Доверие [первый вариант]
Шрифт:
– Как ты смотришь...
– Как?
– спросил он.
– Сама не знаю... Ты ведь так и остался один?
– Это не совсем верно. Просто я даже не помню, как там кого звали. Это было давно, в первые годы после госпиталей.
Она медленно покивала.
– И то слава богу... Детей нет?
– Нет.
– Потому ты и украл у нас Дахра?
– Я никогда ничего не крал, Ай... даже безделушек. Тем более того, что мне было дорого.
– Что?
– Ну... я говорю, украсть то. что любишь, куда труднее, чем то, что безразлично... ты так не считаешь?
Она покачала головой. Волосы ее мягко заколебались, вьясь вокруг головы, ластясь
– Что за вздор! Я просто не могу понять твоих истин, Ринальдо. Сколько же мы не виделись?
– Двадцать три.
– Двадцать три... С ума сойти. Отослал Дахра черт-те куда и пришел за Чари?
– Разумеется, нет. Она не слышала.
– Как ты мстишь. Сколько злобы, сколько ненависти, боже мой... Неужели можно так - двадцать три года любить и желать зла издалека?
– Не знаю, - честно сказал он.
– Про зло - это, разумеется, ерунда, а любить... Просто мне без тебя как-то скудно, понимаешь?
– Скудно, - задумчиво повторила она.
– Понимаю...
Она не понимает, подумал Ринальдо. Она знает лишь свое "скудно" - Чан в Совете, Чан в коорцентре, Чан в рейсе, Чан с друзьями, Чан у любовниц... потом налетит вдруг - топот, смех, крик, грай, жестокая ночь; хриплый, нечеловеческий клекот и корчащаяся истома смертельно сладких судорог, а поутру - следы зубов за ушами, на груди, алые пятна его исступленных поцелуев и теряющаяся в голубом сиянии неба точка улетающего орнитоптера. И снова - Чан в Совете... Разве это скудно? Это просто смешно.
– Почему ты тогда отпустил его?
– Не юродствуй. Он и так медлил, сколько мог, боялся меня обидеть. Он же добрый.
– Да, я помню.
Она яростно оскалилась.
– Ты можешь не верить! Ты всегда ненавидел его!
– А почему ты разрешила ему теперь снова прилететь?
– Не твое дело!
Второй курс был критическим для Чанаргвана. Ринальдо помогал ему, как мог, но Чан уже совершенно не в состоянии был заниматься, он был на грани исключения из Школы и только клял судьбу. Ринальдо делал его задания, а Чан сидел рядом и клял судьбу. И тогда Ринальдо отказался что-либо делать и стал говорить: "Бездарь! Ты никогда не оторвешься от Земли, разве что пассажиром! Тебе пасти коров!" Чанаргван возненавидел его, и Айрис возненавидела тоже: "Как ты можешь сейчас! Ему же плохо, неужели ты не видишь? Подлец!!" Только на злобе к Ринальдо Чанаргван выправился, только чтобы доказать ему и всем, и самому себе, что Ринальдо не прав, что Ринальдо не настоящий друг - тогда они еще оперировали подобными формулировками. Через полгода Чанаргван стал первым курсантом Школы, и тогда Ринальдо, донельзя радовавшийся за друга, которого он пусть драконовскими мерами, но все же вытянул, хотел было рассказать и помириться, но попал в аварию на тренажере. Авария была редчайшей и крупной, Ринальдо так и остался полукалекой на всю жизнь, но слава подлеца, бросившего друга в самый тяжелый момент, укоренилась, и Ринальдо не мог ничего объяснить, оттого что почти год валялся по больницам, а потом все уж и забыли, почему Ринальдо подлец, -просто на таких, как он, нельзя положиться.
Почему он так слушал Чанаргвана? Наверно, оттого, что был слаб, был рабом от природы, его тянуло к сильным и уверенным, и даже не к ним, а хотя бы под них... Под идущих с улыбочкой по бревну, перекинутому через пропасть... Быть хоть чуть-чуть нужным тем, кому он всегда так завидовал и кем он никогда не мог стать...
