Дракон Нерождённый

– Как-то здесь пусто, где трон? – Охотница втянула голову в плечи, не желая смотреть наверх. – Должен же быть трон, верно? Может, не туда попали?

– Нет, мы на месте. Это нервный узел, средоточие власти над всей долиной.

Майрон окинул залу своим особым взглядом. Он видел переплетения чар, – сложные инструменты управления, которыми в миг можно было перекроить всё устройство Керн-Роварра; заклинания огромной силы и сложности, парившие в воздухе.

– Я в своё время успел насидеться на троне и больше не хочу. – Голос из ниоткуда заставил их напрячься. – Следует извиниться за эту неучтивость, – начинать беседу подобным образом есть высшая степень дурного тона, однако, я опаздываю и вынужден послать вперёд голос. Пожалуйста, располагайтесь.

Посреди залы возник золотой столик и пара ажурных стульев. На малахитовой столешнице появились напитки и лёгкие закуски очень странных, экзотичных видов. Райла с детским любопытством закинула в рот нечто красно-чёрно-белое, но тут же выплюнула.

– Сырая рыба! Кто, рвать их мать подаёт сырую рыбу, да ещё и с рисом?!

– На Жемчужных островах эльфы любят поесть такого. – Майрон ухмыльнулся. – Не пей, это… соус.

– Я уже разочарована! – воскликнула охотница, ставя великолепный графинчик обратно. – Ни пожрать, ни нажраться с дороги!

Она явно переигрывала, просто чтобы отвлечься от зеркал, постоянно двигавшихся над головой. Одно из них как раз опустилось плавно и сквозь просторную раму выплыл Гед Геднгейд.

Как и многое другое в Керн-Роварре, он не соответствовал чужим ожиданиям. На Майрона воззрился не суровый старец, давно переживший отведённый человеку срок, а мужчина в зените, породистый аристократ, жгучий брюнет, одевавшийся дорого, но неброско, со вкусом. Он парил над полом, задумчиво подкручивая ус, оглаживая бородку, – стало понятно, на кого пытался походить Илиас Фортуна, – а над его теменем парила сфера, источавшая мягкий свет. Глаза, подведённые сурьмой, смотрели на гостей, но и как бы сквозь них.

– Я здесь, – сказал Майрон только чтобы нарушить тишину, хотя то было против этикета.

– Наконец-то, – ответил великий маг. – Будь на то моя воля, ты оказался бы здесь намного раньше. Но, видимо, глупость человеческая не минует никого, – всегда тянем до последнего.

– Были обещаны ответы.

– Сразу в бой? Похвально. Ответы будут получены, – заверил Гед Геднгейд, – чуть позже. Как только ты был найден, я разослал призыв. Волшебники со всех концов света скоро соберутся здесь, и будет провозглашено важное. Ты поприсутствуешь, Майрон Синда, и узнаешь больше чем они по итогу. Но пока что придётся немного обождать.

Великий маг не просил, но сообщал, – Майрон прекрасно всё понял. Полностью осознавая, перед кем стоит, он, тем не менее, дал волю гневу:

– Я ожидал, что хоть здесь не будет того балагана, в который волшебники превращают свои жизни: недомолвки, недоверие, смутные обещания. Я ошибался, глупость человеческая воистину никого не минует.

Густые чёрные брови великого мага чуть-чуть, на толщину ногтя опустились:

– Многие платили жизнями и за меньшее.

– Не надо мне грозить.

– Грозить? – Одна бровь Геднгейда прямо-таки взмыла вверх на две толщины ногтя. – Гостю? В горах? На такое способен лишь безумец.

Он не продолжил, но седовласый прекрасно ощутил невысказанную мысль: великаны не грозят лилипутам, – много чести.

– Какие у вас обоих взгляды суровые, я прям дрожу.

Мужчины повернулись к Райле, которая правильно выбрала слова и улыбку чтобы «обезоружить» их. Напряжение спало.

– Возможно, нам следует начать заново, – предложил хозяин Керн-Роварра, – с тебя, милое дитя.

– Что?

– Ты была приглашена, дабы я наконец смог извиниться перед тобой.

Она не поняла, посмотрела на Майрона, но тот выглядел столь же удивлённым.

– Вы ничего не перепутали?

– Внесу ясность: я не злоумышлял против тебя, но моим Искусством тебя принудили к страшному. Заклинание Охотник Зазеркалья…

– Хватит, – просипела Ворона, которую вдруг покинул голос, – не надо.

– Что такое, Райла?

– Шивариус Многогранник был моим учеником, – ответил за неё великий волшебник, – он был способен постичь азы любой грани Искусства, даже моей, редчайшей. Я спекулумант, магия Зеркал – хребет моего могущества. И Шивариус перенял многие редкие заклинания.

– Зеркальный Предатель, – вспомнил седовласый, – я испытал на себе.

– И выжил. Моё почтение, Майрон Синда.

– Пожалуйста, хватит! – Райла схватилась за голову, её лицо исказилось от душевной боли. – Отпустите меня или поменяйте уже…

Но Гед Геднгейд был неумолим.

– Все эти годы, дитя, ты была отравлена. Последствия заклинания Охотник Зазеркалья, которое Шивариус применил на тебе. Эта сущность таится в зеркале, поджидая добычу, потом набрасывается, проникает в тело, полностью его подчиняет и устремляется ко второй, – истинной цели.

– Замолчи!!! – выкрикнула Райла и тут же замерла.

– Не стоит, – сказал Геднгейд, заметив как полыхнули глаза Майрона, как он приготовился напасть. – Я чувствую в её костях яд. Хочешь, чтобы так осталось?

– Нет, – прорычал Майрон, с трудом держа себя в руках.

На месте золотого стола появился продолговатый целительский алтарь. Геднгейд уложил на него Райлу, «отмер» её и погрузил в глубокий сон. Одежда сама собой разошлась, открывая белое жилистое тело с множеством старых и новых шрамов. Майрон отвёл взгляд, во рту стало горько от воспоминаний.

Они принадлежали не вполне ему, но тому человеку, которым он был много лет назад. Иное имя, иное лицо, иные убеждения. Это произошло в замке Ардегран. Посреди пира был убит Октавиан Риденский, придворный маг короля Радована. Убит зверски, прямо в рабочем покое монарха. Обвинили его любовницу, королевского телохранителя Райлу Балекас, которая исчезла той же ночью. Спустя месяцы Майрон случайно нашёл её в зловонной камере, уже не человека, но истерзанный пытками огрызок… Организаторы убийства жестоко поплатились.

– Это мой тебе знак доброй воли, Майрон Синда, – величественно молвил Геднгейд, – символ моей честности, уважения и надежды на взаимную помощь в грядущем.

Он простёр над ней длань и тело выгнулось, задрожало, что-то забегало под кожей, словно муравьи. Мало-помалу в воздухе стали появляться мельчайшие пылинки, выхватываемые светом; их становилось больше, они соединялись в капли покрупнее, кое-где из пор выступала кровь, но процесс длился, пока, наконец, она не затихла.