Досье Дрездена. Книги 1 - 15

Я быстро вошел и запер за собой дверь. Потом пробормотал заклинание, засветившее с полдюжины расставленных по комнате свечей, и пошире расставил ноги, изготовившись к Мистеровым приветствиям. Как всегда, он сделал попытку сбить меня с ног, протаранив ниже колен. Устояв, я выгрузил щена из кармана и опустил его на пол, где тот сразу же полез здороваться с Мистером, оживленно вертя хвостом. Не могу сказать, правда, чтобы это произвело на Мистера слишком уж большое впечатление.

Стараясь не отвлекаться, я принялся за дело. Времени у меня было слишком мало, чтобы тратить его попусту. Я сдвинул ковер, закрывавший люк в подпол, откинул крышку и спустился в лабораторию.

— Боб, — окликнул я. — Что тебе удалось найти?

Мистер ступил лапой на верхнюю ступеньку стремянки. Облачко мерцающих оранжевых огоньков вытекло из его глаз, скользнуло по стремянке вниз, устремилось к черепу на полке, и глаза… точнее, глазницы Боба ожили.

— Ну и ночь выдалась, — сказал он. — Долгая, холодная. Видел место, где гужевалась пара упырей — неподалеку от аэропорта.

— Ты Мавру нашел?

— Знаешь, Гарри, в последнее время Черная Коллегия до ужаса серьезно подходит к выбору базы для операций.

— Ты нашел Мавру?

— И то сказать, опыта у них много столетий, — сообщил Боб. — А Чикаго город немаленький. Это все равно, что искать иголку в стогу сена.

Я смерил чертов череп по возможности более ровным взглядом, да и голос постарался сохранять ровнее.

— Боб, ты единственный на тысячи миль вокруг, кто может отыскать их. По этой части тебе цены нет — вопрос только в твоей готовности помогать другим. Вот, я потешил твое самолюбие, да? ТЫ НАШЕЛ МАВРУ?

Боб насупился.

— Знаешь, Гарри, выслушивать от тебя комплименты почему-то не доставляет мне той радости, что полагалась бы, — он пробормотал что-то, преимущественно по-китайски. — Нет пока.

— Что? — задохнулся я.

— Но я сузил район поисков, — заявил Боб.

— Насколько сузил?

— Э… — произнес череп. — Ну, ни в одном из стрип-клубов ее нет.

— Боб! — вскинулся я. — Ты что, весь день шатался по стрип-клубам?

— Я заботился только о тебе, Гарри, — сказал Боб.

— ЧЕГО?

— Ну, на этой твоей студии чем занимаются? Вот я и хотел удостовериться, что твои нехорошие парни не воспользуются ночным временем для разминки на зрителях. Для разогрева, так сказать, — Боб кашлянул. — Ясно?

Я сощурился и несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Не могу сказать, чтобы это убавило злости, но, по крайней мере, она проявлялась не так уж резко.

— И… и тебе ведь приятно знать, что все исполнительницы… гм… экотических танцев в Чикаго живы и здоровы. Стараниями твоего доброго духа-хранителя, — продолжал Боб. — Скажи, Гарри, что это ты на меня так смотришь? Не нравится мне твой взгляд.

Я и огляделся по сторонам в поисках молотка. Найдя его, я взял его в руку.

— Я, конечно, понимаю, что это не совсем то, за чем ты меня посылал… но и ты не можешь не признать, что это благородная задача — следить за сохранностью жизни жителей твоего города.

Я сделал пару пробных замахов молотком. Потом снял куртку, сложил ее, положил на стол и попробовал еще раз. Получилось лучше. Потом я еще раз посмотрел на череп.

— Эй, Гарри, — поспешно сказал Боб. — Я же старался изо всех сисе… изо всех сил старался! Старался как лучше!

— Боб, — произнес я как мог рассудительно. — В настоящий момент меня совершенно не интересуют стриптизерши. Меня интересует Мавра.

— Ну… Да, конечно, босс. Э… да, я вижу этот молоток у тебя в руке. И чего это у тебя пальцы побелели? И взгляд какой-то такой?

— Ничего, — заверил я его. — Сейчас мне полегчает. Еще как полегчает.

— Ха, — не очень убедительно хохотнул Боб. — Ха-ха. Ха. Смешно, Гарри.

Я поднял молоток.

— Боб, — сказал я. — Ну-ка убирай свою потустороннюю задницу из черепа. Возвращайся в Мистера. И марш на улицу, и чтобы ты нашел мне Мавру до полуночи, а не то я разнесу этот твой гребаный череп в труху, ясно?

— Но я устал, и на улице дождь, и я не знаю…

Я занес молоток и сделал шаг вперед.

— Эк!.. — поперхнулся Боб. Облачко оранжевого света поспешно вынырнуло из черепа и устремилось обратно вверх по лестнице. Я поднялся на несколько ступенек и проследил за тем, чтобы оно втянулось в ухо Мистеру. Я отворил им дверь, и кот исчез на улице.

Я запер дверь и нахмурился. Мысли мои роились в голове в полном беспорядке, хотя в панику я пока не ударялся. Я ощущал кое-что, чего не испытывал раньше — этакую горечь во рту, которая время от времени проваливалась вниз, к самому желудку.

Злость и страх — к этим-то чувствам я привык давно. В конце концов, обе эти эмоции не раз спасали мне жизнь. Но это ощущение было другим — оно напоминало переживания за Мистера, когда я посылал его с Бобом, но потише, зато навязчивее, и оно не слабело от минуты к минуте.

Я решил, что это тревога за Томаса. Черт, ведь до нынешнего утра в жизни моей не было никого — ну, кроме нескольких совсем уже закаленных друзей, нескольких знакомых по профессии, кота, да еще одного-двух заклятых врагов, навещавших меня едва ли не чаще, чем друзья. Но теперь у меня отыскался брат. Родная кровь, как сказал бы Эбинизер. И это меняло положение вещей.

Я привык заботиться о себе сам — ну, не то, чтобы мои друзья никогда не помогали мне, но в основном я действовал все-таки в одиночку… если не считать, конечно, целой толпы мыслей, каждая из которых уже запросто могла вогнать в депрессию. Чего стоит хотя бы мысль о могиле с беломраморным надгробным камнем, ожидавшей меня уже пару лет на кладбище Грейсленд — враг, подаривший мне ее, уже умер, от чего могила никуда не делась и была готова принять меня. Или мысль о том, что мое полное неумение устроить личную жизнь сохранит мой статус холостяка как минимум еще на несколько десятков лет. Или мысль о том, сколько нехороших парней с радостью разделалось бы со мной, и сколько недель пройдет, прежде чем кто-нибудь заметит мое отсутствие…

И еще мысль о старости. Одинокой. Среди чародеев не редкость жить больше трех столетий, но рано или поздно время все-таки берет свое. Рано или поздно я стану старым и слабым… возможно, уставшим от жизни. Умирающим. И у меня не было никого, кто разделил бы это со мной, или хотя бы держал мою руку в минуту душевной слабости.

Каким-то простым, но совершенно непостижимым для меня образом наличие в моей жизни Томаса все это меняло. Кровь в его жилах было сродни моей, и знание этого создавало между нами крепкую связь, какой я не испытывал никогда прежде. Даже сердце начинало биться чуть сильнее при мысли об этом.