Дорогой длинною
Шрифт:
– Шваль! Потаскуха! Дрянь подзаборная, да как тебе в голову пришло?!
Об отце ты подумала? А о матери? А о семье? Кто теперь после тебя других наших девок замуж возьмёт?! Да что он тебе за золотые горы пообещал?
– Ничего-о-о не обещал… Я его люби-и-ила…
– Кого - Сеньку?! Ошалела ты, что ли? Ну, иди к нему, пусть женится, коли так!
– Да его же в каторгу сегодня забрали-и-и… Яшка, Яшенька, не бей меня, я не могу больше, я выкину…
– Молчи, холера… - плюнул Яшка.
– Ну-ка, живо собирайся, поедем в Таганку. Там одна чухонка вычистку за три рубля делает, никто не узнает.
Поехали!
–
– Не будет никакой вычистки. Я его любила - слышишь? И ребёнка этого я рожу.
Убей меня, а рожу!
– Чего?! Ах ты, дура… Господи, ну что за дура… Что я с тобой делать теперь буду, а?
Яшка схватился за голову, закрыл глаза. Маргитка на четвереньках подползла к нему, осторожно тронула за колено.
– Яшенька… Я ведь всё равно уйду. Только я одна пропаду…
– Пропадёшь, - подтвердил он, не поворачивая головы.
– Яшенька… Христом-богом… Увези ты меня отсюда. Поедем вместе, золотенький…
– Куда я поеду, с ума ты сорвалась?
– завопил Яшка, вскакивая.
– Ну, куда?!
– Куда хочешь… - Маргитка снова заплакала.
– Яшенька, не бросай… Я не могу одна, я умру на улице…
– Дэвла, да что ж это… Да куда же я пойду-то? От Дашки? Как я уеду, что я ей скажу? Я же обещал! У нас свадьба скоро! Я Илье и Насте слово дал! Что они про меня подумают? Что Дашка подумает? А цыгане?! Все скажут - сбежал, испугался на слепой жениться. Как же мне-то…
– Яшенька-а!
– Маргитка, заголосив, вцепилась в его сапог, прижалась к голенищу растрёпанной головой.
– Яшенька, поедем…
– Пропади ты пропадом, проклятая!
– Яшка нагнулся, с силой оторвал от сапога руки сестры.
– Собирайся!
– А ты куда?!
– всполошилась Маргитка, видя, что брат идёт к двери.
– Не бойся. Жди внизу, я приду. Только нашим на глаза не сунься.
Дверь за Яшкой захлопнулась. Маргитка торопливо расстелила по полу большую шаль, начала бросать на неё, не глядя, не расправляя, платья и кофты. Она не плакала больше, лишь время от времени вытирала лицо рукавом.
Связав узел, поставила его у двери, глубоко вздохнула, переводя дыхание, и выскользнула за дверь.
Комната отца и матери была последней по коридору. Маргитка осторожно просунула голову в незапертую дверь, осмотрелась, убедилась, что внутри пусто, с облегчением пробормотала: "Спасибо, господи…" - и вошла.
Тяжёлые портьеры из пыльного плюша были задёрнуты, и в комнате стоял полумрак. Сумрачно поблёскивали в углу часы с боем, внутри их неторопливо ходил тяжёлый маятник. На стуле лежало вечернее платье Илоны из гладкого чёрного шёлка. Опасливо косясь на него, как на живое, Маргитка на цыпочках прокралась к буфету орехового дерева со множеством ящичков. Открыв один из них, пошарила в глубине, извлекла свёрток потёртой ткани, развернула. На колени Маргитки упал маленький лаковый портрет в овальной рамке. Молодая цыганка в чёрной шали на одном плече, с гладко убранными назад волосами прямо и неласково взглянула на неё.
– Мама… мамочка… - Слёзы покатились снова, но на этот раз Маргитка решительно вытерла их.
Завернула портрет матери обратно в лоскут, положила было на место, но тут же, повинуясь внезапному порыву, опять вытащила свёрток, сунула за пазуху и метнулась за дверь.Яшка осторожно приоткрыл дверь в комнату невесты. К своему большому сожалению, он увидел, что Настя никуда не ушла и сидит рядом с кроватью дочери, отвернувшись к окну и кутаясь, словно зимой, в тяжёлую шаль.
– Тётя Настя, можно?
– тихо спросил он.
– Не надо, чяворо, - не оборачиваясь, сказала она странным, сдавленным голосом.
– Заразишься ещё.
– Тётя Настя, я недолго!
– взмолился Яшка.
– Очень надо! Очень!
– Ну, если очень, то входи.
Настя встала и, едва Яшка шагнул внутрь, быстро вышла из комнаты.
Лучшего нельзя было и пожелать. Как только дверь за ней закрылась, Яшка подошёл к кровати, опустился на колени возле изголовья.
– Даша… Девочка… Не спишь? Как ты?
– Я не сплю, - тихо сказала Дашка, и в голосе её слышалась радость. – Хорошо, что пришёл, я уже скучать начала. Знаешь, я завтра уже, наверно, на ноги встану. Мама говорит, что рано ещё,а я знаю, что могу…
– Даша… - Яшка хотел продолжать и не мог. В горле встал комок, и он, силясь проглотить его, вдруг почувствовал руку Дашки на своих волосах.
– Что с тобой?
– Она помолчала.
– Я чую, ты ж не просто так пришёл.
Говори.
– Даша, я… Прости меня, ради бога. Я… мне… я уйти должен. Уехать.
Прямо сейчас.
Дашка молчала. Яшка поднял глаза. Лицо невесты было, как обычно, безмятежным, глаза смотрели в стену.
– Куда уехать?
– наконец спросила она.
– Не знаю. С Маргиткой. Она, холера…
– Я знаю.
– Откуда?!
– поразился он.
– Знаю, и всё.
– Знаешь, что она понесла?
– Да.
– И от кого, знаешь?
– Д-да… - Голос Дашки чуть дрогнул, но Яшка не заметил этого, с сердцем ударив кулаком по полу.
– Чтоб он сгорел, этот жулик! Всегда знал, что неприятностей с ним не оберёмся!
– Жулик?..
– Ну да! А кто он, Паровоз-то? Спортил девку, собачий сын, и смылся на каторгу, выкрутился! Вот ей-богу, если б его не забрали, я из него ремней нарезал бы. Что - не веришь?!
– Верю.
– Дашка снова погладила его по волосам. Яшка поймал её руку, стиснул в ладонях холодные тонкие пальцы. Про себя он уже решил: скажет Дашка "останься" - и он останется, пускай потаскуха-сестрица выворачивается как сможет сама.
– Что же… Поезжай, - тихо произнесла Дашка.
– Дашка! Я вернусь - слышишь? Пристрою эту дуру куда-нибудь и приеду за тобой. Сразу же! Ты мне веришь, что я тебя не бросаю, что от слова не отказываюсь? Веришь?
– Верю. Не бойся.
– Дашка откинула одеяло, спустила ноги с постели и, пошарив руками в воздухе, села рядом с Яшкой на пол.
– Я подожду, не беспокойся, - внезапно перешла она на шёпот.
– Я… знаешь что?
– Что?
– так же шёпотом спросил Яшка.
– Я… тебя люблю очень. Правда.
Яшка молча привлек её к себе, осторожно поцеловал раз, другой, третий, даже не сообразив, что впервые целует свою невесту, провёл рукой по её волосам, по бледной щеке. Дашка прильнула к его плечу.