Дракон из Трокадеро

– Что-то я проголодалась, надо было взять леденцовой карамели. Лапочка, передайте мне программку. Ка-бу-ки, онна… гата, буё… Тарабарщина какая-то! Иисус-Мария-Иосиф, теперь, чтобы куда-нибудь сходить, нужно обязательно быть полиглотом! Могли бы и на французский перевести!

К ней повернулся молодой человек.

– Мадам, кабуки представляет собой традиционный японский театральный жанр. Само название состоит из трех частей, ка – это музыка, бу – танец, ки – сценическое искусство. Повседневная жизнь в рамках этого жанра сублимируется до языка жестов, необычайно тонкого и весьма замысловатым образом закодированного. Руки, глаза, голова актера выражают чувства, но никак не разум. И манипуляции с различными предметами тоже не случайны.

Эфросинья, вытаращив глаза, в страхе смотрела на него.

– И как разобраться во всей этой каше?

– Если человек восприимчив к нравственным конфликтам, печальным историям любви и эпическим повествованиям, тогда все идет из глубины души. Оннагата – это актеры-мужчины, которые, начиная с XVII века, играют женские роли.

– Благодарю вас. Но неужели вы хотите сказать, что Садо Якко – мужчина?

– Сада Якко, – поправил ее собеседник, скривив рот. – Нет, это женщина. Раньше выступала в комедиях при дворе императора, изумительно танцует и играет на тринадцатиструнной арфе кото. Бывшая гейша, обладает несравненными музыкальными талантами, а ее сценическая игра представляет собой редкую смесь необузданной страсти и достоинства. Сада Якко берет на себя смелость нарушать правила традиционного японского театра и воплощать собой героиню.

– Ну, это не бог весть какая находка, – проворчала Эфросинья.

Она удобнее устроилась в кресле и прошептала на ушко Айрис:

– Эти японцы не изобрели ничего нового. Сара Бернар с успехом играла роль мужчины, к тому же молодого, когда ей уже было далеко за пятьдесят! И создала «Орленка» Эдмона Ростана!

Чувствуя себя неловко от бестактности матери, Жозеф закашлялся.

– А танец буё? – спросила она соседа, который смерил ее презрительным взглядом.

– Этот танец – удел куртизанок и онногата.

– И вы любите подобные зрелища?

– Андре Жид, мой литературный собрат, горячо убеждал меня посмотреть это представление, которое дадут всего лишь сто двадцать три раза. Подобно ему, я уже не первый раз здесь. Постановку спектакля осуществил Отодзиро Каваками, Сада Якко – его жена. В первый раз это было откровение, даже несмотря на то, что «Гейшу и рыцаря», которая в Стране восходящего солнца длится два дня, у нас уложили в полчаса. Спектакль представляет собой вольную трактовку «Дамы с камелиями», действие происходит в Японии XVI века. Кроме того, я горячо полюбил «Кесу» [104] , которую играют, чтобы чередовать представления. К сожалению, в этом зале нет места, чтобы продолжить сцену в зрительный зал с помощью помоста, как это делают в Японии. Все, тихо, начинается!

104

Кеса – героиня японского эпоса, повествующего о несчастной любви женщины к самураю Морито.

Занавес отошел в сторону, явив взорам средневековый замок и цветущие вишни, при виде великолепных оттенков которого публика восхищенно ахнула.

Музыканты уселись в левой части сцены и заиграли странную мелодию, в такт которой солист стал выкрикивать какие-то стенания. Звукам флейты и ударных вторил какой-то щипковый инструмент.

– Вон та лютня с длинным грифом называется сямисэн, а две деревяшки, с помощью которых подчеркивают реплики актеров, – хесиги, – прошептал собрат Андре Жида.

Главные действующие лица пьесы – гейша Кацураги и самурай Нагойя, окруженные многочисленными исполнителями в разноцветном гриме, – рассказывали грустную историю своей любви зрителям, ошеломленным великолепием парчовых нарядов и причесок. Сада Якко, то с высоким, нашпигованным булавками шиньоном на голове, то всклокоченная и лохматая, декламировала свои тирады, под конец переходя на вибрато и неподвижно застывая в торжественной позе, выставив вперед развернутый веер. Убаюкиваемый ее монотонным голосом, Жозеф клевал носом и погружался в дрему. Айрис, опасаясь, что он вот-вот захрапит на все лады, похлопала его по плечу. Жозеф подпрыгнул – в самый раз для того, чтобы увидеть на сцене самурая с волосами, стянутыми на затылке в хвостик, размахивавшего непомерных размеров саблей. Эфросинья толкнула сына локтем в бок.

– Проснись, радость моя, а то вся эта мелодрама плохо закончится!

Сада Якко монотонно запела, отчего Жозеф не замедлил вновь впасть в коматозное состояние. Гром аплодисментов заставил его тут же выпрямиться. Он встал, предпочитая не замечать презрительных взглядов соседа.

– Прошу прощения, мне нужно на воздух, эта пьеса действует на меня как снотворное.

– Куда это ты собрался? Есть еще второе отделение. Мария-Луиза, она же Лои Фуллер, будет потрясать своими полупрозрачными шелковыми покровами, превращаясь то в бабочку, то в цветок, – заявила Эфросинья. – Так написано в программке. Черным по белому.

– Я ухожу, подожду вас на улице.

В тот самый момент, когда он дошел до выхода, на сцену вышла пухленькая женщина. Под гром аплодисментов она, манипулируя бамбуковыми шестами, стала размахивать струившимися полотнищами, отливающими разными цветами, а затем завертелась, будто летящий на электрический свет мотылек.

«От этого вертлявого ерзания только голова кружится», – подумал Жозеф, направляясь за кулисы.

Небольшие размеры артистических уборных не позволяли всем членам труппы одновременно снимать грим. Приоритет оставался за дамами.

Какой-то человек в широких штанах внимательно присмотрелся к Жозефу и прошептал несколько гортанных фраз другому актеру – с наклеенной тонзурой на голове. Тот подошел, приблизил свой лик на дюйм к лицу Жозефа и вполголоса произнес:

– Пиньо-сан, бегите, пока Мори-сан вас здесь не увидел!

Под красным гримом, указующим на то, что перед ним положительный персонаж, Жозеф разглядел моржовые усы.

– Ихиро! Вы играли на сцене!

– Совершенно верно, как и Мори-сан. Я думал, вы знаете. В своих самурайских доспехах он выглядит просто восхитительно, и даже если ему, как и мне, отведена немая роль, пьеса от этого хуже не становится!

Жозеф утвердительно кивнул головой. Признаваться, что во время спектакля он неплохо вздремнул, не было никакой необходимости.

– И он, и я очень гордимся, что нам позволили выступить в качестве действующих лиц. Вы видели какой восторг выказывали зрители? Это вам не ярмарочный балаган, это театральная постановка, подобных которой в вашей стране отродясь не было, – прогнусавил Ихиро.

– Вы определенно профессионал наивысшей пробы. Убирайтесь отсюда. – приказал чей-то сдавленный голос.

Ихиро с Жозефом подпрыгнули.

– Очень умно. Я здесь инкогнито! Вы не подумали, что за вами могли следить? – добавил голос.

«Кто это говорит? Коротышка с цитрой? Худосочный тип с флейтой? Большой барабан? Длинноносый? Или лысый, закованный в латы?»

Окинув по очереди внимательным взглядом музыкантов и актеров, Жозеф остановился на воине, щеки и лоб которого, в знак враждебности, были покрыты синей краской.

– Я веду наблюдение, – заверил он.

– Ведите его где-нибудь в другом месте! – ответил голос.