Досье Дрездена. Книги 1 - 15
Шрифт:
Глава двадцать девятая
Вернувшись домой, я первым делом позвонил Мёрфи на мобильный. Не вдаваясь в детали, я описал ей ситуацию.
— Боже правый, — выдохнула Мёрфи. Могу я убеждать людей или где? — И они способны весь город заразить этим своим проклятием?
— Похоже на то, — подтвердил я.
— Чем я могу помочь?
— Нам надо помешать им подняться с этим в воздух. Но, конечно, рейсовыми полетами они пользоваться не будут. Выясни, есть ли заказы на чартерные вылеты между семью и половиной девятого. И вертолеты тоже.
— Погоди, — сказала в трубку
Я услышал легкое пощелкивание компьютерных клавиш. Мёрфи спросила кого-то о чем-то — полицейская рация, не иначе. Когда она взяла трубку снова, голос ее звенел от напряжения.
— Тут неприятности, Гарри.
— Ну?
— Пара детективов выехали, чтобы арестовать тебя. Похоже, отдел убийств хочет тебя допросить. Ордер не выписывали.
— Блин. — Я сделал глубокий вдох. — Рудольф?
— Крыса длинноносая, — буркнула Мёрфи. — Гарри, они уже на подъезде. У тебя в распоряжении несколько минут.
— Ты можешь запудрить им мозги? И послать людей в аэропорт?
— Не знаю, — призналась Мёрфи. — Мне вообще положено не приближаться к этому делу больше, чем на милю. И не могу же я объявить, что террористы собираются атаковать город биологическим оружием.
— Используй Рудольфа, — посоветовал я. — Шепни ему неофициально, что я говорил, будто Плащаницу вывозят из города на чартерном рейсе. Пусть уж поколотится лбом об стену, даже если не найдет ничего.
Мёрфи хрипло усмехнулась:
— Знаешь, Гарри, временами ты даже способен говорить умные вещи. Каждый раз это застает меня врасплох.
— Спасибо на добром слове.
— Что я еще могу?
Я сказал.
— Ты шутишь.
— Нет.
— Нам нужны люди, а твой отдел вмешаться не может.
— Как раз когда я начала надеяться на твой здравый смысл.
— Так сделаешь или нет?
— Угу. Обещать не могу, но постараюсь. Ладно, шевелись. Они ведь сейчас приедут.
— Уже ушел. Спасибо, Мёрф.
Я положил трубку, открыл шкаф и достал пару старых картонных ящиков с разным тряпьем. Порывшись в них, я нашел-таки свою старую брезентовую ветровку. Она здорово выцвела и в паре мест порвалась, зато была чистая. Ей, конечно, недоставало той приятной, успокаивающей тяжести на плечах, но она скрывала пистолет гораздо лучше, чем куртка. И вид я в ней имел крутой. Ну, по крайней мере круче, чем без нее.
Я рассовал по карманам причиндалы, запер за собой дверь и сел в Мартинову машину. Мартина в ней не было. Сьюзен сама сидела за рулем.
— Давай быстрее, — сказал я.
Она кивнула и нажала на газ.
Отъехав от дома на некоторое расстояние, я оглянулся. Нас никто не преследовал.
— Я так понимаю, Мартин отказался помогать?
Сьюзен покачала головой:
— Нет. Он сказал, у него есть другие дела, важнее. Еще он сказал, что это относится и ко мне.
— А ты что?
— Сказала, что он узколобый, твердокожий, выживший из времени, эгоистичный ублюдок.
— Стоит ли удивляться, что ты ему нравишься.
Сьюзен чуть улыбнулась.
— Братство — это вся его жизнь, — сказала она. — Он предан делу.
— А ты? — спросил я.
Некоторое время Сьюзен вела машину молча.
— Как все прошло у тебя?
— Поймали самозванца. Он выложил нам, где соберутся нехорошие парни сегодня вечером.
— Что
ты с ним сделал?Я рассказал.
Некоторое время она косилась на мое лицо.
— Ты в порядке? — спросила она наконец.
— Нормально.
— Вид у тебя не совсем нормальный.
— Ничего. Все прошло.
— Но ты в порядке?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Хорошо, что ты этого не видела.
— Да? — спросила Сьюзен. — Это почему?
— Ты дама. Мочить нехороших парней — мужское занятие.
— Грязный шовинист.
— Угу. Это я от Мёрфи набрался. Дурное влияние, понимаете ли.
Мы миновали первый указатель по дороге на стадион.
— Ты правда думаешь, что можешь победить? — спросила Сьюзен.
— Угу. Черт, в списке неприятностей на сегодняшний день Ортега занимает третье место, если не четвертое.
— Но если даже ты победишь, что это изменит?
— Еще как изменит! Так меня убьют не сейчас, а позже вечером.
Сьюзен рассмеялась. Смех вышел не слишком веселый.
— Ты не заслужил такой жизни.
Я сощурился.
— Заслуги, — произнес я замогильным голосом, — не имеют ни малейшего отношения…
— Заткнись, — возмутилась Сьюзен. — Если ты мне еще Клинта Иствуда цитировать будешь, я машину на столб намотаю.
— Довольна, шпана? — ухмыльнулся я и поднял левую руку ладонью вверх.
Мгновение спустя ее ладонь мягко легла в мою.
— Должна же девушка и честь знать.
Остаток пути до стадиона мы проехали молча, держась за руки.
Мне еще ни разу не приходилось видеть Ригли с пустыми трибунами. Для стадиона это как-то неестественно. Сюда приходишь вместе с оравой людей, и на твоих глазах что-то происходит. На этот раз возвышавшийся посреди акров пустых стоянок стадион еще более обычного напоминал огромный скелет. В пустых трибунах гулял, посвистывая, постанывая и подвывая, ветер. Сгущались сумерки, и по асфальту стоянок тянулись паучьими лапами тени от незажженных фонарей. Тьма сгустилась в арках и входах стадиона, отчего они напоминали пустые глазницы.
— Ну, хоть вид у него не такой призрачный, — хмыкнул я.
— Что дальше? — поинтересовалась Сьюзен.
Еще одна машина свернула к стадиону следом за нашей. Я узнал ее: я уже видел ее на стоянке рядом с МакЭнелли вчера вечером. Отъехав от нас футов на пятьдесят, она затормозила и остановилась. Ортега вышел из машины и, не закрывая дверцы, нагнулся, говоря что-то водителю — смуглому мужчине в темных очках. На заднем сиденье были еще двое, но разглядеть их я не смог. Готов поспорить, все трое из Красной Коллегии.
— Нам нельзя подавать вида, что мы боимся, — буркнул я и вышел из машины.
Я не смотрел на Ортегу, но захватил с собой посох, оперся на него и принялся разглядывать стадион. Ветер хлопал полами моей куртки, время от времени показывая кобуру у меня на поясе. Тренировочные штаны я сменил на темные джинсы, сверху надел черную шелковую рубаху. Кажется, древние монголы — а может, кто-то еще, — носили шелковые рубахи, потому что стрелы входили в тело вместе с тканью, и это позволяло выдернуть зазубренный наконечник из раны, не вынув при этом собственных потрохов. Я не рассчитывал на стрелы с зазубренными наконечниками… впрочем, ожидать можно было чего угодно и похлеще.