Дракон Потапов и украденное сокровище

– Да-да, – радостно закивал сыщик. – Как это прекрасно. Сейчас мои ребята всё сделают. А я пока займусь допросами. Это тоже весело.

– Но не в половине двенадцатого ночи, – проворчал Кецаль.

– Я очень-очень постараюсь отпустить вас скорее, честное слово, – совсем по-детски сказал сыщик. – Я даже не буду устраивать индивидуальные допросы. Мы просто поговорим. Как прекрасна беседа друзей лунной ночью! Меж нами родится приязнь, затем доверие, затем истина!

– Что хорошего может родиться в половине двенадцатого ночи, – опять проворчал Кецаль.

– Например, я, – заулыбался сыщик. – Я родился в половине двенадцатого ночи.

– Ну вот я же и говорю, ничего хорошего в такое время не родится, – ещё тише сказал Кецаль, так что его услышал только Потапов – у него же было шесть ушей, а не два, как у остальных.

Сыщик похлопал в ладоши. Послушники принесли горячий чай и засахаренные фрукты. Драконы сразу повеселели.

– Мы сейчас только установим последовательность событий, – сказал сыщик. – Пусть кто-нибудь один расскажет, как прошёл день, а остальные поправляют. Я ознакомился с программой. С утра вы ездили в Рёандзи, да? О, как прекрасен этот сад! Он полон гармонии и радости.

– А мы с тобой ничего не поняли, – шепнул Франсуа Потапову.

– Я – официальный представитель Организационного Комитета Конгресса, и я буду рассказывать, – решил Амэ-но-ано. – С утра жемчужина была у господина Цзяна Фу-Тсан-Луна. Она очень вертелась. Когда мы возвращались из Золотого павильона Кинкакудзи, она подбила два глаза господину Потапову. Мне было очень стыдно – я не смог уберечь гостя от физического воздействия.

– Мне тоже было стыдно, – потупился Цзян. – Я не мог усмирить свою… свою жемчужину.

– А мне она в нос заехала, – напомнил Кецаль. – У нас в Америке таких невоспитанных жемчужин на свободе не держат. Они все по тюрьмам сидят.

– Когда мы вернулись в Тенрюдзи, по программе было любование луной. Я не представлял, как можно любоваться луной и сочинять хайку, когда тебе в нос или глаз норовит залететь тяжёлый камень чуть меньше вашей уважаемой головы, господин сыщик. И я предложил как-нибудь усмирить её. Снотворным намазать что ли. Кто-то придумал прикрыть её тряпочкой.

– По-моему, ты и придумал, – сказал Кецаль.

– Нет, ты! Ещё про канарейку сестры рассказал, – вспомнил Амэ-но-ано. – А Потапов снял платочек со своей левой шеи и отдал. И мы завязали в него жемчужину.

– Красивый был платочек, – вздохнул Потапов.

– Жемчужина сразу притихла? – спросил сыщик. Когда он слушал, лицо его не было таким радостным, скорее усталым и жёстким.

– Нет, она сперва ворочалась, – вспомнил Цзян. – Я её шлёпнул! О-о! Как я мог! А вдруг это последний шлепок в её жизни! О-о, горе мне, где моя жемчужина?

– Мы уважаем твое горе, Цзян-сан, но не надо терять лицо, беспрерывно причитая, как женщина. – поморщился Амэ-но-ано. – Веди себя как мужчина. Итак, мы сели любоваться луной. Потом в воде начались всякие бульки, мы отвлеклись от луны и стали обсуждать, как поймать чудовище.

– Жемчужина в этот момент вертелась в платочке? – перебил сыщик.

– Я… я не знаю… я не помню, – растерянно залепетал Цзян. – Понимаете, я ещё никогда в жизни не ловил чудовищ, и я отвлёкся. Но если бы она сильно вертелась, я бы заметил.

– Потом все вышли из павильона, – продолжил Амэ-но-ано. – Все вместе пошли…

– Нет! – перебил Кецаль. – Тут все разбрелись. Ты, например, пошёл за приманкой.

– Да, – согласился Амэ-но-ано. – Я пошёл к павильону для медитаций. Сэр Сэвил вроде шёл за нами, но исчез. Цзян, Потапов, Франсуа и Кецаль держались вместе и пришли на берег.

– Откуда ты знаешь, как мы держались, ты же не видел, ты ушёл за приманкой, – возразил Франсуа. – Кецаль не сразу пришёл, он не туда свернул в темноте и прилично отстал.

– Ну да, я шёл последним и нечаянно свернул в сторону бамбуковой рощи, – согласился Кецаль. – Я был слегка рассеян под воздействием любования луной и думал о тщете всего сущего. И было темно.

– Было довольно светло из-за луны, – возразил Франсуа. – И последним шёл я, а не ты. А ты сразу свернул налево.

– Хорошо, – кивнул сыщик. – Теперь перечислите мне последовательность событий у пруда, когда вы ловили Кракена.

– Мы все сидели в засаде. Пифон обвился вокруг, чтобы чудовище не сбежало в сторону храма. Кракен вылез и схватил фальшивку № 1. Я поймал его сетью. Договорились об обмене жемчужины на Драгоценность Прилива. Цзян отдал жемчужину.

– Подозрительно легко отдал, – встрял Кецаль. – То даже подержать не разрешал, а тут просто по первому требованию всучил сокровище всего рода какому-то прохиндею многорукому.

– Сердце моё плакало кровавыми слезами, – возразил Цзян. – И никто из вас не узнает, какую на самом деле я понёс потерю.

– Итак, Цзян отдал жемчужину и получил Драгоценность Прилива. Кстати, где она?

– У меня, – сказал Цзян. – В защёчном мешке. Не отдам. Обмен был произведён, и не моя вина, что жемчужина оказалась фальшивкой. При договоре было сказано: «Вон та жемчужина, что в платочке». Я отдал её и получил Драгоценность Прилива.

– Формально он прав, – согласился сыщик. – Поэтому надо найти настоящую жемчужину и отдать её Кракену. А то позор и потеря лица.

– Если мы не найдём жемчужину, мне придётся совершить сеппуку, – сказал Амэ-но-ано бесстрастно. – Я присутствовал при договоре как официальный член Оргкомитета Конгресса и своим присутствием гарантировал правильность договора. Сын моего великого отца не сможет пережить бесчестья.

– Сеппуку – это что? – шепотом спросил Потапов.

– Это харакири, – пояснил Франсуа. – Очень зверское самоубийство.

– Кошмар, – содрогнулся Потапов. – Я читал про харакири – абсолютно ничего хорошего.

– А я китаец, мне не надо совершать сеппуку, – сказал Цзян. – Я всегда радовался, что я китаец, а не японец.

Амэ-но-ано посмотрел презрительно и продолжил:

– Итак, Кракен получил фальшивку № 2 в платочке № 2 (неизвестно чьём) и отбросил её. Потом был скандал, потому что Кракен обиделся на обман, и я его понимаю. Потом вызвали врачей, чтобы ему сделали инъекции морской воды – старику стало совсем худо. Кстати, я не проверил, они приехали?