Дотянуться до звезд

Прижимая к груди розы с полотенцем, Люсинда от смеха лишилась дара речи.

Теперь Диана поменялась с Эми местами. Пока Эми продолжала толкать вперед коляску с Джулией, Диана нырнула за изгородь. Она вернулась с деревянной тележкой, выстланной голубым шелком и обложенной яркими подушками и украшенной двумя узенькими проволочными арками, оплетенными красодневами, цветами дикой моркови и чайными розами.

— Ваш трон, мадам, — сказала Диана торжественно.

— Мой что? — расхохоталась Люсинда.

— Мама, ты звезда нашего парада, — ответила Диана, чмокнув ее в щеку.

— Ты сама это сделала? — спросила Люсинда, трогая покрытые зеленью арки.

— Конечно, — улыбаясь, сказала Диана и помогла Люсинде взобраться на подушки.

Усевшись и не выпуская из рук розы, Люсинда позволила прокатить себя через двор. Эми распевала песни, а Джулия издавала дельфиньи звуки. Люсинда старалась не вывалиться на землю, пока Диана толкала тележку по усеянной кочками тропинке вперед к болотам.

Стрижи и ласточки носились очень низко, ловя насекомых. Два калана сползли с берега и принялись барахтаться в воде. Высокий золотистый тростник что-то шептал на ветру, а зимородок то и дело нырял за мелкой рыбешкой. Не переставая петь, Эми остановила коляску Джулии. Потом она заговорщицки посмотрела на Диану.

— Пора? — хитро ухмыляясь, спросила Эми.

— Пора, — решительно сказала Диана, вставая на колени у ног Люсинды.

— Уж не хочешь ли ты устроить мне внеплановое купание? — спросила Люсинда.

— Нет, — ответила Диана, аккуратно снимая одну туфлю с ноги Люсинды. Эми развязала и чуть грубее стащила вторую. И вот ее башмаки оказались у них в руках — крепкие старые «оксфорды», от которых у нее все эти годы так болели ноги. Они были тяжелыми и жесткими, и она уже не помнила, сколько раз меняла им каблуки.

— Мы сделаем то, что я сейчас думаю? — спросила Люсинда.

— Ты говорила мне, что давным-давно мечтала это сделать, — сказала Диана.

— Когда выйду на пенсию…

— Это официальное затопление башмаков, — торжественно произнесла Диана. — Только после него твой пенсионный парад будет считаться состоявшимся.

— Глииии, — раскачиваясь в кресле, пропела Джулия.

— Свобода! — закричала Люсинда, шевеля пальцами ног. Свежий ветер продувал ее колготки и дарил прохладу уставшим конечностям. Диана и Эми держали по «Оксфорду».

— Первый пошел! — воскликнула Эми, швырнув туфлю с такой силой, что та, упав с громким всплеском, распугала лебедей, каланов, рыбу и голубых крабов.

— Мам? — вопросительно произнесла Диана, поднеся Люсинде другую туфлю с улыбкой и таким почтением, словно это была тиара на атласной подушке.

— Секундочку, — говорила Люсинда, с помощью Эми выбираясь из тележки. Она взяла второй башмак и, держа Диану за руку, прошла к воде. Земля была мягкой и влажной, и ее ступни медленно погружались в теплую жижу. Не отпуская руки Дианы, Люсинда наклонилась и опустила туфлю на воду.

На какое-то мгновение «оксфорд» застыл на зеркальной поверхности, и Люсинде показалось, что он уплывет в море. Башмак из кордовской дубленой кожи блестел и сверкал, отражая в себе позднее солнце. Присев рядом с Джулией, Эми хохотала во все горло и никак не могла остановиться. Диана сжала ладонь матери, и Люсинда ответила ей тем же.

И пока они вчетвером наблюдали за тем, как старая туфля постепенно тонула в болоте, Люсинда окончательно почувствовала, что стала пенсионеркой.

