и не понял. Но в любом случае, для меня, и для Иколая, сейчас безопасен. Может когда-то он и сможет прийти окончательно в себя, но к тому времени это дело уже будет закрыто. Да и свидетельствовать о том, что Иколай помог мне с побегом он тоже не сможет, и это радует.
После этого, начальство связалось с нужными людьми в Номе, и уже на следующий день, меня самолетом, в сопровождении офицера, который заодно перевез кофр с моим оружием и документами, отправили в столицу округа. Здесь тоже была вполне благоустроенная комнатка с примыкающим к ней санузлом. Правда уже без холодильника и электрической плиты, но кормили меня трижды в день, принося еду из местной столовой, которая была достаточно сытной, хотя и несколько поостывшей. Но хотя бы в душевой текла горячая вода и это радовало. Из развлечений присутствовал телевизор, с переключением каналов через пульт на длинном шнуре, который выдавал больше пятидесяти каналов на самые разные темы. Благодаря этому я постарался найти языковую программу и большую часть времени повышал свои знания в английском языке, хотя не брезговал и развлекательными передачами. Правда заниматься всем этим приходилось только перед сном.
Сразу по приезду, меня прогнали через медицинское обследование, сделали несколько прививок, а после несколько дней подряд опрашивали совершенно разные люди. Причем некоторым из них было совершенно не интересно то, как именно и почему я решил покинуть Союз, а вот описание тех мест, где я побывал и что видел, интересовало даже очень. В принципе ничего секретного, я не знал, а описание мест старался делать скорее поверхностно, упирая, на незнание предмета. Например, при описании леса говорил про деревья говоря, что не разбираюсь в их породах. При просьбе описать место где служил Женька, вообще сказал, дальше проходной меня никуда не пускали, а по слухам здесь стояли танки, оставшиеся со времен войны, и старые автомобили. Один из которых пятьдесят девятого года выпуска я и приобрел. Одним словом, пытался изображать из себя не слишком образованного человека, хотя вряд ли преуспел в этом. Все же как заметил один из этих людей, английский язык выучить я сумел, значит не такой уж и недалекий.