Дождь в полынной пустоши
Шрифт:
– Зерно вывозите!
– заходился в крике хозяин.
– Зерно!
В бестолковой толчее трудно навести порядок. Еще труднее донести до перепуганных людей чего именно от них требуется. Осознанных и слаженных действий, а не плескания воды из ведер куда придется и беготни с места на место.
Потребовалось время, которого и так не много, выстроить, вытянуть людские цепочки от колодца, где ведра наполняли, тягая огромную бадью, с пяти ростов глубины, до занявшегося огнем амбара. Конюшню, чего уж там, оставили догорать.
– Выручайте родимые!
– метался Брисс в отчаянии и бессилии что-либо исправить.
–
Постепенно люди приноровились. Работали на пределе сил, противопоставив упорство безумию огненного лиха. Уставших подменяли отдохнувшие, те в свою очередь переуступали места новоприбывшим. Лилась вода, баграми растаскивали крышу, отчаянные ныряли в амбар и выносили затлевшие мешки. Дело ладилось. Огонь ворчал, не отступал, но продвигался вперед уже не столь яростно. Поднажать бы, перемочь, а там глядишь и верх взять над пропастиной.
– Еще чуток! Еще!
– подбадривал Брисс людей в цепочках.
– На убыль идет! На убыль!
Не получилось одолеть порождение чудовища. Стропила и слеги в конюшне затрещали, медленно и обреченно проседая. Потом одномоментно ухнули, выплюнув во все стороны чудовищный жар. Огненный восход взметнулся к небесам, превращая ночь в день, прерывая и останавливая слаженную работу. Все что могло гореть горело. Охваченные пламенем человеческие фигуры недолго метались, распугивая остальных. Счастливчиков тушили, повалив на землю, накрывая рогожей и обсыпая песком. За других молились, отчаявшись вызволить из беды.
Желто-красная завируха пролетела по саду, уничтожая молодые яблоньки и сливы. Тоненькие стволы превратились в прах и пепел. Хозяйскому дому подкоптила стену, даром каменный. Дровяник постоялого двора, что по соседству с Бриссом, превратился в факел. Чудом не до тянулась до лекарни, но подожгла хозяйственные строения. Этим не кончилось. Уже второй волной, от бриссова подворья пошла-понеслась по округе настоящая огненная лиховерть. Добралась до жилища богатой вдовы Шойт и её ремесленной. Обратила в угли швальню - только-только мужики отстроились. Оттуда уже переметнулась хозяйничать в сукновальню Грюзза. Вполне возможно прорвалась бы за пределы Короткого Вала, но уперлась в каменные развалины монастыря павлиан.
Люди отступили, более не препятствуя огню. У многих дымилась одежда, сгорели волосы, пузырилась обожженная кожа.
Тягой сорвало крышу амбара и вытянуло пламя вверх. Через оконца, отдушины и двери, отгоняя последних смельчаков, высунуло языки жара. Кто успел, отскочил, убежал, уберегся. Кому-то не фарт. Обуглились куклами, завоняли паленым.
– Сгорит же...., - плакал Брисс не в силах отбить добычу у огня.
– Сгорит..., - сипел сорванным голосом.
Его не слушали. Не свое. Жизнь за деньги не купишь. А он? Он еще себе наживет. Хлебцем торгует, лишний грош просит. Ныне сказывали три цены брал, живоглот!
Сердобольно и бестолково накрыли погорельца плащом. Хотя к чему он у такого пекла.
Брисс бессильно обмяк, осел, завалился на бок. Его подхватили, оттащили подальше, где спокойней, тише, прохладней.
– Лекаря кликните.
Послали за лекарем и заодно за хозяйским братом.
Почти под утро прискочил Ахен Брисс плохо одетый, в сопровождении преданных людей. Не секрет, не ладили родственники. Младший два раза в долговой яме сидел. Старшому
задолжал, тот и не церемонился.– Порядок должон быть, - воспитывал он меньшого. Теперь, стало быть, некому науке читать.
Растолкав столпившийся и гомонящий народ, Брисс склонился над братом.
– Что с ним? Прибило? Угорел?
– спросил Ахен и получил в ответ.
– Сердце не выдержало.
– Почему здесь? В дом несите, - приказал он. Не оказия, не несчастье, так и порога никогда бы не переступил. А теперь командует. Как же, новый хозяин.
– Не от сердца то, - шепнул охранник. Венс человек опытный, знающий. Глаз острый на всякие мелочи.
О чем ты?
– встревожился Ахен.
– Кровь в ухе. Шилом ткнули, - произнес Венс так тихо, что еле расслышали.
Ахен кивнул - понял.
Своими догадками они ни с кем не поделились. Венсу ни к чему, а Ахену не зачем. Умер Трий Брисс, младшему в наследство вступать. А вызнают - убийство... Попробуй докажи, не ты подстроил. Все свидетели, не роднились они.
Кому горе великое, кому промысел ночной. Ускользнувшую в темноту фигуру успели - заприметили.
– Ну-ка..., - кликнул приятелей Коготь, устремляясь догонять. На пожарище глаз много, рискованно. И драбов набежало. А вот подальше, укромней, можно и спытать удачу. Наметанный глаз ночного грабителя, пусть на жертву и не долго смотрел, но выделил нужные детали. Одежка добрая, манеры не босяцкие, опять же сумка. Может чего с подворья утянул. А может лекаришка или кто из подмастерьев, а то и сам мастеровой. Быстро обернуться, еще кого с пожарища прихватить успеют.
Преследователей Колин приметил, не мудрено. По ухваткам не из лучших. Давно бы догнали, прижали и выпотрошили. Но эти медлили, выбирая место, потемней и поспокойней. Когда зарево до небес полгорода пройдешь, найти подходящий кут.
Унгриец забавы ради ускорил шаг, втянул голову в плечи, пригнулся. Жертва должна выглядеть жертвой, а не баротеро на прогулке.
Вместе с Колиным прибавила скорости и троица ночных.
– Уйдет!
– побздехивали младшие товарищи Когтя. За главного он у них по возрасту, а не по заслугам. Десять лет каторги за одну единственную кражу авторитета не прибавят. Да и украл-то, смех одни, чашу из церкви. Велика удаль!
– Куда он денется, коли рты разевать не будете, - успокаивал Коготь дружков.
И действительно, жертва трусливо метнулась в проулок. Погоня возбужденно запыхтела. В другом конце прохода нет. Сами давеча обманулись.
– Я же говорил..., - нервничал каторжник. Перед делом всегда так. И ноги трясутся, и руки. И в кишках трусия. Под сердцем холодно, чисто лед приложили.
Троица убавила шаг, подготовиться, собраться, достать оружие.
Жалобный вскрик заставил погоню насторожиться.
– Вроде как баба, - распознал самый мелкий из приятелей, за что и носил кличку Вершок.
– Может переодетая была, - предположил третий.
– Сказывают, балуются этим некоторые. Из богатых. К хахалям шастать.
– Да не. Баба побегит, ноги в разброс.
– Тогда чего?
– Чего? Оступился, да заблажил.
Чем ближе зев арки в проулок, тем медленней шаги. Вдруг засада?
– Втроем не уж-то не сладим?
– Ага. Сказывают такой в одиночку пятерых положил.
– Кто сказывал?