Глава 12

Сапфировая бухта была заполнена небольшими, ощетинившимися соснами островками. Высокие темные деревья произрастали прямо из скалистых берегов. В этой части Мэна не было ни пологой отмели, ни песчаных пляжей. Лишь глубокие впадины, неприступные утесы и больше омаров, чем Тим Макинтош мог бы поймать за всю свою жизнь. «Афродита» скользила так близко от берега, что Тим слышал, как лось жевал лавровые листья.

Он вытащил корзину-ловушку, бросил двенадцать больших омаров в широкое корыто, сменил наживку и швырнул ловушку обратно за борт. Теперь к следующей корзине, а потом еще к одной. В этот раз у него были красно-белые буйки. Чтобы правильно выровнять цвета, требовалось немало времени и усилий. Тим постепенно пробирался на север, по пути подписываясь на работу в разных рыболовецких компаниях, и у каждой были свои цвета. Он привозил омаров, получал деньги и плыл дальше.

Тима полностью устраивала жизнь рыбака-скитальца. Постоянное движение удерживало его от погружения в пучину воспоминаний о прошлом. Самоанализ был для него настоящим проклятием. Тим решил смотреть не вовнутрь, а наружу: на гранитные скалы, голубое небо, искрящуюся воду, резвящихся черных дельфинов, на одинокого орла, медленно выписывающего круги в вышине. Тиму приходилось уделять внимание и более насущным проблемам: отцеплять порванный трос, чинить сломанную лебедку, следить за уровнем горючего и волнением на море.

На тот момент прибежищем Тиму служил остров Элк. Хорошее место, спокойные люди. Платили средне; Дирк Кроуфорд был тем еще жмотом и поэтому ничем не отличался от остальных судовладельцев, с которыми Тиму доводилось иметь дело. Дирк сдавал в аренду свои ловушки, что, как он считал, давало ему право присваивать себе до семидесяти пяти процентов стоимости любого добытого Тимом омара.

Ну и что с того? Тиму не нужно было содержать семью. Он спал на своем судне и ел пищу собственного приготовления. «Афродита» заменила ему дом. Она была для него и семьей, и женой, и единственным другом. Тим Макинтош выбросил из своей жизни существенную часть, поэтому ему пришлось довольствоваться тем, что осталось. Это была хорошая лодка. Она согревала его ночью. Он лежал в своей койке, слушая потрескивания и шуршания «Афродиты» и звуки воды, разбивавшейся об ее стальную обшивку, и засыпал под ее убаюкивающий шепот.

Его лодка заботилась о нем.

Вот что он получил взамен, назвав ее именем богини любви. Он купил катер сразу после свадьбы с Дианой. Это она подбила его обзавестись новой лодкой, Алан предоставил ему начальный взнос, а остальное одолжили Люсинда и Эммет. Тим чувствовал себя царем вселенной. Он не отличался особым умом, но и дураком его не считали — если эта лодка не была даром любви, то чем же тогда? Пытаясь выразить свою благодарность и не найдя лучшего способа, Тим нарек ее «Афродитой».

Тим вытащил последнюю на сегодня ловушку. Стая кричащих чаек неотступно следовала за ним. Он посмотрел на старую прибрежную ферму по разведению гусей. Грязные птицы вразвалочку ковыляли по каменистому полю, а старик с мальчишкой шли по тропе к амбару. Белый домишко был маленьким и опрятным, он наверняка понравился бы Диане. Скорее всего, она бы его уже сфотографировала, чтобы затем воплотить в одной из своих игрушек.

Встряхнув головой, Тим перевел взгляд на водную гладь. Раздумья о Диане ни к чему хорошему не приводили. Ему хватало того, что иногда по ночам ему мерещился ее голос. После чего он начинал мысленно представлять себе свою дочь, возившуюся в домике под торговой маркой «Дом, милый Дом». Он слышал, как она называла его папочкой, и воображал, будто держит ее на руках.