Драконы - кто они?

Прямо-таки недоумение и оторопь берут: как, почему свирепые, ужасные, опытные в делах пожирания людей драконовые головы допустили до такого развития событий? Почему ничего не сделали для того, чтобы вовремя отразить наступление на своё туловище? Почему, уже во время не очень-то устойчивого стояния героя одной ногой на скользкой чешуйчатой спине чудовища, не повернулись на длинных гибких змеиных шеях в сторону агрессора, чтобы разорвать его на индивидуальные клочки вполне съедобной мышечной массы?

Не проснулись, не разобрались, не поняли, что происходит? Не может такого быть. Методичное одностороннее избиение продолжалась настолько долго, что и у гидры в целом, и у каждой из её голов в отдельности было предостаточно времени не только для того, чтобы осмыслить бесперспективность такого способа ведения боя, но и чтобы элементарно проголодаться. Да что там проголодаться! Почувствовать зверский, неутолимый голод. Ведь сколько внутренних ресурсов организма израсходовано на регенерацию отшибленных голов; пора бы пополнить запасы белкового материала. Тем паче что далеко ходить за ним не надо: вот он, объёмистый образчик великолепного, нежирного, рельефно оформленного белка, сам пристроился на спине гидры, словно на обеденном столе. Старается, пыхтит, потеет, усиленно разогреваясь и для большей гастрономической приятности поливая всего себя свежим солевым раствором. Хороший клиент; внимательный, учтивый; как его не съесть?

Неужто ни у одной из голов гидры не возникло в мозгу такой вдохновляющей идеи? Невероятно; тем паче что, с течением времени, голов у гидры, по их боевому количеству, становилось всё больше и больше; ведь, после каждого отшибания одной из них, на том же месте вмиг вырастало две. Соответственно этому, больше становилось и суммарного количества мозгов, соображавших про способы самовыживания, и общего для всех голов чувства голода...

Эх, вспомнить бы формулу суммы членов геометрической прогрессии! Нет, лучше не вспоминать; очень уж много у гидры голов получится. Настолько много, что за всеми не уследить даже сыну Зевса; хоть одна да тяпнула бы ядовитыми зубами. С соответствующим летальным исходом для смертного героя. Но, как ни странно, все головы гидры оказались беззубыми дурами, и ни одна не сообразила устроить в битве лёгкий перекус типа полуденного ленча.

В конце концов чудище заскучало от такой жизни и сдохло, а Геракл оказался единоличным владельцем воистину удивительного подвига. О дальнейшей судьбе Лерны, оставшейся без мучителя и защитника в девяти драконьих лицах, можно только догадываться.

2

На поединок со стражем подземного царства Аида, Кербером, Геракл почему-то отправился один, без своего любимого последнего племянника. Но поначалу в одиночестве он не остался. Сына Зевса, впервые оказавшегося в мрачном, незнакомом ему царстве, любезно провели к трону царя сразу двое богов: суровая немногословная воительница Афина Паллада и острослов Гермес, озорной покровитель путешественников, воров и торговцев.

По дороге на героя накинулась тень ужасной горгоны Медузы, причём - в полном боевом облачении: отрубленная Персеем голова - на конструктивно заданном ей месте, и даже змеи на голове шипят и шевелятся. Геракл испуганно ухватился за меч, но весельчак и острослов Гермес усмешливо успокоил его: 'Это - бесплотная тень! Она не грозит тебе гибелью!'

После встречи с царём Аидом Гераклу пришлось отправиться на поиски Кербера уже самостоятельно. К тому же Аид запретил ему пользоваться оружием; и потому, найдя Кербера, Гераклу ничего не оставалось, как поступить с ним примерно так, как ранее он проделал с немейским львом: обхватить его руками за шею и придушить.

Но немейского льва он предварительно оглушил палицей; а вот как, каким образом он, мимо сплошного забора из трёх пар широченных зубастых челюстей, добрался до шеи громадной свирепой псины - абсолютно непонятно. Во всяком случае, вразумительных объяснений этому чуду в рассказе о данном подвиге нет. Остаётся только предполагать, что доверчивое, соскучившееся по ласке и человеческому обращению чудовище позволило понравившемуся ему герою подойти к нему вплотную и крепко, по-братски обнять его.

