Дожить до завтра

— И что?

— Дело развалено, материалы следствия исчезли. Фомин отбывает срок.

Гром тяжело вздохнул.

— Сейчас, Багира, мы будем выполнять другое задание, и, если тебе от этого станет легче, тоже связанное с Сечкиным… Так что давай соберись, и начнем.

Я пожала плечами и приготовилась слушать: задание есть задание.

То, что мне предстояло сделать, я проделывала уже не однажды: в баре по Каширскому шоссе необходимо было поставить простенький «жучок» под тем столиком, за которым будут вестись переговоры двух мужчин — фотографию одного из них Гром мне показал. Проблема была только в том, чтобы дождаться, пока они не выберут столик, ненадолго подсесть, установить устройство и отойти. В этой ситуации лучше всего подходила роль путаны, хотя, честно говоря, меня это несколько угнетало. Практика подсказывала: ради полутораминутного действа придется отшить как минимум двух-трех козлов, возжелающих непременно меня купить.

В учебке, кроме меня, проходили обучение еще четыре девчонки, и курс по вхождению в эту специфическую роль и благополучному выходу из нее нам преподавали отдельно. Парни об этом знали, и столько соленых шуточек по поводу нашей «специализации» мне приходилось слышать…

— Эй, Юлька, когда практику проходить будем? — сверкал глазами «отличник боевой и политической» Васьков.

— Девчонки, какая такса? — ржали над нашей горькой судьбой братья Звонцовы.

— Губы подберите! — жестко осадила их однажды Оксанка и добавила такое, от чего озабоченные «ухари» покрылись несмываемой краской позора до самого конца обучения…

Гром передал мне «жучок», и мы пошли в метро. Через каких-нибудь полтора часа я уже входила в кафе, а Гром вместе с принимающим устройством подбирал себе место неподалеку.

Кафе оказалось полупустым. Я села за столик в углу, чтобы беспрепятственно видеть всех входящих и выходящих, и стала ждать. То, что народу было немного, облегчало ожидание — никто не приставал, но для дела это было плохо: я становилась слишком заметной.

Мне повезло: за полминуты до того, как в кафе появился мой «клиент», внутрь завалилась целая ватага молодежи, и вокруг поднялся настоящий бедлам — молодняк отрывался, как хотел. Так что, едва я опознала в одном из вошедших человека с фотографии, я тут же, не теряя времени, подсела к нему.

— Разрешите? — вежливо поинтересовалась я.

— Нет, извините, я жду человека, — встревоженно озираясь вокруг, отказал «клиент».

Я хмыкнула, лихо пристроила под столом «жучок» и отсела за соседний столик. Дело было сделано, но я дождалась второго — в том случае, если бы им взбрело в голову пересесть, я должна была проделать «операцию» еще раз.

Мужики начали разговор, и я, допив свой коктейль, направилась к выходу. Гром сидел с принимающей аппаратурой где-то неподалеку, но меня это уже не касалось: задача выполнена, можно ехать к Касымовым.

Дом Касымовых постепенно входил в нормальный рабочий ритм: празднование кончилось, и начались генеральские будни, а это означало, что раньше десяти вечера дядя Ваня с работы не придет. Людмила Ивановна тревожно поглядывала в мою сторону, но я уже взяла себя в руки и не подавала поводов для беспокойства.

Наутро я вышла из дома вместе со всеми, предупредив, что, возможно, сегодня же и уеду, и еле отбилась от Людмилы Ивановны, непременно желавшей меня проводить и посадить на поезд.

— Я уже большая, — улыбнулась я. — Да и сама пока точно не знаю, когда управлюсь. — И отправилась на встречу с Громом — Суров еще вчера предупредил меня о предстоящей смене места и времени контакта.

Когда я вышла из метро на «Киевской», до встречи оставалось полторы минуты, но Гром подошел ко мне сразу.

— Молодчага, Юлька! — похвалил он меня. — Слышимость была великолепная. Сейчас нас ждет парная работа.