– Ты совершенно не изменился, - отчужденно сказала
Айрис и опять принялась утюжить платье.– Только с виду подгнил...
– Это не совсем верно, - мягко ответил он.
– Верно. Что я, не вижу?
Помолчали. Из соседней комнаты раздавалось мурлыканье Чари.
– Что-то дочка там колдует долго...
– пробормотал Ринальдо, и Айрис встрепенулась.
– И почему к тебе так липнут наши дети? Дахр не отходил, а на отца... да и на меня в последнее время волком смотрел... теперь Чари - глазища во, рот варежкой...
– Они мне доверяют.
– Вздор! Не знаю, как там Дахр, но о каком доверии может идти речь между мужчиной и женщиной?
Бедная девочка, подумал Ринальдо об Айрис. Сгорела...
– Ты выглядишь старше своих сорока... сорока шести, - она исподлобья блеснула на него взглядом.
– Ты еще мужчина?
Ринальдо с изумлением почувствовал, что его кожа стала как-то горячее, будто собиралась покраснеть. Стало даже смешно. Он улыбнулся.
– Идите есть!
– крикнула Чари, растворив дверь. В комнату пахнуло вкусным. На Чари была теперь какая-то коротенькая полупрозрачная хламида и воздушный, совершенно прозрачный синий шарф чуть ли не до колен.
– Ты одевалась бы поприличнее, Чари, - приказала Айрис.
– Не хочу, - с вызовом ответила Чари.
– Теперь так носят, - добавила она отчаянно, - когда хотят понравиться.
– Ринальдо, - сказала Айрис устало.
– Да перестань ты улыбаться! Уходи.
– Мама...
– потрясенно выговорила Чари.
– Помолчи. Ринальдо, я тебя прошу. Ты здесь не нужен, это слишком для меня. Ты же понимаешь!..
– Нет, - сказал со сладостным ощущением причинения боли. Редкостным ощущением. Запретным и великолепным.
– Не понимаю. Лицо Айрис покрылось красными пятнами.
– Выметайся.
– Мама! Как тебе не стыдно!
– Молчи!!
– крикнула Айрис, срывая голос.
– Ты не понимаешь!
Ринальдо медленно поднялся. Чари подскочила к нему и с силой ухватила за локоть.
– Не вздумайте уйти, - быстро произнесла она.
– Она перестанет. Это бывает с ней и сейчас же проходит, это просто оттого, что здесь мало кто бывает, и Дахр уехал, и отец снова перестал прилетать. Я прошу вас, останьтесь. Я приготовила замечательную окрошку, вы в жизни такой не пробовали...
– Чари-и...
– с мукой выдавила Айрис.
– Ты же не понимаешь...
– И не желаю, - энергично возразила Чари.
– Не желаю понимать, как можно кричать на человека, который пришел в гости. Когда поймешь такую гадость - надо перестать жить.
– Что ты говоришь...
– Чари, - укоризненно произнес Ринальдо, осторожно освобождаясь от ее крепких пальцев.
– Ну что случилось, мама?
– спросила Чари.
– Что такое случилось?
Айрис бессильно уронила голову на сомкнутые ладони, спрятав лицо; длинные светлые волосы пали почти до колен, слабо раскачиваясь одной слитной массой.
– Этот милый старичонка, этот вежливенький... мой первый муж, - произнесла она глухо.
Глаза Чари стали на пол-лица.
– И... Правда? И я - вот его вот дочь, да?
– Нет!
– крикнула Айрис исступленно, вскочив и сделав непонятный жест руками.
–
Никогда!!
– А что же... Всё равно не понимаю... Его дочь, скажи!..
– Нет, Чари, нет, - мягко сказал Ринальдо.
– Мы были с твоей мамой очень недолго. Подо мной взорвался тренажер, и я стал очень смешной. А твоя мама - трагическая натура, она не любит смешного.