Дракон из Трокадеро

– В деле сочинения хороших романов бессонница – лучший друг писателя. Вот так-то, господин литератор. Пойдемте, Ихиро.

– Я? Вы уверены? Прямо сейчас?

– Я решил воспользоваться вашим советом, господа. Мы отправляемся в изгнание. Как гласит народная мудрость, зебра чувствует себя в безопасности только среди себе подобных. Ватанабе-сан, все необходимое у вас наготове?

– Да, Мори-сан, кимоно, хакама [102] , камисимо [103] , парик и деревянные башмаки у меня в сумке, – ответил Ихиро, и в глазах его зажегся лучик надежды.

102

Хакама – первоначально в Японии кусок материи, обертываемый вокруг бедер, позднее – длинные широкие штаны в складку, похожие на юбку.

103

Камисимо – костюм, который самураи и придворные носили в эпоху Эдо.

– Отлично, тогда в путь.

Жозеф пожал плечами.

– Переодеться самураем любой дурак может, – недовольно проворчал он.

– Только не вы! – воскликнул Кэндзи. – Самурай, дорогой мой, готов умереть в любую минуту.

– Кэндзи, – вмешался в их спор Виктор, выступая в роли миротворца, – настоятельная необходимость в этом еще не назрела, поживите пока у Эфросиньи, там вы будете в безопасности.

– Несмотря на все благодушие этой дамы, мы будем ее стеснять. Так что в ваших же интересах активизировать поиски. Ихиро-сан, когда эта история закончится, вы мне за все ответите. Тоже мне шнорер нашелся!

– А что такое шнорер? – заскулил тот.

– На идише так звучит слово «попрошайка»!

– Вы говорите на идише? В таком случае у вас бесспорные способности к языкам, – признала Эфросинья, за несколько мгновений до этого спустившаяся по лестнице.

– В довершение всех бед Джина напрочь отказывается пожить у дочери! – продолжал Кэндзи. – Я буду волноваться. Виктор…

– Хорошо, я буду спать в вашей гостиной. Таша, ничего не зная, этого явно не оценит.

– Бедный мой друг, неужели вы в самом деле считаете, что Таша не в курсе ваших шалостей? Святая простота! Ну что, мы договорились, вы остаетесь здесь?

– Да, да, – скрепя сердце уступил Виктор.

На вершине лестницы показалась Джина.

– Нет. Тем более что одна я в любом случае оставаться не буду. Попрошу Мели ночевать на нашей половине. В обращении со скалкой она настоящий эксперт.

– Ага, только пирожные на вечер приготовить не может! – запротестовала Эфросинья. – Потому что ровным счетом ничего в них не понимает!

– Скалка – эффективное оружие защиты. Так что поторопитесь, друг мой, фиакр вас уже заждался. Ступайте и воспылайте чувством к божественной Саде Якко, ее изысканность вас обязательно пленит. Сколько времени вас не будет?

– Радость моя, я…

– Ступайте, вам говорят, вы нужны мне живым.

Джина подождала, пока они не ушли, и повернулась к Виктору.

– Вы разгневаны, – заметила она.

– Разгневан? Кэндзи, не понимая, что перед ним разверзлась пропасть, отправляется устроить бенефис в театре, где работает Ихиро! У меня нет слов, я крайне разочарован вашим легкомыслием.

– Постарайтесь поставить себя на мое место и на место Кэндзи! До тех пор, пока дело не прояснится, театр будет идеальным убежищем. И кому какое дело, что я могу остаться вдовой? Вы с Жозефом – двое сумасшедших. По вашей милости Таша, Айрис и я вот уже какой год не знаем покоя.

– Не говоря уже обо мне! – воскликнула Эфросинья, замахнувшись на сына, который предпочел отскочить в сторону, уворачиваясь от возможного удара.

«Болван! Как будто я, мать, в самом деле могу ударить сына! Ах, как же он тяжек, этот мой крест!»

– Эгоист! – добавила Джина. – И вы еще осмеливаетесь ревновать мою дочь к ее знакомым! На вашем месте, Виктор, мне было бы стыдно. Я предупредила Кэндзи: если он умрет, я его брошу!

Она была настолько возмущена, что даже стала заговариваться.

– Джина, я прошу прощения, но…

– Мне не за что вас прощать, ведь изменить человеческую натуру невозможно. Но играть в вашем возрасте в полицейских и воров! Это, признайтесь… Вы ставите под удар будущее Алисы. Если, предположим, книжная лавка перестанет приносить доход, на что вы будете ее растить? С некоторых пор торговля идет ни шатко ни валко, и Кэндзи это очень беспокоит. А в вас, его приемном сыне, он не видит никакой опоры.

– Клиентов стало меньше из-за Выставки и жары.

– Точь-в-точь как мой первый муж. Тот тоже отказывался брать на себя любую ответственность. Преобразование общества стало для него высшим приоритетом – до такой степени, что он напрочь забросил семью.

– Кстати о Пинхасе…

– Не произносите больше его имени в моем присутствии Он принес нас в жертву Революции, чтобы присоединиться к когорте бизнесменов. А в шестьдесят лет умудрился родить третьего отпрыска – ребенка, который, став взрослым, не сможет знаться с папочкой. Замечательное достижение.

– Своими словами вы сразили его наповал! – одобрила Эфросинья.

Джина поднялась по лестнице. На втором этаже хлопнула дверь.

– Мели! Где вы! – позвала она.

Виктор подошел к Жозефу и кивком головы подал знак следовать за ним в подсобку.

– Вот, возьмите. Джина поручила мне купить эти билеты для вас, Айрис и вашей матушки, с которой вы, по случаю, сможете помириться. Она просит вас сегодня вечером тайком от Кэндзи сходить на спектакль Сады Якко и присмотреть за ним.

– Стало быть, только что она ломала комедию?

– И да, и нет, вы же знаете женщин! Я рассказал ей, как Кэндзи намеревается воспользоваться нашими советами. Ступайте и предупредите Эфросинью.

– А кто вечером останется с детьми?

– Дядюшка. Он ни в чем не может им отказать. Таша не возражает.

– Вы даже не представляете, на что идете. Это хуже полицейского расследования.

– Обожаю детей, одной дочери мне недостаточно, во мне живет душа вождя целого племени.

Жозеф с сомнением поглядел на него.

Фиакр застрял в заторе, образовавшемся в результате аварии с участием автомобиля. Они опоздали и в зал, выдержанный в стиле «ар-нуво», смогли попасть только в антракте, по окончании первой части представления, во время которой давался сеанс магии.

– Видела, радость моя? Здесь яблоку негде упасть, какое счастье, что мадам Джина зарезервировала для нас места! – воскликнула Эфросинья, шествуя перед Айрис.

Они уселись в третьем ряду. Здание театра Лои Фуллер было украшено рельефным изображением этой американской актрисы. На барельефах, фризах и кариатидах она извивалась как змея. Чопорный молодой человек с пышной шевелюрой и лорнетом, сидевший неестественно прямо рядом с Жозефом, не сводил глаз со сцены, закрытой занавесом с изображенными на нем греческими мотивами. В ожидании ритуала, предназначенного для узкого круга посвященных, он постепенно впадал в транс и поэтому проявил явное неудовольствие, когда его сеанс медитации был нарушен раскатистым голосом Эфросиньи.