Он никогда не говорил: «Вот закончим, и тогда…» И я знала, почему: это специфическое суеверие оправдывалось, и не раз — стоит запланировать успешное завершение любого, даже самого маленького задания, и начиная с этого момента все пойдет наперекосяк.

— Вчера, — продолжил Суров, — была только предварительная встреча, и как раз на ней сторонами достигнута договоренность о сегодняшней, основной, части переговоров…

— Между кем и кем? — невежливо поинтересовалась я.

— Ну, скажем так: между представителями государственных и коммерческих структур. Достаточно? — Гром ехидно посмотрел мне в глаза.

— Достаточно! — засмеялась я. — Что делать будем?

— Сечкина прослушивать. Слава богу, его партнеры — ребята самонадеянные и дополнительную защиту на даче устанавливать не стали…

— Так мы что, к Сечкину подобрались? — выдохнула я.

— Пока нет — только к его партнерам.

Я сосредоточилась и приготовилась слушать.

— Я проверил: у них на даче стоит самое обычное остекление, поэтому прослушивание технически возможно. Но в какой именно комнате будут вестись переговоры, мне неизвестно: придется ориентироваться на месте.

— Едем прямо сейчас?

— Конечно. Но сначала сделаем покупки — я тут присмотрел кое-что — и съездим на квартиру.

— Снимать будем?

— Да. Береженого бог бережет.

Через полчаса мы заполнили сумки «обмундированием» нормальных подмосковных грибников: плащи, бывшие в употреблении финские трико, дешевые кроссовки, рюкзак — у Сурова и квадратная объемистая сумка — у меня.

По дороге за город Гром рассказал, что когда-то на этой даче жила семья известного космонавта. Но космонавт умер в самом начале эпохи великой прихватизации, и семья, не привыкшая мыслить коммерческими категориями, вместо того, чтобы навечно захватить так удачно занимаемую недвижимость, тихо-мирно вернула ее в собственность государства. С тех пор дорогостоящий объект менял хозяев довольно часто: одни садились, других убивали.

Как оказалось, Гром уже работал на этом объекте лет шесть назад и когда узнал, что переговоры пройдут именно здесь, страшно обрадовался и боялся только одного: что какой-нибудь из хозяев все-таки додумался поставить специальное остекление, не допускающее прослушивания.

Технология мне была известна назубок — само устройство, с которым предстояло работать, состоит из двух частей: лазера и принимающего оптического устройства. Невидимый лазерный луч направляется на стекло и, отражаясь от него, идет в приемник. Как только в доме раздается какой-нибудь звук, оконные стекла начинают подрагивать — незаметно для глаза, но вполне ощутимо для современной техники. Оптическое устройство записывает колебания отраженного луча, и потом только остается их расшифровать. Единственной проблемой в этой технологии оставалось точное размещение обоих устройств: если оконное стекло неровное или наклонено под неизвестным углом, найти место для размещения приемника бывает очень непросто. На это и рассчитана технология «непрослушиваемых» окон: стоит наклонить все стекла в доме так, чтобы они отражали лазерный луч вверх, и принимающее устройство придется размещать где-то наверху. И если в городе эта проблема часто оказывается пусть трудно, но решаемой, то, учитывая ситуацию с расположенной в лесу дачей космонавта, нам пришлось бы искать место для приемника где-нибудь на верхушках сосен, что делало прослушивание нереальным — ветки имеют свойство качаться и делать прием нестабильным.

Мы проехали на метро почти до конца Филевской линии, пересели на автобус и через каких-нибудь сорок минут езды уже были в Рублево, на «своей» квартире. Гром загодя снял целых две: одну — под легенду и еще одну — для работы.

Легенда была проста: я оставалась сама собой с тем маленьким отличием, что приехала в Москву по делам наследства. Здесь умерла моя дальняя родственница, и мне предстояло пройти склочное судебное разбирательство, чтобы столичная недвижимость досталась мне, а не еще одному «родственничку». Все детали были организованы: по двум фигурирующим в легенде адресам меня «не любили», но мое физическое наличие и предстоящие «разборки» готовы были подтвердить. Гром показал мне фотографию «родственника» и моего адвоката, сунул на изучение кипу документов и сел ждать.