Дорога в бесконечность

– Лина!
– окликнула ее Мати.
– Я не в своей повозке! Гор хотел, чтобы я была рядом с ним, - на этот раз она решила, что лучше сразу все объяснить, - потому что демон... Он мог ждать меня за гранью города, чтобы напасть...

– И до сих пор может!
– нахмурилась женщина.
– Ну-ка пойдем, быстро! Я тебя провожу!

– Не надо, Лина! Ничего со мной не случится! Тут пройти-то несколько шагов!

И, не дожидаясь возражений караванщицы, она побежала догонять повозку Хранителя. А потом ей представилась возможность, наверное, впервые в жизни, порадоваться тому, что караван еще не покинул пределы пограничья.

"Ну что я за дура такая!" - с досадой подумала она, только провалившись по колени в сугроб, поняв, что перед тем, как выскочить из повозки, не прикрепила к валенкам снегоступы. Когда же, выбравшись из сугроба, начала стряхивать с себя снег, она с удивлением поняла, что какие там снегоступы, девушка не удосужилась даже сменить туфельки, которые надевала в городе, на обувь снегов.

"Но даже если я забыла...
– терялась она в догадках.
– Я должна была сразу почувствовать, замерзая!" - а, между тем, никакого холода не было, наоборот - ей было жарко! Над этой странностью можно было раздумывать до бесконечности, пытаясь отыскать ответы на все новые и новые вопросы, без какой-либо надежды когда-нибудь хоть в чем-то разобраться.

Девушка вздохнула, а затем махнула рукой:

"Не важно!
– девушка мотнула головой.
– Нужно поскорее вернуться в повозку. Мне сейчас только простудиться и заболеть не хватает! Для полного счастья!"

Снег на тропе был неглубоким, сверху его покрывала прочная ледяная корка. Ноги скользили, то и дело проваливаясь, то по щиколотку, а то и по колено. Удивительно, как она не потеряла туфли, поразительно, что не упала, хотя ноги постоянно скользили по льду, который, казалось, покрыл все вокруг.

Вот, наконец, и повозка.

"О, боги!" - с облегчением вздохнув, она забралась внутрь.

Лампа горела приглушенным, тусклым светом, который мог справиться с набившимся в чрево повозки мраком. Все, что ему удалось, это не допустить полного торжества темноты, внося в нее смуту. Но девушке было все равно.

"Главное, что тепло. И... Гор здесь, - увидев мага, Мати облегченно вздохнула.
– Спит,-улыбка тронула ее губы.
– Хорошо!" - ее глаза блестели,словно все ночные звезды, которым не осталось места на небеса, собрались под ее ресницами. Она уже собиралась подобраться поближе к Хранителю, устроиться рядом с ним и соснуть немного, но потом, вспомнив, что не задернула как следует полог, вернулись к нему. И тут вдруг...

– Лис! Нет!
– резанул ее по слуху громкий, полный панической боли, крик, оборвавшийся мертвой тишиной молчания, которую так хотелось хотя бы чем-нибудь заполнить. Хоть чем-нибудь! Но только не тем, что родилось в глубине ее собственной души. Это было... Так воет ветер над телом умершего, плачет дух, видя со стороны свое собственное тело. Таким полным безнадежности стоном небо провожает уходящего в подземный мир.

– Кто-то умер...
– сразу поняла Мати. Эта мысль обожгла ее болью, но пока еще, не понятая до конца, не соединенная с другими, продолжала звучать несколько отрешенно. Так обычно думают, глядя со стороны: "Умер... Жалко, конечно... Но это ведь происходит постоянно. На все воля богов. Надо верить в то, что придет новая вечность, и все ушедшие вернутся. И... Все-таки, хорошо, что смерть пришла не в мою повозку, не в повозки тех, кто мне дорог..."

