Драконы - кто они?
Шрифт:
Видимо, примерно так же происходит и с существами из потустороннего мира (или, если угодно иное наименование, с духами; в том числе - и с бесами). И если принять это предположение, то становятся ясны все странности поведения ужасных видом пришельцев из того мира в наш.
Начнём с попытки понять, почему они столь старательно и изобретательно принимают самые отвратительные и страшные внешние формы. Ведь они могут практически мгновенно менять свой облик; как, скажем, настигнутый Перуном Змиулан из тучи превратился в мелкого увёртливого змея, затем - в коня, потом - в корову, затем опять в тучу и, наконец, в приземный туман (который, кстати, наиболее соответствует внешнему облику обессилевшего, 'павшего на землю' духа). Зачем же им самих себя уродовать,
Есть свидетельства, что некоторые из потусторонних существ так и делают - если хотят вызвать к себе у людей доверие и какие-то положительные эмоции. Но тем энергетическим созданиям, что появляются перед нами в обликах страшных чудищ, наши положительные эмоции, очевидно, не нужны. Что это означает? То, что они питаются энергией не положительных, а отрицательных, негативных человеческих эмоций: страха, гнева, отвращения и прочих.
А почему ни одно из этих ужасных чудищ, по сути, не сопротивлялось попыткам его насильственного умервшления?
Полноте! О каких умерщвлениях идёт речь? Говорить всерьёз о том, что кто-то из смертных взмахом своего меча (если даже этот меч 'волшебный') убил духа - всё равно, что утверждать: древнеперсидский царь Дарий, наказав море поркой кнутами, сделал ему больно. Зато можно всерьёз утверждать, что в битвах между людьми и потусторонними чудищами никаких убийств не было. Ни чудища не убивали людей, ни люди не убивали чудищ. Каждый раз это был великолепный спектакль, на котором очередной герой щедро выбрасывал сгустки вожделенной негативной энергии как самому чудищу, так и невидимым 'богам', слетевшимся, словно грифы на кровавое пиршество, на бесплатную энергозаправку.
Чудище лишь изображало борьбу и умирание. И чем дольше, артистичнее, талантливее оно играло свою роль, чем больше, за время 'битвы', тратил нервов и эмоций герой (либо сдавшийся на милость 'победителя' трус), тем веселее, довольнее и сытнее были невидимые зрители. Ведь на самом деле никакой борьбы не было, да и быть не могло. Геракл, вместо того чтобы отшибать головы у гидры, с таким же успехом мог бы разгонять палицей струйки тумана, клубившегося над соседним озером.
По той же причине чудища не делали никакого вреда собственным убийцам. Ну нечем было им грызть - кусать своих врагов; зубы да когти - нежные, слабые, бутафорские, рассчитанные на устрашение доверчивых людей, испугавшихся страшного вида представших перед ними чудовищ (как правило - 'выползших из тёмной пещеры').
Рассуждая теоретически, практически любому победителю любого чудища вовсе не обязательно было махать тяжёлым мечом или огромной дубиной для того, чтобы 'снести' чудищу голову; для этого хватило бы шпажки, а то и прутика. Ведь почему так легко, с первого же удара, отлетали головы чудищ? Очевидно, потому, что относительно плотными были лишь тонкие внешние покровы; а под ними было лишь столько частиц тонкого, распылённого вещества, чтобы эти покровы не опадали, да плюс какой-то запас на производство тех или иных фокусов.
Причём - чем больше были размеры чудища, тем меньше оставалось у него строительного материала не только на упомянутый запас, но и на качественную имитацию когтей и зубов. То есть - чем чудище было крупнее и страшнее, тем оно было безвреднее, безопаснее для того человека, что подвергся его нападению.
Зачем же тогда чудища, те же драконы, старательно мутировали в сторону увеличения своих размеров?
Очень просто: духи учитывали материалистическую психологию потенциальных жертв. Ведь у жителей нашего, сугубо материального мира - как? Чем больше противник по размерам, тем он 'здоровее': сильнее, опаснее. Даже такая мелочь, как чижик, перед дракой обязательно пыжится; а уж дракону, как профессионалу драк, и тем паче положено. Резон прямой: чем больше испугается человек до драки, тем легче будет дракону убедить его в необходимости добровольно полезть в открытую для него глотку.
