Дорогой Билли Миллиган

– Ммм, – промычал я.

– Как тебе здесь нравится?

– Не знаю. Мне не с чем сравнивать.

– Никогда раньше не был в барах?

– Нет.

– Ну ничего, скоро наверстаешь, я тоже на первом курсе таким был.

Вот отсюда и последовала цепь нудных наставнических реплик (не постоянных, но систематических).

– Ясно, – сказал я, сделав глоток.

Короче говоря, я уже и не вспомню этот пьяный спонтанный диалог во всех деталях, но наш разговор затянулся на несколько часов. Мы рассказали друг другу практически всю нашу подноготную, в точностях описали цели и амбиции, выразили свое мнение относительно экономико-политической обстановки в мире (с его инициативой) и пришли к тому, что он хотел бы заняться печатным делом. Его вдруг перед новым годом посетила мысль открыть собственную типографию, чтобы следить за всеми новейшими и острыми новостями, составлять свое мнение и публиковать все это в небольшой газете собственного выпуска. Я поинтересовался, почему он этого еще не сделал, на что он мне ответил, что он может выразить свою точку зрения и составить прогноз, но записать это на бумаге не способен.

– Я как лев, который пытается взлететь в небо, – скромно заявил он мне тогда.

Как выяснилось, он искал человека, который был готов придавать его мыслям красивую словесную форму, и этим человеком оказался я. На самом деле, мне не очень-то и хотелось связываться с такими утилитаристами, как он, уж слишком они черствые и банальные. Никакой поэзии в их жизни нет. Но тогда я грезил мечтами о всемирной славе, видел себя знаменитым журналистом, печатающимся в самых престижных газетах и журналах, надеялся однажды превзойти писательский гений Харуки Мураками, Федора Михайловича Достоевского, Габриэля Гарсиа Маркеса и многих других великих и непревзойденных прозаиков. Вот я и согласился.

Он переоборудовал первый этаж своей двухэтажной квартиры на одной их заселенных улиц в типографию, поставил два рабочих стола, купил груду бумаги, перенес всю лишнюю мебель наверх, купил вывеску и написал на дверном стекле «ОТКРЫТО 24/7». Попросил старого знакомого с факультета компьютерных технологий и прикладной математики создать ему забесплатно сайт, где разместил нашу электронную газету и еще несколько важных элементов вроде опросника по интересующим вопросам, окошка с предложениями по улучшению работы сайта и содержанию газеты, структуры нашей «организации», информации об открытых вакансиях и прочее.

Я в эти дела не лез, держался подальше от любой ответственности и ждал первой темы для первой статьи.

В конечном итоге, понеся небольшие убытки, мы вырвались на рынок, заняли там скромное место со скромной долей, но нашли своих потенциальных читателей, удержали постоянных покупателей и стали самой что ни на есть настоящей типографией с настоящей историей. Симбиоз утилитарного предпринимателя и журналиста выстоял на плаву.

С тех пор прошло два года. Вот и вся история.

Вернемся к тому, что я разобрал практически половину бумаг уже к 4 часам дня. Через пару часов мой рабочий день должен был подойти к концу. Я вспомнил, что не успел пообедать, и решил сделать перерыв. Вытащил из сумки приготовленные утром бутерброды с куриным филе, сыром, помидорами и листиком салата и отдался гастрономическому экстазу. Практически всегда я оставался наедине с собой. Приятель поднимался на второй этаж и, как настоящий босс, работал там в своем личном кабинете. Спускался вниз только по необходимости, заговаривал со мной только по работе, никогда не обедал на людях и не подпускал ни одну живую душу наверх. Скажу вам сразу, наша работа не стоила того, чтобы раздувать их нее такое большое и важное дело. Но чем больше значимости он вкладывал в каждую газету, тем больше смысла для него имело дальнейшее существовании организации. Смысловая теория вещей.

После обеда я закончил с остальной частью бумаг, выключил свет над столом, забрал куртку, попрощался с Приятелем и пошел домой.

До дома я добирался пешком, потому что жил не совсем далеко, а общественный транспорт в этот час пик не так уж и привлекал. Конечно, многим моим знакомым казалось странным мое страстное увлечение пешими прогулками в полном одиночестве. Они всегда вскидывали брови, изображая крайнее удивление, выпячивали глаза и хором бросали в лицо: «Один?! Ты правда гуляешь один?!» Кто-то считал, что я так оправдываю свою асоциальность, кому-то импонировала мысль о моем психическом расстройстве, а кто-то видел причиной отсутствие друзей. Что ж, каждый из них был прав. Я не мог спорить с людьми об их мнении. Они имели полное право думать обо мне в свободной манере без каких-либо самодовольных ограничений и запретов. Однако тот прискорбный факт, что они не хотели принимать мою правду, уж очень огорчал. Ведь на самом деле, я просто очищал мысли. Включал какую-нибудь непопулярную музыку, может кого-нибудь в стиле фолк, или поп-стиле, а порой даже соул. Неважно, кто именно играл в наушниках, чувства должны были тянуться к каждой ноте, а музыка соответствовать каждой эмоции. Слушать песни для поднятия настроения, кстати говоря, было последним, что я любил в этой жизни.

