Драфт

Мне нужно было время, чтобы попрощаться с прошлой версией себя. Время для того, чтобы принять, что не все мужчины такие ублюдки, и я могу попробовать довериться. Мне нужно было время побороть свой страх. Эштон – не мое лекарство. Я должна была излечиться без него, чтобы впустить его в свое сердце.

И сейчас… я просто хочу его обнять. Крепко прижаться к его груди. И сказать, что теперь все будет хорошо. Ведь когда я его обниму, все точно будет хорошо.

– До конца игры три минуты! – кричит Эбби.

Три минуты, и я скажу, что тоже люблю его.

Три минуты, а не вечность, которую он был готов меня ждать.

Всего три минуты, и мы проведем вечность вместе.

Когда звучит финальная сирена, гул болельщиков оглушает. Он пронзительным ревом проносится по трибунам. Все вскакивают со своих мест, кричат и обнимают друг друга, радуясь победе своей команды. Я ликую вместе со всеми, поддавшись эмоциям.

– Ты чего сидишь? – вдруг обхватывает мои плечи Эбби. – Пойдем же!

Я смотрю на нее с непониманием.

– Жены и девушки хоккеистов уже давно на льду. – Она кивает в сторону плексигласа.

С губ срывается вздох, и волнение вновь прокатывается волной по телу. Я задерживаю дыхание и на ватных ногах спускаюсь по лестнице. Эбби все это время следует за мной и что-то говорит охране. Вероятно, просит пропустить меня, но я ее не слышу. И это не из-за шума вокруг. Во всем виноват гул в ушах от захлебывающегося пульса.

Оказавшись на льду, я замираю. Сердце колотится громче криков болельщиков. Нужно сделать шаг к Эштону. Сказать ему, что я здесь. Но ноги приросли ко льду. Страх растекается по моим венам. Ужас накрывает с головой. Что, если…

Мысль обрывается сразу же, стоит мне встретиться с Эштоном взглядами. Меж его широких бровей появляется складка, а в глазах читается недоумение. Он трясет головой, словно пытаясь убедиться в том, что я не мираж. Делаю глубокий вздох, точнее пытаюсь, ведь ком в груди мне не позволяет этого, и начинаю коротко и часто дышать.

Эштон разгоняется и сокращает расстояние между нами. Он уже избавился от перчаток и шлема, и сейчас ничего не мешает ему притянуть меня к себе. Его большие ладони обхватывают меня за талию и поднимают в воздух. Я касаюсь кончиком носа – его, пока пальцами обвожу каждую черту лица. Зарываюсь ладонями в его волосы и пропускаю их сквозь пальцы. Слегка отстраняюсь, чтобы найти его взгляд. Мы не произносим ни слова, не в силах поверить в то, что происходящее реально. Смотрим друг другу в глаза, пытаясь отдышаться, словно только что пробежали марафон.

– Я тоже тебя люблю, Эштон. До тебя я не понимала, как это – любить, но теперь точно знаю, что в ту ночь, когда ты забрал меня из бара, ты подарил мне целый мир. Я выбираю тебя. Всегда буду выбирать тебя, – шепчу ему в губы и с отчаянием накрываю их своими.

ГЛАВА 32 BARS AND MELODY – AIN’T GOT YOU

Хлоя

На часах полночь. Темное небо нависает над верхушками Лос-Анджелеса, подсвечивающими город сотнями огней. Эштон принимает душ, пока я на скорую руку нарезаю ему салат. После победы вся команда отправилась праздновать в бар, но врач команды настоятельно порекомендовал Эштону отправиться домой из-за полученной во время матча травмы головы.

Я была удивлена тому, как легко здоровяк согласился отправиться домой, а еще я была этому рада. Врач сказал, что это обычное сотрясение мозга, но я все равно волнуюсь.

Когда огромное тело Эштона появляется в дверном проеме, я тыкаю в него деревянной ложкой и строго произношу:

– Постельный режим.

С губ здоровяка срывается смешок:

– Я не хочу лежать.

– Невозможно не хотеть лежать.

– Попробуй полежать целую неделю.

– Ты не пролежал еще даже пяти минут!

Эштон прикусывает губу, чтобы скрыть улыбку.

– Что ты лыбишься? – вскидываю бровь.

– Просто. – Он пожимает плечами и прячет глаза.

– Ложись в постель, я принесу тебе салат.

– Я поем здесь.

– Это не обсуждается. Эбби велела мне следить за тобой. И не дай бог я ее ослушаюсь.

Выкладываю на тарелку овощи и тянусь к сыру, чтобы нарезать кубиками. Затем мою руки и поворачиваюсь к Эштону, который молча стоит, нахмурив свои широкие брови.

– Спрашивай, – выдыхаю я. – Ты так громко сопишь, что мне страшно за твой мозг.

Он молчит, внимательно изучая меня взглядом.

– Если ты сейчас скажешь, что сопение не может вызвать взрыв мозга…

– Ты… – хриплым голосом перебивает меня Эштон. – Ты здесь только потому, что тебя попросила моя сестра?

Тяжело сглатываю, не отводя от него взгляда.

– Я здесь, потому что люблю тебя, Эштон. И видимо, ты сильно ударился головой, раз не помнишь, что я сказала тебе об этом на льду.

С его губ срывается облегченный выдох. Он запрокидывает голову к потолку, и я вижу, как напрягаются жилы на его шее. Когда наши взгляды снова встречаются, в уголках его небесных глаз блестят застывшие слезы. Эштон делает шаг ко мне и упирается лбом в мой.

– Значит ли это, что ты дашь нам еще один шанс?

– Каждый заслуживает второго шанса, – тут же шепчу я, сглатывая ком в горле.

Он снова шумно выдыхает и обхватывает ладонями мое лицо. Медленно проводит пальцами по линии подбородка, а затем зарывается в волосы, мягко поглаживая. Его грудь тяжело вздымается вверх-вниз, а сердце стучит так громко и сильно, что вот-вот выпрыгнет.

– Хлоя… – шепчет Эштон, прижимая меня к своей груди.

Я крепко обнимаю его, сцепив руки на спине, пока мои глаза наполняются слезами.

– Прости, что сейчас являюсь причиной твоих слез. Прости, что причинил тебе боль. Прости, что воспользовался твоим доверием. Прости меня, милая…

– Ты заразился от меня вечными извинениями? Я давно простила, Эштон.

– Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, милая, – тихо произносит он, покрывая едва уловимыми поцелуями мое лицо, наверняка распухшее от слез.

Некоторое время мы оба не произносим ни слова. Я утопаю в его объятиях, как в огромном защитном куполе. Он гладит мои волосы, уткнувшись носом мне в шею. И в эту минуту я и в самом деле чувствую себя… свободной. От предрассудков, от чужого мнения и, самое главное, от боли.

– Тебе нужно поесть, – шепчу, слегка отстранившись и пытаясь стереть с лица слезы.

– Не хочу отпускать тебя ни на секунду.

– Значит, придется кормить тебя с вилки, как маленького.

Он хмыкает.

– Ну ты уже однажды лично убедилась в том, что я далеко не маленький.

Щеки заливает румянец.

– Садись уже, – указываю ему на стул.

Эштон послушно устраивается за столом, пока я ставлю перед ним тарелку. Едва я делаю шаг в сторону, он тут же притягивает меня к себе.