А потом, начав задумываться, осознавать, выходя из оцепенения одной бездны, чтобы тотчас погрузиться в другую, еще более черную и глубокую, она зажала ладонями рот, сдерживая рвавшийся наружу крик. Из глаз полились слезы:

– Лис...
– прошептали губы, впервые не видя за именем образа, так, словно оно больше не принадлежало никому.

– Это... Это не может быть правдой! Как? Почему? Я должна...
– и, не понимая, что делает, чувствуя лишь, что не может больше ни мгновения оставаться на месте, она вывалилась из повозки, чтобы, завязая по колени в снегу, вновь и вновь упрямо выбираться из него, падать, обжигая ладони о ледяное пламя, и подниматься, не позволяя себе передохнуть хотя бы мгновение.

Мати остановилась лишь у повозки Лиса, возле которой уже начали собираться караванщики.

– Мам, пойдем с нами, мам!
– близнецы пытались оттеснить Лину в сторону, увести, а та, с непокрытой головой и растрепанными волосами, рыдала в голос, цепляясь руками за край повозки, кричала:

– Пустите меня! Я должна быть с ним!
– а затем вдруг, словно попав под порыв ледяного ветра, задрожала, взмахнула руками и безжизненной тенью осела в снег.

– Мам, мы с тобой, мы рядом, мы никогда не оставим тебя...
– юноши все говорили что-то, говорили, не оставляя Лину ни на мгновение наедине с ее мыслями.

– Как убивается, бедная!
– донесся до Мати чей-то печальный вздох.

– А что с Лисом-то?
– таким же напряженным шепотом, в котором, на этот раз, было не только сочувствие, но еще и любопытство, спрашивали караванщики, говорившие за спиной у девушки.

– Непонятное что-то... Я слышала краем уха... Этот раб-лекарь говорил Атену... В общем, якобы он уснул и...

– И что? Не может проснуться?

– Ну... Если обычный сон перешел в вечный... Тогда уж не проснется... Во всяком случае, до конца вечности... Всем нам рано или поздно предстоит уснуть...

– Да уж... С вестниками смерти не поторгуешься...

– На все воля богов...

– И вообще... Так даже лучше - во сне: ни боли, ни страха, ни отчаяния... Не понимаешь, что умираешь... Просто спишь... И спишь дальше.

– Если бы госпожа Кигаль позволила мне выбирать... Я хотела бы для себя такой смерти.

– Да...
– согласились остальные. О чем тут было спорить?
– Вестники смерти всегда нежеланные, незваные гости, но так лучше, чем долгие часы, даже дни замерзать в снегах. Или умирать с голоду. Или оказаться нанизанным на рога дикого оленя...

– Если бы было можно выбирать...

Они еще что-то говорили, но Мати не слушала. Она не могла. Ей было так жаль Лину... И близнецов. А Лис... Нет, она просто была не в силах поверить в то, что его больше нет! Ведь совсем недавно она говорила с ним!

Перед глазами у девушки стоял его образ - не тень, не призрак - он был такой четкий и ясный, словно живой человек. Высокий, широкоплечий бородач, с настороженными глазами и большими теплыми ладонями...

"Это несправедливо!
– хотелось закричать ей в глаза склонившихся над землей небожителей.
– Почему он должен был умирать! Кому это было нужно! Он не был стариком, не болел, не был ранен! Он мог жить, должен быть жить...!"

– Расходитесь по своим повозкам, - ее мысли прервал хмурый голос хозяина каравана.

– Пап!
– Мати тотчас бросилась к нему.
– Пап...

– Потом, дочка, - Атен остановил ее прежде, чем она успела задать свой первый вопрос, сам же продолжал, обращаясь уже не к ней - ко всему каравану: - Останавливайте оленей. Разбивайте цепь... И готовьте факелы, - замолчав на мгновение, он закинул голову назад, чтобы взглянуть на небеса. Тьма сгустилась, как бывало перед приходом зари.
– Нам надо торопиться. Скоро рассвет. А обряд должен быть совершен до первого луча солнца...