Так вот, я включал музыку, закуривал и прогуливался по городу до тех пор, пока не расставлял каждую мысль на свое почетное место. Голову я представлял как записную книжку или пустой стеллаж. Переходил дорогу на зеленый свет, додумывал какой-нибудь насущный вопрос и записывал результаты в нужной графе с нужным названием или же убирал прочитанный том на нужную полку. Потом, конечно, снова терялся, и приходилось возвращаться обратно, чтобы исправить ошибку в записи или переставить книги местами. Такая медитация мне нравилась. Однако поглощенность собственными мыслями не всегда приносит пользу. Иногда мне кажется, что мой мозг раздувается до таких невероятных размеров, что череп готов расколоться на крохотные осколки, чтобы выпустить поток этих совершенно несвязных, запутанных, излишне затейливых, болезненных мыслей, которые становятся уже не подтверждением твоего существования, а скорее ношей твоего ума.

Я добрался до дома не слишком поздно, но ни есть, ни пить, ни браться за дела не было желания, поэтому я приготовил постель, принял душ и лег. Удушливый воздух иссушил мое тело, я открыл окно, глотнул немного свежего воздуха и лег обратно. С улицы раздавались гулкая мелодия города. Голоса людей, прерываемые ветром, лай собак, рев мотора проносящейся рядом машины, какие-то ремонтные работы на фоне. Я вслушивался в каждый их них безучастно, практически отвлеченно. Смотрел на кривой изгиб плинтуса и вздутый от влаги паркет, распылял мысли и томно выдыхал внутреннее напряжение.

И вдруг в этот момент передо мной вырос образ Девушки из психбольницы. Я совершенно забыл про Доктора и его заманчивое предложение. Что должно было скрываться за ее историей, чтобы он говорил об этом с таким трепетным волнением и еле уловимой дрожью в голосе? Казалось, это должно было быть связано не только с ней, но и с ним самим, иначе его беспокойство не имело бы оправдания.

«Чего я хочу больше? Узнать тайны самой нашумевшей психиатрической больницы и ее гениального владельца? Или услышать таинственную историю незнакомого мне пациента? А что если это и есть их главная тайна? Или Доктор пытается улизнуть от интервью таким хитрым ходом? Но зачем? Он ведь был согласен, с чего бы ему передумать?»

Я не мог определиться только лишь по одной причине – пронзительному взгляду, встретившему меня после упоминания о Девушке. В противном случае, не будь такой реакции, я без сомнения склонил бы свой выбор в сторону психбольницы. А сейчас приходилось взвешивать все «за» и «против». До чего неприятное положение – принимать решение, не зная последствий.

***

Ночью я практически не спал. Каждый миллиметр моего тела проникся нестерпимой тяжестью и усталостью, но сознание не хотело отключаться. Около шести часов утра, когда солнце протягивало свои первые лучи через предрассветный туман, поглощая его и оставляя после себя легкую влагу, я поднялся с теплой постели и поплелся на кухню. Сварил себе ароматный кофе, с которого всегда начинался мой день (не помню, чтобы когда-нибудь я его не приготовил), вышел на балкон и начал жадно опустошать кружку, закуривая сигаретой и глядя на серое пятнадцатиэтажное здание, возвышающееся в метрах десяти от моего. Всего одна мысль крутилась в моей пока еще просторной от волнений голове.

«Доктор или пациентка?»

«Доктор или пациентка?»

«Доктор или пациентка?»

Как бы то ни было, от своего решения я не собирался отказываться, поэтому недолго всматриваясь в одинокие балконы, выбрал Доктора. Поставил кружку в мойку, принял душ под прохладной водой, чтобы отогнать сомнения, оделся и вышел из дома, даже не стал тратить время на завтрак.

Конечно, в такую рань ни один общественный транспорт не ездил. Не то чтобы город, но даже ранние птицы ютились в молчаливом покое.

Я шел по глухой улице до перекрестка, оставляя за собой гулкий скрежет по земле. Вдыхая утреннюю прохладу, я возвращал прогретый воздух, наблюдая, как мимолетно растворяются видимые капли. Раннее утро имеет привычку навевать мысли о свободе и твоей одинокой беспомощности перед вселенной.

Повернув налево, я вышел на просторную центральную улицу района. Пара машин крадучись проехала мимо, и выхлопные газы пробудили во мне токсикомана. Стало не по себе от мысли, что мне может нравится то, что вредит жизни. Но разве не все люди склонны любить то, что их убивает?