Достаточно шрамов
Шрифт:
– Сначала показания, Гарри!
– снова захихикала она.
– Потом - все остальное.
Гарри покачал головой:
– Я не стану ничего писать.
– Ты уверен?
– Помнится, вы уже заставляли меня писать строчки, и я их запомнил.
– Гарри посмотрел на полустершиеся буквы на руке.
– Я не должен лгать. Кстати, давно хотел спросить, как вам понравились кентавры?
Лицо Амбридж изменилось так, что Гарри в испуге отшатнулся: ненависти, появившейся в ее глазах хватило бы, чтобы убить.
– Твои манеры, Гарри, оставляют желать лучшего. Многое мне исправить уже не удастся, но покорности
Гарри пожал плечами и отвернулся. Неужели здесь нет никого, кто бы помешал этой жабе издеваться над ним? Лишить его еды? Пожалуй, так не развлекаются даже в Азкабане. Зато, в Азкабане в камерах нет душа... Гарри улыбался в лицо Амбридж до тех пор, пока охрана не вывела его из кабинета. Ужин ему в этот день не принесли.
Гарри надолго оставили в покое. Судя по ощущениям, прошло уже два дня, не меньше. К нему в комнату не заходила охрана, еду не приносили, самочувствием не интересовались. По началу Гарри был только рад: никто не мешал ему вспоминать и мечтать, но постепенно ему становилось хуже. Желудок противно ныл, прося пищи, от голода трудно было заснуть, а ночью снова снились кошмары. К счастью, в ванной была вода, и когда есть хотелось особенно мучительно, Гарри шел туда, и, нагнувшись к крану, пил до тех пор, пока боль немного притуплялась. Потом начала кружиться голова, и до ванной Гарри добирался, цепляясь за стены. От слабости Гарри постоянно лежал, глядя в потолок, и, услышав, что дверь открывается, слегка повернул голову.
– Ну, как ты, Гарри?
– Амбридж, участливо улыбаясь, присела к нему на постель.
– Наверное, проголодался? Хочешь поесть?
Гарри сдержался, не позволяя себе закричать «да!». Не дождешься, старая жаба!
– Спасибо, я не голоден.
– прозвучало достаточно жалко, и Амбридж понимающе усмехнулась.
– Гарри, полагаю, я достаточно последовательна, чтобы дождаться результата. Сколько ты еще выдержишь? День, два? Стоит ли терпеть, зная, что все равно придется сдаться?
– Чего вы хотите?
– спросил Гарри устало.
– Во-первых: ты извинишься передо мной за свою грубость, и постараешься сделать это убедительно. Во-вторых: ты напишешь все, что тебе скажут. И, если я решу, что ты загладил свою вину, я разрешу тебе поесть.
– Можно спросить?
– Да, Гарри?
– Здесь есть кто-нибудь, кроме вас? Неужели вам позволяют так обращаться с детьми?
– Видишь ли, Гарри, ты очень удачно попал к нам: начальник отдела сейчас в отпуске, а я его заменяю. Поэтому, когда я назначила себя твоим куратором, никто не возражал.А о нашем с тобой маленьком противостоянии никто не знает: по документам ты исправно питаешься и всем доволен.
– А если я тут сдохну?
– Не думаю, Гарри. Тебя накормят, дадут парочку зелий и мы снова вернемся к нашему спору. Ну, так что ты решил?
– Шли бы вы... к себе, мисс Амбридж!
– Гарри отвернулся к стене.
– Я приду завтра... Надеюсь к этому времени ты передумаешь. И за это тебе тоже придется извиниться.
Дверь закрылась, и Гарри позволил себе тихонько застонать: отчаяние, с которым он боролся из последних сил, почти победило. Сколько он еще выдержит? За
ним никто не придет, о нем забыли. Может быть, суд над Снейпом уже состоялся, а он даже не узнает об этом. Через два дня - его совершеннолетие. Интересно, к этому времени он еще сможет вставать? А зачем? Гарри лежал, глядя в потолок, и не замечал текущих по его вискам слез. Зачем?Проснулся Гарри от звука открывшейся двери, но не стал оборачиваться: видеть Амбридж не хотелось. Однако, голос, обратившийся к нему, был мужским:
– Ну, и что тут у нас? Он меня слышит?
– Кто тут целитель?
– послышался взволнованный голос Амбридж.
– Просто приведите его в порядок. Срочно!
Гарри развернули, и к его рту прижалась склянка с зельем.
– Пей!
– Что это?
– увернулся Гарри и почувствовал знакомый запах: укрепляющее.
– Пей, тебе сказали! По-моему, он и так в порядке: вон, как вертится.
Гарри выпил зелье, и, закрыв глаза, с удовольствием чувствовал, как возвращаются силы, перестает кружиться голова, и больше не темнеет в глазах. Интересно, зачем это ей? Или жаба просто решила не рисковать?
– Поттер, встаньте и приведите себя в порядок, сейчас принесут завтрак.
Завтрак! Желудок мучительно сжался, но целитель, видимо бывший в курсе происходящего, подсунул ему очередной пузырек. Выпив и его, Гарри поплелся в ванную. Когда он вернулся, на тумбочке стоял поднос с тарелкой овсянки, тостом и чашкой какао. Амбридж внимательно следила, как он ест, и Гарри приходилось прилагать все усилия, чтобы не запихивать в себя еду, чавкая и жмурясь от удовольствия.
– И что у нас случилось?
– спросил он, сперва благоразумно съев все, что было на подносе.
– Поттер!
– Амбридж была взвинчена, но старалась сдерживаться.
– К вам посетитель.
– Понятно.
– Гарри постарался напустить на себя равнодушный вид, но внутри все ликовало.
– И кто же это?
– Глава Аврората решил проверить, как вы тут поживаете.
– Амбридж злобно прищурилась.
– Должна ли я напоминать, что, навестив вас, он уйдет, а вы останетесь?
– Я понимаю.
– Гарри был готов пообещать что угодно, чтобы только увидеться с Кингсли. Надежда, почти оставившая его, просыпалась вновь.
– Надеюсь.
– Амбридж нагнулась к самому лицу Гарри и прошипела: - Вздумаете пожаловаться - и я гарантирую вам не менее увлекательное продолжение вашего пребывания здесь. Вам ясно?
– Вполне.
Амбридж вышла, прихватив поднос, а Гарри, беспокойно ерзая, уставился на дверь.
Кингсли вошел, улыбаясь, но, стоило ему приглядеться к Гарри, и его улыбка исчезла, сменившись искренним беспокойством.
– Гарри, ты здоров?
– Здравствуйте, Кингсли! Со мной все в порядке. Как там Северус?
– Нормально. В одиночной камере.
– Кингсли быстро обвел взглядом комнату.
– Как, впрочем, и ты.
– Когда суд?
– Десятого августа.
– А какое сейчас?
– Двадцать девятое июля.
Гарри задумался.
– Кингсли... А когда мне исполнится семнадцать, меня выпустят отсюда?
– Это будет решать комиссия.
– Амбридж?
– обреченно спросил Гарри.
– Не только. В твоем случае я постараюсь подключить Визенгамот. Но обещать пока рано. С тобой тут хорошо обращаются?