Именно ради такого эффекта драконы и росли. И именно
ради него постепенно отказались от свойства восстанавливать утраченные части тела. Вспомним: все сухопутные древнегреческие чудища обладали свойством регенерации; и все они были сравнительно мелкими. А вот огромные водные чудища, с пастью размером в автобус, таким свойством не обладали; а потому, едва герой успевал ткнуть в них копьём или мечом, сразу же 'тонули'. Попросту - исчезали в воде, скрывались с глаз своих 'убийц'. А если некоторые шутники, наподобие 'убитого' Унфертом морского дракона, и 'выбрасывались' на берег, то только в тех случаях, когда уверены были: никто из людей к ним и близко не подойдёт. Побоятся, что выбросившийся дракон - своего типа наживка на удочке других людоедов.Примерно также поступали крупные скандинавские драконы и большинство 'наших' Змеев Горынычей. Потерпев 'поражение', они сразу же приступали к исполнению последнего акта разыгрываемой им пьесы - трагедии мучительного умирания, с протяжными криками, мучительными стонами, ужасными конвульсиями и изливанием из только что перерубленной шеи потоков пенистой крови. Причём, заметьте, кровь всегда лилась только из последней шеи; из тех двух, что были перерублены ранее, не проливалось ни капли. Экономия ресурсов называется! По той же причине особо крупные драконы не разменивались на 'отращивание' отрубленных голов.
Точнее, не отрубленных, а отделённых, отброшенных самим чудищем. А что чудищу оставалось делать? Иначе пришлось бы объяснять, как получилось, что меч, не задерживаясь, 'прорезал' ему шею и вышел с другой её стороны, но голова осталась на месте. Да, весьма не исключено, что объяснить противнику данную странность и, соответственно, удивить его удалось бы; но, как мы уже выяснили, целью чудищ являлось не удивлять, а ужасать. Чудища питались энергией негативных человеческих эмоций; а любое удивление несёт в себе тенденцию любопытства как стремления к новому знанию. Но процесс познания не может не иметь своим движителем заряд положительной энергии; которая, по всей очевидности, не усваивается организмом страшилищ, а то и является для них губительной.
К тому же - удивившемуся, заинтересовавшемуся противнику может возжелаться всмотреться в чудо чудное внимательнее. А если он - русский, то захочется и пощупать странное чудище: 'Эй, приятель, а не притворяешься ли ты всамделишным и настоящим? А то очень уж ты похож на клубы дыма, обтянутые чешуйчатой кожицей'.
Нет уж; для чудища лучше потерять все свои головы, чем вернуть людям потерянный ими разум. Они верят, что - отрублено? Пусть будет отрублено; отделил голову, как ящерица хвост, и - срочно, пока никто не увидел через щель отруба, что внутри - пустота, выдувай наружу очередной муляж. Или - 'умирай'; и - срочно выливай запасы 'крови'. (Не правда ли, весьма напоминает ту уловку, что применяют бомбардируемые глубинными бомбами подводные лодки?) Причём 'крови', как отмечают все источники, выливается из чудищ так много, что всё пространство вокруг чудища бывает залито ею.
Зачем такой расход дефицитного материала? А чтобы агрессор не осмелился ковыряться в останках чудища. Кровь-то - 'ядовитая'! А то вдруг высмотрит что-то из того, на что раньше внимания не обращал. Либо, того хуже, попытается отпилить кусочек дракона на память, да и обнаружит то, что ему знать не положено.
Что обычно происходило после победной для какого-то героя битвы? Видится такая картина: вонючее окровавленной чудовище, продолжая легонько конвульсировать, лежит на поле боя. Герой, нагруженный чудовищными сокровищами и соответствующей славой, уходит, шатаясь от физической и нервной усталости, подальше от заражённой кровью местности. По дороге он скромно и небрежно, не останавливаясь, сообщает робко выглядывающим из-за укрытий местным жителям о совершённом им великом подвиге. Счастливая весть мгновенно распространяется по округе. Вскоре люди огромной толпой примчатся посмотреть на мёртвое чудище, но... ничего, кроме поляны, истоптанной ногами победоносного героя, не увидят.