Удивительно добродушны были древние сторожевые собаки! Трудно представить, что с современной московской сторожевой или, хотя бы, с обычной лагерной овчаркой удалось бы проделать то же самое.

Процесс удушения адского пса сильно затянулся, что вовсе не удивительно; шейка-то у мощного пёсика - одна на три громадных головы. Такую хотя бы просто обхватить - весьма проблематично; а ведь надо было как следует пережать. Удивительно другое: почему в процессе длительного постепенного удушения ни одна из вывших на весь Аид, вырывавшихся из смертельных объятий собачьих голов не грызнула героя? Герой-то держал собаку не за уши, как то делают с волками смелые и опытные охотники, а за круглую шею; значит, какой-то диапазон для движений и вращений у голов был.

Ещё более удивительно поведение ядовитых змей, проживавших на шее Кербера и обвивавших её со всех сторон. Почему ни одна из них не укусила героя за сдавливавшие их руки, не впилась ему в шею или в бок? Неужто впали в зимнюю спячку? Но ведь в царстве Аида нет ни зимы, ни лета! И ведь - только что, при виде приближавшегося Геракла, угрожающе шипели и грозно извивались!

Не менее удивительно другое: почему злобный адский пёс, поскольку уж он, весьма на то похоже, плевать хотел на вопросы жизни и смерти, не плюнул хоть разочек и на душившего его героя? И вовсе не обязательно в лицо; ну хотя бы капнул хотя бы из одной пасти стекавшей оттуда слюной на голую ногу агрессора. Этого было бы вполне достаточно, чтобы избавиться от его навязчивых объятий. Неужто глупый Кербер в пылу борьбы совершенно позабыл о том, что его слюна смертельно ядовита? Тьфу на надоевшего агрессора - и начинай спокойно дышать, растирать когтистыми лапами шею и понемногу откашливаться.

Нет; псина выла, страдала, но - терпела до тех пор, пока не потеряла сознание. А ведь могла и совсем сдохнуть! Мужик-то - куда как крепок и здоров; вдруг, в пылу боевого гнева, силёнок бы не рассчитал.

Так и просится диагноз: у чудища - полная атрофия чувства самосохранения. А также - служебная характеристика: безответственность, безалаберность, разгильдяйство, халатное отношение к исполняемым обязанностям. И как злобный Аид доверил должность стража своего ужасного учреждения такому увальню и добряку?

В самом деле: неужто сторожевая псина просто-напросто пожалела молодого красивого атлета? Неужто решила, ценою самопожертвования, сохранить ему жизнь и зловредный избыток здоровья?

Или - и в самом деле ничего не могла сделать, кроме как истошно выть?

Кстати, в мифе для такого предположения можно найти довольно веские доводы. Взять хотя бы такой факт: во время боя задняя, драконья голова Кербера, несмотря на полную бездеятельность остальных частей его составной конструкции, старательно и честно исполняла свои должностные обязанности. Видать, маленько взбунтовалась, восхотела под шумок не выполнять решения главенствующего собачьего триумвирата, решила воспользоваться собственным умишком. Да и - соскучилась по живому общению с людьми. Шутка ли: тысячи лет безмолвно и одиноко, в адской тьме и невыносимой вони никем не убираемых собачьих фекалий свисать макушкой вниз на собачьем хвосте с собачьей задницы. За это время бесчисленные толпы народу прошли мимо, и все испуганно шарахались от повёрнутых к ним собачьих морд; а ей никто даже слова злого не сказал.

И вот, наконец-то, дождалась. Дорвалась. Вцепилась в тёплое человеческое тело, принялась грызть ноги и туловище героя!

Но почему-то так и не смогла хоть что-нибудь отгрызть. Да что там отгрызть - укусить не смогла. Во всяком случае, Геракл, сразу после боя, без всякого отдыха и лечения, лично повёл покорившегося ему Кербера на свидание с царём, пославшим героя на этот бессмысленный подвиг. Никаких намёков на то, что герой во время дальнего перехода недомогал или, хотя бы, прихрамывал, в повествовании нет.