Дорогой длинною
Шрифт:
– Выпьем, Сергей Александрович, - просто предложила она, беря бокал. – За молодость нашу весёлую выпьем. Девчонкой была - думала, навсегда она…
а сейчас оглянулась - и нет ничего.
– Да ты и не изменилась почти…
– Вот и неправда ваша. Но всё равно спасибо. Илья, что же ты-то?..
Пить ему совершенно не хотелось. Но ещё больше не хотелось выглядеть дураком, и Илья подошёл к дивану. Бокалы, соприкоснувшись гранями, дрогнули звоном. Илья выпил залпом, не почувствовав вкуса вина. Настя чуть пригубила и, поставив бокал на стол, с улыбкой смотрела, как пьёт – медленно, до дна - князь Сбежнев.
– Как вы живёте, Сергей Александрович?
–
– Тоже ведь, поди, дети взрослые?
– Знаешь, нет.
– Князь допил мадеру, отставил бокал.
– Я ведь, по чести сказать…
Он не закончил фразы, но Настя догадалась сама и всплеснула руками, уронив на колени гитару:
– Вы что же - не женились?!
– Не женился, Настя, - виновато сказал Сбежнев.
– Понимаешь, сначала было не до того… Дела, имение, управляющие-воры… Потом всё не было нужных средств… А когда они появились, наконец, - оказалось, что время моё ушло. Я не сторонник неравных браков.
– Каких неравных?! Сергей Александрович! Да за вас бы любая, любая пошла! Не глядя побежала бы!
– Девочка моя милая… - рассмеялся князь.
– Да ведь бессребрениц в Москве всегда было возмутительно мало. А с твоим отъездом не осталось вовсе.
Настя тоже засмеялась, тихо и весело.
– А помнишь, Настя, тот вечер у Воронина? Ты пела "Соловья", и так неожиданно для нас всех появился старый граф… И тогда Марья Васильевна… Они же так любили друг друга, а вот пришлось же расстаться из-за… из-за пустяка, по сути. Предрассудки, боязнь света, граф и цыганка… Какая же это всё чепуха!
– Вы не поверите, я тот вечер тоже часто вспоминала.
– Настя наигрывала на струнах весёлую польку, но смотрела грустно.
– Кто же подумать мог, что и мы с вами вот так же сидеть будем, как старый граф и Марья Васильевна, и прежние годы вспоминать? Вы… - Она вдруг опустила гитару, взглянула прямо в лицо Сбежнева.
– Вы хоть сейчас-то простили меня, Сергей Александрович?
– Мне не за что было тебя прощать. Напротив, я и тогда, и сейчас дивился твоей смелости. Немногие и светские барышни сумели бы поступить так, как ты… - Князь взглянул на Настю и вдруг улыбнулся.
– А это ты сумела сохранить?
– Это?
– Настя коснулась пальцами длинной нити жемчуга, свисающей до талии.
– Ещё бы мне было не сберечь. Ведь это единственный подарок, который мне от вас остался. Помните, я вам тогда сказала - жемчуг к слезам?
– И что - сбылось?
– серьёзно спросил Сбежнев.
Настя не ответила, снова улыбнулась, опустив ресницы. Илья, стоящий рядом, знал: больше ничего не скажет. Отчётливо понимая, что ни Настьке, ни князю он тут не нужен, чувствуя, что надо бы уйти или, на худой конец, отойти к цыганам, он не мог этого сделать.
Так вот откуда у неё эти бусы… Подарок сбежневский сберегла. Столько лет, чёртова баба, берегла, и не потеряла, не подарила, не продала, как всё остальное, как даже то, что он, Илья, дарил ей… Сохранила и нацепила сразу же - вот, мол, любуйся, князюшка милый, как я тебя помню, как любила…
А князюшка и рад стараться. И ежу понятно, что из-за неё, Настьки, он и не женился. И врёт, что случайно мимо проезжал, наверняка рассказали друзья, тот же Толчанинов или Строганов, что Настька в Москве, вот и понёсся, как за святым спасением… Тьфу. Совсем совести у господ не стало, к чужим жёнам лезут в открытую. Что же Сбежнев так смотрит на Настьку? Неужто забыл, что законный муж здесь, рядом,
и долго терпеть не станет? И плевать на Митро, и на цыган плевать - если этот князь ещё хоть раз на его жену вот так посмотрит, он…Настя поудобнее устроила на колене гитару.
– Что же мне спеть вам, Сергей Александрович?
– На твой выбор. Я ведь так давно тебя не слышал… Хотя, впрочем, нет.
Спой, если не в тягость, "Снова слышу".
Аккомпанемент романса был трудным, Илья знал наверняка, что сама Настька его не вспомнит. И точно - через минуту она обернулась к нему, взглядом прося помощи. Всего-то и нужно было подойти и взять на гитаре с десяток аккордов, но Илья отвернулся, медленно отошёл. Стараясь не встречаться взглядом с цыганами, уставился в окно, за которым в темноте сада шуршал дождь. Хмуро подумал: и чего, в самом деле, беситься? Ну, приехал князь, ну, морочит Настьке голову словами всякими… Да ведь она не дура-девчонка, на слова не купится, не побежит за ним, подол задравши.
Так, посидит, молодость вспомнит - всего и дел. Илья потёр кулаком лоб, вздохнул… и резко обернулся, услышав высокую ноту скрипки.
Гришка стоял за спиной матери, и лицо его было совсем взрослым, серьёзным. Глядя куда-то поверх голов цыган, он касался смычком струн, и казалось, будто грустная мелодия сама собой рождается прямо из воздуха.
Вскоре к скрипке присоединились мягкие гитарные переборы, и Илья, вздохнув, понял, что Настька вспомнила-таки аккомпанемент. Короткий аккорд, пауза - и голос:
Снова слышу голос твой, слышу - и бледнею.
Расставался, как с душой, с красотой твоею.
Если б муки эти знал, чуял спозаранку, –
Не любил бы, не ласкал смуглую цыганку.
Краем глаза Илья заметил какое-то движение у двери. Он повернул голову и увидел Маргитку, заглядывающую в комнату из сеней. Поймав взгляд Ильи, она поманила его и тут же скрылась. Какое-то время Илья медлил, затем осмотрелся и, убедившись, что внимание цыган поглощено Настей и князем, не спеша вышел из комнаты.
В сенях было темным-темно.
– Чяёри, где ты?
– Здесь, на сундуке.
– Что случилось? Зачем? Народу полон дом.
– Илья на ощупь нашёл руку Маргитки, притянул её к себе.
– Ты дрожишь вся, что с тобой?
Маргитка вырвала руку. Отрывисто спросила:
– Ну, что, - видал?
– Что?
– растерялся он.
– Настьку свою! Крокодилицу свою! И этого гаджа! Видал? Понравилось?!
Вот и попробуй мне теперь голову дурить, как она тебе верной семнадцать лет была. Ни за что не поверю!
– Не верь, коль не хочешь, - мрачно сказал Илья.
– Не твоё это дело.
– Ах, не моё?!
– взвилась она.
– Илья, да ты ослеп, что ли? Ты посмотри на свою Настьку - она же засветилась вся, как князя увидала! Всякий стыд потеряла, прямо на лестнице на шею ему кинулась, а сама старуха давно!
– Чяёри…
– Ну, давай, давай, дожидайся!
– продолжала бушевать Маргитка.
– Жди, пока она тебя на всю Москву опозорит! Дэвлалэ, где ж ты свой ум похоронил, морэ?! Да ты подумай, что делать-то будешь, если Настька твоя с князем пойдёт?