Драконов бастард

Дрожь отступила, не успев по-настоящему завладеть руками Тобиуса. Маг должен полностью владеть собой, иначе он не сможет владеть магией, а потому заклинание Сон, вопреки его прозвищу, погрузило Ольгефорта Неусыпного в забвение без грез и чувств, а Шелковая Удавка, накинутая на его горло, медленно и безболезненно отняла его жизнь.

Сердце предательски кольнуло, и Тобиус убедил себя, что это последний его двойник погиб где-то там, наверху.

— Господь-Кузнец, пред Тобой встану и буду судим за грехи мои.

Как самая сильная школа магии в Вестеррайхе, Академия Ривена несла также службу самой неприступной тюрьмы для магических преступников, по крайне мере для тех, кого не сжигала Церковь на очищающих кострах. Со всего Вестеррайха их присылали в Академию и там заключали в зачарованном металле, нерушимом и вытягивающем из них все силы, под присмотром могущественного архимага, который не знал покоя и не мог быть обманут никем и ничем.

Пройдя за следующую дверь, Тобиус встал на небольшой площадке посреди почти полной тьмы. Два настенных магических освещальника слишком слабо разгоняли ее, поэтому магистр всплеснул руками, создавая десятки светящихся мотыльков. Их свет, пугливый и неровный, возносился и падал, расходился в стороны, выхватывая из темноты очертания клеток, подвешенных на толстых цепях в пустоте. Клетки те имели сферическую форму и походили на птичьи, но отнюдь не для птиц были созданы. Тобиус не мог знать этого точно, но ему показалось, что это неправильно. Клетки должны были находиться где-то там, еще глубже под землей, в хранилище, за сотней зачарованных замков, а не болтаться пустыми и под потолком.

Почти три сотни пустых клеток, из которых Шивариус достал самых ужасных магов Вестеррайха, висели под потолком. Он забрал себе всех, кроме одного, кроме, ужасного дракона, рядом с которым все прочие были жалкими мухами.

На площадке стоял невысокий каменный столбик, похожий на гриб, и на медной «шляпке» его некогда располагалась доска управления тюремным блоком, несколько десятков зачарованных драгоценных и полудрагоценных камней, рычажки, рубильники, все, что было нужно знающему волшебнику, чтобы вытянуть из хранилища камеру. Уходя, Шивариус оплавил доску, уничтожив большинство элементов управления, но из застывших медных разводов едва-едва виднелся уголок поврежденного граната. Тобиус прикоснулся к заветному камню, пуская сквозь него магический разряд, и долгие минуты стоял замерев, гадая — не развеялись ли чары, заставлявшие тюрьму работать? Вдали послышались хлопки, с которыми открывались и вновь закрывались многочисленные зачарованные врата, и частый стук металла о камень. Светящиеся мотыльки растянулись в воздухе по всей длине подземной залы от места, на котором стоял Тобиус, до далекой противоположной стены, в которой находился зев прохода на последние уровни тюрьмы.

Оттуда появилась не клетка, а металлический саркофаг, висевший на длинной цепи, которая с другого конца крепилась к спине огромного металлического жука-голема, ползшего по потолку.

Еще издали серый магистр ощутил неладное. Как зверь, предчувствующий стихийное бедствие, Тобиус ощущал приближение чего-то ужасного, чего-то такого же свирепого и смертоносного, как пробудившийся вулкан или гигантская волна, сметающая с берегов целые города и уносящая тысячи жизней. Магический катаклизм надвигался, заполняя юношу ужасом, и тот пятился, прикипев взглядом к подвесному гробу с решеткой на уровне глаз. Жук-голем на потолке остановился, его ноша по инерции качнулась вперед, и Тобиус едва не завизжал от ужаса, когда этот «маятник» оказался вблизи. Он не видел того, кто находился внутри, но он чувствовал, как за тонким металлическим препятствием разверзлась голодная тьма, с копошащимися в ней трупными червями ужаса.

— У тебя есть конфетка? — послышалось изнутри. — Я тысячу лет не чувствовал вкуса сладостей. У тебя есть конфетка, Тобиус Моль?

Собственное имя ударило Тобиуса словно плетью. Он все еще не сбежал прочь лишь потому, что тело отказывалось подчиняться.

— Конфетка. Конфетка. Конфетка. У тебя есть конфетка?

— Н-н-н-нет… — выпало из белых уст волшебника.

— Жалко. Тогда вырви себе глаз и просунь через решеточку, пожалуйста. Глаз — это, конечно, не конфетка, но хоть что-то.

— Н-н-н-нет…

— Вот как? Тогда, может быть, щеку? Щеки вкусные, нежное мягкое мясо! Дай мне свою щеку!

— Н-н-не…

— Ты другие слова знаешь, Тобиус Моль? На что ты рассчитывал, вытаскивая меня сюда, если только и можешь мямлить это свое «н-н-не»?

— Ты знаешь мое имя!

— Удивительно, верно? — засмеялся узник. — Я знаю имя такого незначительного и жалкого недоволшебника, как ты. Я ведь слежу за тобой, Тобиус Моль. Прямо отсюда. Они нашли способ заточить меня в чугунном ящике с тремя демонами, с которыми я не могу договориться, заковали в керберитовые цепи и пробили мой череп шестью бронзовыми гвоздями, через которые выводится излишек гурханы, но они не смогли меня ослепить. Я вижу и слышу все, что хочу видеть и слышать. И я слежу за тобой, Тобиус, за твоими младенческими шажками по миру, за твоими победами и поражениями.

