Дорога за грань
Шрифт:
Морок присела на корточки рядом с нами:
– И как ощущения?
Аура малышки пронизывала нотками торжества, победы, случившегося чуда. Чуда новой жизни. Я пожал плечами:
– Я уже держал раньше младенцев на руках.
Морок улыбнулась:
– Знаю. Но тебе нужно было обязательно ощутить это чувство сейчас снова. Сопоставить его с тем, другим чувством. сопоставить эту жизнь с той уничтоженной, отнюдь не невинной чужой жизнью.
Сопоставить? Красное на чёрном? Горячее красное на холодном чёрном камне под музыку клинков... Аура торжества, аура ожидания счастья грядущих дней, аура, сулящая, что теперь всё будет прекрасно... Ребёнок на моей груди завозился и открыл глаза. Они были абсолютно чёрные, даккарские.
Глава 44
Венки:
Морок
Первый шок от ритуала прошёл, и теперь я просто чувствовал себя сильно измазанным грязью даккарских истин. Просто измазанным грязью. В этом не было фатальности, не было решающих событий или судьбоносных выводов. Просто я в очередной раз прогнулся под одну из своих родин. Только и всего. Гадко, больно, но переживу.
Помог ли мне этот эпизод с ребёнком? Возможно, в какой-то степени. Всё-таки маленькие неолетанки - это очень сильная магия. Недаром именно после этого ритуала с младенцем на руках мужчину считают частью рода Арнелет и полностью ему доверяют, каким бы ни было его прошлое. А может, дело совсем и не в ребёнке, а в Морок, в том, как ненавязчиво и в то же время уверенно она пыталась помочь мне.
Моя легенда легко коснулась моего плеча губами. Это не было требованием секса, просто ласка. Не то, чтобы я когда-нибудь сомневался, что она в случае необходимости будет вот так внимательна и терпелива ко мне. Нет. Даже наоборот, я всегда был уверен, что она поведёт себя идеально, как и полагается настоящей ами. Просто знать и чувствовать - это совсем разные вещи. И ощущать эти лёгкие прикосновения сейчас было чем-то очень важным.
Я никогда не был одинок в этом мире. За моей спиной всегда стояли армии: армия Даккара в лице отца, армия Арнелет в лице матери. Морок просто стала ещё одной армией за моей спиной. Спокойной мощью, безусловно преданной нашему браку. Мы были полезны друг другу, но не это скрепляло наш союз. Где-то внутри я всегда знал, что когда-нибудь женюсь, однажды и на всю жизнь. И что она будет вот так обнимать меня, любуясь. Что я буду иногда спорить с ней, язвить, подшучивать, но пойду за ней в огонь и в воду. Так положено, так правильно, именно так находят счастье. Морок тоже знала эту правильность, и это знание было основой нашего союза.
Если подумать, с женой мне повезло. Агатея несомненно стоит своей славы. Какая ещё ами могла бы дать мне столько свободы и одновременно быть всегда рядом? Отдать бразды правления даккарскому братству, и в то же время несомненно быть мне хозяйкой. Так неустанно и искренне восхищаться мной и всем, что я делаю, будучи далеко не фанаткой даккарской культуры.
В чём-то я даже люблю её. Такой мудрости и такому объёму доверия трудно не восхититься. Такой солдатской твёрдости с романтическим нутром поэтессы. Хм... в ауре кружились лёгкие нотки желания и нежности. Да и такому восхитительному умению неустанно меня желать, как в первый раз, тоже очень трудно противостоять.
– Малыш, ты хочешь поговорить?
– Да, пожалуй.
– О чём-то определённом?
– О произошедшем. Думаю, это стоит обсудить.
– Как получилось, что ты не проходил этот ритуал? Мне казалось, что он обязателен для мальчиков на Даккаре?
– До 21 года я мало принадлежал Даккару. Вместо ритуалов первой крови и ордена Цуе у меня был первый бал, я был представлен некоторым влиятельным мужчинам из теневой лиги, и наконец, я собрал 17 алышей за цветочную неделю.
– 17? За 5 дней? 3-4 женщины в день?
– глаза моей легенды округлились
– Да, Элни даже вроде бы слегка обиделся на меня, сказал, что я своей юношеской гиперсексуальностью, усугублённой даккарскими генами, разбиваю ему устоявшиеся отношения с женщинами. Конечно, он шутил, но переполох я тогда среди женщин ещё тот навёл.
