Дорогой дневник

Вечер субботы и все воскресенье я живу в странной, серой, тягучей реальности книги, благо домашние по воскресеньям наносят визит тете Лене, и компанию мне составляет только старичок Марс — наш толстый полосатый кот.

Предки возвращаются подшофе, что-то роняют, хихикают и стараются ходить на цыпочках, но в прихожей звонит телефон.

— Да. Да. А что случилось? — раздается папин встревоженный голос, и мама, предвосхищая трагедию, охает.

Окончив разговор, отец сообщает, что в соседнем городе умер Иван Петрович — его двоюродный дядя, о существовании которого я узнаю только сейчас.

Не то чтобы мне не пофиг на неведомого Ивана Петровича — он все равно уже в лучшем из миров, но начинается такая суета, что потревоженный курятник отдыхает.

Мама тут же вживается в роль жены декабриста и, разбудив поздним звонком начальство, просит недельный отпуск за свой счет, папа заказывает билеты на поезд, орет на кого-то в трубку и с грохотом достает с антресолей чемоданы.

Ближе к полуночи родители вспоминают и обо мне: врываются в комнату и заставляют записать их наказы на листочек.

— Эля, ты все поняла? Повтори. Молодец. Мы всего на пять дней.

Аллилуйя! Меня оставляют одну на пять дней!

***

Квартира погружается в темноту и тишину только в половине третьего, но я не могу уснуть.

Включаю настольную лампу и пробую рисовать: без сюжета, по наитию.

Получается занятно. Получается тот самый пятничный попутчик, и, глядя в его нарисованные глаза, я почти забываю, что завтра снова придется переться в гимназию и заставлять себя жить.

Глава 4

6 марта, понедельник, конец второго урока

«Дорогой дневник!

Снег в этом году начал таять в середине февраля и с наступлением марта почти исчез. Естественно, я поверила синоптикам, пообещавшим аномально раннюю весну, и вытащила из кладовки любимые конверсы.

Но с утра на улице подстерегал такой мороз, что уши свернулись в трубочку, а кеды в секунду промерзли насквозь.

Литр черного кофе натощак тут же аукнулся болью в желудке, да еще и радостное, невыносимо яркое солнышко резануло глаза».

— Фригидная, поэму пишешь? — орет Алька со второго ряда, и я от души демонстрирую ей фак.

Слышала, что где-то существуют уникумы, у которых по утрам исключительно хорошее настроение, энергия ключом и миллионы планов. Эти счастливцы с удовольствием бегут на работу, в универ или в школу, и там у них тоже все круто: отличный коллектив, взаимоуважение, важность и нужность.

А я никак не могу справиться с желанием плеваться и убивать.

Мой коллектив, демонстративно игнорируя учителя, занимается своими делами: кто-то шепчется, кто-то в голос ржет, кто-то рисует непристойности на парте. Каюсь: я тоже не в теме урока, но учебник прочитала на десять параграфов вперед и на лабораторке точно не ударю в грязь лицом.

— Литвинова, вы записываете? — Физичка грозно поправляет очки, и я, кивнув, снова хватаюсь за ручку.

От страшного азарта, томления и желания выговориться подрагивают пальцы.

«Да, мой рассказ начался с нытья, но дальше будет такое…

Поскольку родители, гремя чемоданами, в дикую рань умотали на вокзал, мне пришлось добираться до школы на автобусе.

Хотя в надежде еще хоть одним глазком взглянуть на то “чудо” в наушниках, я бы в любом случае поехала на автобусе: мне вдруг стало крайне важно сравнить настоящего незнакомца с его темным, прекрасным образом, застрявшим на подкорке. Успокоиться, выздороветь или окончательно сойти с ума.

В сто сорок пятом было подозрительно немноголюдно — я даже умудрилась занять место у окна и порадоваться удаче, подспудно готовясь к грядущим испытаниям и представляя перекошенную злобой физиономию Аллочки.

Но на следующей остановке, пропустив вперед нескольких бабушек, мое “чудо” нарисовалось в средней двери.

Я не сразу осознала, что вижу его , а когда осознала — задохнулась от восторга. Потом заметила, что парень тоже в конверсах, а еще он, кажется, жутко замерз: нос и уши были трогательно красными. Я пялилась, будто узрела старого друга, бро или божество с крылышками, и улыбалась как помешанная.

Парень поднял глаза, увидел меня и направился прямиком в мою сторону. Сел рядом со мной, а я, в приступе дикой паники, чуть не выпрыгнула в окно.

— Привет, Эльф! — Он широко и светло улыбнулся, и мне показалось, что он тоже рад встрече. Он, черт возьми, меня вспомнил!

А его глаза на солнце сияли таким нереальным, спокойным, не поддающимся определению оттенком моря, что мне захотелось кричать.

Я вспыхнула, потупилась, шумно проглотила слюну и проскрипела в ответ:

— Привет».

Со мной только так и бывает: когда позволяю себе чем-нибудь увлечься, не спать ночами и мечтать о шансе, шанс возникает внезапно и тут же пролетает мимо. А я, все прохлопав, заставляю себя поверить, что возможности не было изначально.

«— Что слушаешь? — Парень кивнул на мои наушники, и я неловко протянула ему один.

“Take me away everyone”^[3] — донеслось из динамика, когда тот поднес его к уху. Символично.

Парень как-то странно на меня посмотрел, вернул наушник и вдруг начал расстегивать свою черную парку. Сначала я не догнала, что он делает, и лишь сильнее вжалась в спинку сиденья.

Но под паркой у него оказалась черная футболка с логотипом Joy Division…

Мать твою, жизнь, что ты творишь! Я бы все отдала за пару часов общения с фанатом этой группы. Мое первое впечатление было верным: у нас синхронно настроены мозги!