— Но зачем?..

— Зачем? Ха-ха, я просто люблю смотреть на чужие страдания! И на серых магов. После того, что начал творить Шивариус, я понял, что теперь вы, серые, окажетесь в центре всех самых важных событий, происходящих в мире! Ха-ха! Смотри, но не трогай — вот мой нынешний удел, но ничего, у меня впереди века, и рано или поздно я освобожусь! — Саркофаг задергался и начал раскачиваться, сотрясаемый истерическим хохотом.

— Я… я хотел…

— Молить о помощи! Знаю! Ты боишься, что Шивариус тебя с потрохами сожрет, и не зря боишься! Мотылек дракону не соперник, ха-ха! Он вспорет твое брюхо и выжрет внутренности, как только ты попадешься в его когти! — Джакеримо вновь захохотал. — Ой, кажется, я что-то перепутал… это сделал бы я! А Шивариус тебя просто убьет. Но сначала он будет пытать тебя, пока ты не отдашь ему книгу!

Одержимый бесновался в своей маленькой тюрьме, изливая на единственного слушателя потоки мерзких ругательств пополам с невменяемым хохотом. И все это было бы пустыми звуками, если бы не ураган кошмаров, в сердце которого находился Тобиус. Именно так он чувствовал Джакеримо — не как проводника Тьмы или слугу демонов Пекла, а как чистое Зло, Зло без цветов и единой цели, Зло само по себе, Зло, которое существовало ради собственного существования и расширения. Джакеримо Шут, бывший когда-то волшебником, воплощал само Зло.

И Хаос.

— Вот что скажу тебе, мальчишка, выпусти меня! Выпусти, и я убью Шивариуса! Клянусь, я прикончу этого мерзкого ублюдка, я выдавлю его как вонючий прыщ, а потом слизну содержимое! Не сомневайся, я так и сделаю! Конечно, тебя я тоже убью, но, по крайней мере, твоя смерть будет быстрой… возможно… не знаю, я еще не решил! Но можешь мне поверить, Шивариуса я заставлю мучиться долго!

— Я зря сюда пришел.

— Нет, постой, погоди, выпусти меня… нет, достаточно немного ослабить путы! Это под силу даже такому ничтожеству, как ты, давай же, дай мне маленький шанс, дружище! Давай!

— Ни за что!

— Вот так, да?! А другого выбора у тебя нет! Сам ты не сможешь, мальчишка, не по твоему плечу задачка!

— Я надеялся на совет!

— Какой совет?! Ты слышишь себя?! Какой совет ты надеялся услышать, слизняк?! Думаешь, есть какой-то обходной путь?! Думаешь, что есть способ такому ничтожеству, как ты, свалить такого колосса, как Шивариус?! Ты живешь в реальном мире, ублюдок! В реальном — не в сказке! И Шивариус намотает твои кишки на собственный посох, уж поверь… или это я бы сделал… но не суть! У тебя нет шансов! Нет обходного пути, слабый не победит сильного каким-то чудом! Нет! Я предвижу твою смерть! Ты подохнешь сегодня! Подохнешь вот-вот! В страшной муке! Ха-ха-ха-ха-ха!

Тобиус отступил, не смея отвести глаз от саркофага, будто иначе Джакеримо Шут мог выпрыгнуть наружу, — то был глупый, бессмысленный страх. Глупый, но непобедимый. Рука Тобиуса слепо шарила по оплавленной доске, не находя способа вернуть Джакеримо в глубины, из которых он поднялся.

— А даже если бы и был этот способ, то как бы ты отплатил мне за помощь? Как?! Ведь у тебя нет даже гребаной конфеты, жалкое ты ничтожество! Как бы ты отплатил мне?! Я хочу, чтобы земля чернела и умирала всюду, куда бы ни ступила моя нога! Я хочу видеть руины великих городов и предсмертные муки всех живых существ, особенно тех, что умеют мыслить и визжать о своей боли! Я хочу убивать детей на глазах у родителей, а родителей на глазах у детей, чтобы они ели плоть друг друга, не дерзая противиться моей воле, а потом я бы заставлял их возводить курганы из костей их любимых — и с их вершин смотреть, как вода в реках краснеет, превращаясь в кровь! Я хочу, чтобы солнечный диск пал за горизонт и никогда больше не поднялся, чтобы отравленный воздух раздирал изнутри всех, кто вдыхает его, и причинял им великие муки! Я хочу, чтобы Мир Павшего Дракона умер в агонии, корчась и рыдая, а я бы наблюдал за его кончиной, и, когда на теле мира не осталось бы уже ничего живого, кроме меня, я вздохнул бы спокойно в полном уединении и умиротворении! Разве я многого прошу?! Нет! Ну так с чего же такие преграды на моем пути к счастью?! Я желаю такой малости, но ты не можешь дать мне даже ее, жалкий недоносок, сын блохастой суки и пьяного гоблина! Пошел прочь, пока я не сожрал твою мелкую душонку, вонючий ты кусок тролльего дерьма!