Я улыбался, вспоминая ритуал цветочной недели,
первых пяти дней, когда я объявил семье, что достиг половозрелости. Внимание всех женщин в доме вдруг приобрело совсем другой угол зрения. Моя собственная фати, не смущаясь, обсуждала прелести то одной, то другой женщины, посмеиваясь над моим смущением. На Арнелет было принято купаться в любви во всех её смыслах. И я купался. Покидая мою постель, они дарили мне по цветку, и эти цветы стояли большим букетом в широкой вазе у меня в спальне.– Я по-настоящему стал жить как даккарец только в 21 год, когда сбежал из дома. Сначала устроился пилотом к одному работорговцу. Не то, чтобы служба была совсем безопасной, но пилотов в бой никто не кидал. Но всё-таки я умудрился распороть себе руку в мастерской, а потом, не доверяя корабельному доктору, зашёл в госпиталь в Клинках зашить рану. Маме доложили в течение часа. Она примчалась в Клинки, начисто позабыв все свои обиды за мой побег, и потребовала от отца обеспечить мою безопасность. Отец сначала направил меня в ученики к одному из своих братьев. Тот учил меня рассчитывать обеспечение гарнизона, расставлять линии обороны, организовывать патрули и вообще командовать базой не в первой линии обороны братства. Командовал он зенитчиками возле южного узла братства. За те пять месяцев, что я у него учился, они даже ни разу не выстрелили ни по кому. А потом отец просто ляпнул на меня ордена командора и отправил охранять Селеновые рудники, с которых все бандиты разбежались при одном моём появлении.
– Разве старшие мужчины на торговом корабле или твой дядька не должны были провести для тебя этот ритуал?
Я усмехнулся:
– Должны были, и обязательно бы провели, если бы знали что я его не проходил. Я скрыл это. Мама ещё продолжала искать мне жену, а 99% неолетанок мой опыт убийства безвозвратно бы отпугнул.
Я не видел лица моей легенды, но почему-то был уверен, что сейчас она улыбается. Что-то такое плескалось в её ауре.
– Венки, ты не представляешь, насколько ты уникален. Ты так небрежно сочетаешь в себе такие несочетаемые вещи, так играючи создаёшь гармонию в союзе несовместимого. Твои родители пошли на многие уступки, чтобы понять мир друг друга, но так и остались каждый в своём мире. Анжей и Ретка приложили много сил, чтобы стать ближе к миру другой стороны, но в итоге оба приходят к тебе за советом. Даже Мэй, всё детство жившая среди даккацев, от даккарской культуры сохранила разве что грубость и сквернословие, ну, может, ещё упрямство. В остальном она просто грубоватая эми. А ты, не задумываясь, соединяешь в себе эти миры, для тебя это легко и естественно.
Я оглянулся, заглядывая ей в глаза:
– Надеюсь, ты ценишь, насколько уникальный парень тебе достался?
Она рассмеялась, и этот смех без лишних слов говорил о многом. Он и аура счастья, лёгкими, еле заметными искорками кружащаяся вокруг. Скорее всего, она любит меня. Просто её любовь не несёт в себе ноток демонстративности, да что там демонстративности: моя легенда не только кричать, она и шёпотом говорить о своей любви не умеет. Скорее всего, научена этому какой-нибудь чередой потерь. Потерь тех, кого любила. Должна же она была любить, неолетанки от природы влюбчивы.
Я развернулся, заглядывая моей легенде в глаза - серый пепел погибшей Арнелет. Но сейчас они улыбались: редкое явление. Она просто смотрела на меня и восхищалась. Чему? Как я страдаю после совершённого убийства? Да, возможно, она сама своё первое убийство перенесла намного сложней. Уверен, так и было. В отличие от меня, она настоящая неолетанка. Для неё это было потерей собственной души.
Души? Искра понимания, медленно разворачиваясь, ясно предстала перед глазами. Мои переживания ничто по сравнению с тем, что перенесла она. Да что там, скорее всего, они ничто по сравнению с тем, что она переносит каждый раз, отправляясь на операцию. По крайней мере, я в себе не чувствую потребности ставить поминальные свечи по убитым врагам, а она это делает каждый раз. Она заботится обо мне, но на самом деле нуждается в заботе гораздо больше меня. Истинная магия Арнелет?! У этой магии израненная душа, а моя душа только слегка испачкалась.