Дорога перемен
Шрифт:
— Знаете, в Бриджпорте родился Генерал Том-Там, Генерал Мальчик-с-Пальчик [7] , — говорит Элкезер. — Ростом он был всего сто два сантиметра.
Он зажигает свет — одну лампу, вторую, третью, — и темный коридор оживает.
— Чувствуйте себя как дома. Здесь много интересных цирковых реликвий. И на третий этаж не забудьте заглянуть.
Третий этаж почти весь занят миниатюрным куполом цирка. В центре устланные опилками три красные арены. Над одной висит страховочная сетка для акробатов на трапеции. В углах тяжелые тумбы, на которых стоят слоны. Наверху натянута
7
Чарлз Шервуд Стрэттон по прозвищу Генерал Том-Там — лилипут из труппы Ф. Т. Барнума.
— Если бы она была чуть больше, я бы попробовала пройтись, — признается мама, одной ногой уже ступая на арену.
Я закрываю глаза и вижу публику. Красные прожекторы на вытяжных шнурах кружатся над головами детей.
Я оставляю маму и обхожу имитацию цирка по периметру. Здесь есть экспозиция о слоне Джамбо, чей скелет (как написано) выставлен в Нью-Йорке в музее естествознания. А вот это уже интересно. Я наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть фотографию огромного скелета (для сравнения рядом со скелетом сфотографирован человек). Мужчина на снимке — Эрнест Элкезер собственной персоной. Я как раз читаю надпись, когда с помятым конвертом в руках подходит смотритель.
— Джамбо — мой любимец, — говорит он. — Приехал в Штаты более века назад на корабле под названием «Ассирийский монарх». Барнум прогуливался с ним по Бродвею с большим духовым оркестром и всевозможной помпой.
Подходит мама. Элкезер смущенно протягивает ей конверт.
— В те времена люди еще не видели слонов. И не настолько уж он был и огромен, но сам факт: настоящий слон! А через три года его сбил скорый грузовой поезд. Остальных слонов, которые переходили пути, тоже сбил поезд, но они выжили. А вот Джамбо… Джамбо не смог.
— Его сбил поезд? — Я потрясена.
— Ты же пережила авиакатастрофу, — замечает мама.
— Барнум разделал животное и передал останки различным музеям. Продал даже сердце. Корнелльскому университету, за сорок долларов. Можете себе представить?
— Мы уже пойдем, — прощается мама.
— Ох, здесь все деньги, — вспоминает Элкезер. — Если хотите, можете пересчитать.
— Уверена, в этом нет необходимости. Благодарю.
— Нет, это вам спасибо.
Мы оставляем его на третьем этаже — смотритель нежно касается фотографии Джамбо.
Когда за нами закрываются тяжелые двери музея, мама разрывает конверт.
— Ребекка, мы богаты, — напевает она. — Богаты!
Мы садимся в машину и выезжаем со стоянки, царапая тротуар бампером, словно граблями. Проезжаем мимо мальчиков, играющих в гандбол. Мимо какой-то толстухи с землистого цвета лицом. Мимо сворачивающего за угол барыги: мужчина в кожаной кепке разворачивает маленький мятый квадратик бумаги. А перед моим мысленным взором стоит тяжелый ход автокортежа, живой звук трубы и неспешная поступь слонов по Мейн-стрит.
31
Джейн
День рождения Ребекки мы празднуем в географическом центре Америки. Прямо в окрестностях Таунера, штат Северная Дакота, я вручаю ей кексик «Хостес» с воткнутой в него свечкой и пою «С днем рождения тебя».
Ребекка даже краснеет от удовольствия.
— Спасибо, мама. Не стоило тратиться.
— У меня и подарок есть, — говорю я и достаю из заднего кармана конверт.
Мы обе
его узнаем — грязный конверт, в котором под сиденьем «Эм-Джи» лежали деньги. Внутри его ручкой из мотеля я написала долговую расписку. Ребекка читает вслух: «Обязуюсь купить все, что захочешь (разумеется, в разумных пределах), во время похода по магазинам».Она смеется и осматривается. Мы притормозили у дорожного знака, который гласит, что здесь географический центр, и, не считая скоростной магистрали за нашими спинами, вокруг, насколько я вижу, бескрайние поля.
— Наверное, придется подождать, пока мы снова наткнемся на цивилизацию и сможем пойти в магазин, — говорит Ребекка.
— Нет, в том-то и соль, что сегодня мы весь день посвятим тому, чтобы найти приличный магазин и купить одежду. Одному Богу известно, как она нам нужна.
Старая рубашка Оливера, которую я не снимаю, покрыта масляными пятнами и пятнами от еды. Мое белье тоже невероятно грязное. Ребекка выглядит не лучше. Бедная девочка даже не взяла с собой приличный бюстгальтер.
— И каково оно — ощущать себя пятнадцатилетней? — спрашиваю я.
— Почти ничем не отличается от ощущений четырнадцатилетней.
Ребекка запрыгивает на свое место: она уже довела свое мастерство до уровня искусства. А я… я продолжаю перелезать через дверцу, и обычно моя нога застревает в ручке.
— Ладно, — соглашается Ребекка и усаживается, свесив ноги через пассажирскую дверцу. — Куда поедем?
В Таунер, как мне кажется. Туда направил нас Джоли, хотя, как я уже знала по опыту, в Северной Дакоте даже заправка и пара деревянных лачуг может назваться городком.
Ребекка велит мне ехать прямо по грязной дороге. Пару километров мы проезжаем, не замечая вокруг ни единого признака жизни, не говоря уже о торговле. Наконец нам на глаза попадается полуразвалившийся сарай, перекошенный на правую сторону. На сарае шестиугольник, два попугая-неразлучника, окрашенные в основные цвета радуги.
— «У Элоиз», — читает Ребекка.
— Это не может быть магазином. Это даже домом назвать нельзя.
У сарая стоит несколько машин, настолько старых, что у меня возникает ощущение, будто я попала в декорации к фильму пятидесятых годов. Ради интереса я останавливаюсь и выбираюсь из машины.
Распахнутые двери сарая подпирают длинные шесты с горящими свечами с ароматом лимонной травы. Внутри ряды бочек с откидными крышками. Все подписаны: «МУКА», «САХАР», «КОРИЧНЕВЫЙ САХАР», «СОЛЬ», «РИС». Когда переступаешь порог, в нос ударяет запах, как будто где-то горит патока. В одном углу сарая за загородкой огромная свиноматка, лежащая на боку (скорее всего, завалившаяся от собственного веса), и десять пятнистых поросят, которые пытаются занять более выгодное положение у ее сосков. Рядом со свинарником — длинная струганая доска, лежащая на самодельных козлах, а на ней серебристый кассовый аппарат, в котором кнопки утоплены в окошках «50 центов», «1 доллар», «Без сдачи».
— Я слушаю вас, — обращается к нам женщина.
До этого момента она стояла, наклонившись к свиньям, поэтому ни Ребекка, ни я ее не заметили. Ребекка уже изучает самые дальние уголки сарая, поэтому отвечать приходится мне.
— Если честно, — признаюсь я, — мы ищем, где бы купить новую одежду.
Женщина всплескивает руками. У нее жесткие рыжие локоны-спиральки и тройной подбородок. Ростом она не выше полутора метров. Когда она идет, обувь чавкает, как будто у нее мокрые носки.