Dream in the fragments of the heart

Во время очередного крутого разворота вижу приближающегося ко мне Гейла. Только этого мне не хватало. В комнату я стараюсь заходить либо, когда там никого нет, либо, когда все еще или уже спят.

— Мелларк! — приветствует меня он и дружески похлопывает по плечу.

— Да. Привет, — натянуто улыбаюсь, пытаюсь сделать вид, что мне пора, но тот меня тормозит.

— Послушай. Эвердин все еще с тобой?

— Да, — отвечаю я. Сначала не понимаю, для чего он задает этот вопрос, но потом до меня доходит. Мы же поспорили. Надо как-то выкрутиться, чтобы они ее не трогали. Либо рассказать все ей, либо послать Гейла куда подальше и быть все время рядом с Китнисс, чтобы защитить в случае чего.

— И когда ты ее бросишь? — буднично интересуется Хоторн. Так и хочется закричать, что я останусь с ней до конца жизни и никогда из-за такого, как он я не буду играть чувствами людей, ведь я не один из них. Я не опущусь до того уровня, на который они упали.

— Сегодня или завтра, — пытаюсь скрыть свое желание врезать ему в глаз, беззаботно пожимая плечами.

— Чего тянул-то? — с усмешкой спрашивает мой «друг», а желание выбить зубы все сильнее. Я прячу руки в карманы, скрывая сжатые кулаки.

— Да сам не знаю, — кажется, он даже не замечает в моем голосе издевки.

— Может, передумал бросать?

— Я, что — больной? — спрашиваю, пожалуй, слишком эмоционально. Хочется избивать его и кричать, что ее я и не собирался бросать, ни сегодня, ни завтра, никогда в своей жизни я не отпущу ее от себя. — Как же она мне надоела, — имею в виду вовсе не Китнисс, а всю сложившуюся ситуацию, но Гейл, кажется, принимает на ее счет. Надо сказать что-то еще. — Вечно о чем-то трещит, — говорю, а на самом деле, я готов часами слушать то, что она произносит. Всегда, когда она что-нибудь рассказывает, ее глаза то смотрят в пол, то на меня, а я могу наблюдать за ее пушистыми ресницами, которые то и дело щекочут ее щеки. — Смеется как-то странно, — продолжаю свою ложь. Ее смех самый красивый звук в этом мире, я готов говорить и делать какие-то глупости, чтобы она смеялась. — На шею мне вешается, — снова ложь. Я готов обнимать ее все время, чтобы чувствовать ее тепло, ее руки, запах волос, приподнимать ее над землей и кружить, чтобы слышать ее голос, который кричит, чтобы я поставил ее на место, но я не ставлю, а лишь смеюсь.

— Ну, смотри, — Гейл с подозрением смотрит на меня. Этого всего не достаточно, чтобы его убедить.

— Да она самая ужасная, — говорю я, но вновь это ложь. Она самая прекрасная, хоть относится к себе самокритично, но нет человека лучше ее для меня. — Как можно встречаться с такой уродкой? — слова еле сходят с языка. Я ни на секунду так не думал о Китнисс. Никогда. Гейл все еще смотрит на меня, а я думаю, чем же его сразить, чтобы больше не говорить фразы, после которых хочется упасть на колени перед Китнисс. Сегодня же скажу ей обо всем. Тут вижу Диадему, которая в самой короткой юбке, которую только можно найти, с самым ярким макияжем и одежде расцветки попугай проходит в зал. — Вот Диадема — другое дело, — добавляю я, и тут же понимаю, что теперь я в полном доверии у Хоторна.

Только сейчас осознаю, что с ним можно было разобраться как-нибудь иначе, но, что делать, если я такой тормоз, и вляпался по самые уши. Гейл уходит, сказав что-то вроде того, что Диадема сегодня его. Фу, аж тошнит.

Проходит еще полчаса, я уже собираюсь позвонить Китнисс, может, что-то случилось. Я хочу достать телефон, но вновь слышу противный голос Гейла.

— Все ждешь? — усмехается он. От ответа меня спасает появление Китнисс.

Выглядит она, надо заметить, сногсшибательно. Бежевые балетки, белые брюки, футболка, которая спадет с одного плеча, прямые волосы, которые лежат на плечах. Единственное, что выглядит немного странно для нее — темный макияж, но она и с ним великолепна.

— Привет, — улыбается девушка и крепко обнимает меня. Мои руки смыкаются на ее талии. Тысячи мысленных «прости» проносятся в голове, но так и не решаюсь сказать их вслух. Рядом Гейл. — Надо поговорить, — говорит она. Я спешу немного отойти, думая, что она не хочет говорить что-то при Хоторне, но нежная ладонь касается моей руки, и я останавливаюсь. — Ничего важного, — отмахивается она все с той же радостной улыбкой. — Нам надо расстаться.

— Что? — переспрашиваю я. Рядом играет музыка. Мне могло послышаться. Она не может меня бросить. У нас ведь все прекрасно. Я ее ничем не обидел. Мы не ругались. Да. Наверное, послышалось.

— Нам надо расстаться, — повторяет она. Нет, не послышалось. Но почему она говорит об этом так? — Мы больше не вместе, — уточняет она, а я не могу понять почему. И она сказала, что это для нее не важно. — Я больше не люблю тебя, — а вот и причина, но что изменилось? И она обнимала меня так нежно, искренне. Как никогда. Как… и тут до меня доходит. Как в последний раз. — Ты мне не нужен! — эта фраза вводит меня в ступор на некоторое время. Разве она может так разрушить всю нашу любовь и дружбу? — Мне пора, — кажется, ее голос дрожит, хотя тут все еще играет музыка, а она сказала очень тихо. Я не могу ее остановить. Хочу, но тело не слушается меня. Я могу лишь стоять и смотреть ей вслед. Кажется, я знаю, что произошло.

Я стучу в дверь их комнаты уже около пяти минут. Наконец, мне открывает разъяренная Джоанна. Я пытаюсь заглянуть за ее спину, но либо Китнисс нет в комнате, либо я ее не вижу.

— Пит. Она не в том состоянии, чтобы выслушивать что-то. Тем более от тебя. Дай ей отойти от всего этого. А лучше просто оставь ее, забудь, живи своей жизнью, дружи с этими, — она кашляет, — ребятами.

— Мне надо с ней поговорить, — говорю, игнорируя ее фразу, она не знает всей ситуации.

— Не сейчас, — устало произносит она. Кажется, Мейсон собиралась поспать.

— Я хочу поговорить с ней сейчас! — начинаю закипать я. Какое ей дело. Мы с Китнисс не маленькие. Чтобы она решала, стоит нам разговаривать или нет.

— А я тебе говорю, она не будет с тобой разговаривать!

— Джоанна, — слышу мягкий голос Китнисс, и моя нервозность пропадает сама собой. — Все нормально, я поговорю.

Она выходит в коридор, закрывая за собой дверь, хотя не думаю, что что-то помешает Джоанне слушать, о чем мы говорим, а даже если она сейчас не у двери, то Китнисс все ей расскажет, уж в этом можно не сомневаться.

— Китнисс, послушай, ты все не так поняла. У меня были причины поступать так, как я поступил, но, послушай, я тебя люблю на самом деле! — тараторю я, боясь, что она развернется и уйдет, не дослушает, не поймет, закроется от меня.

— Я не могу представить ни одной причины, из-за которой можно было бы играть чувствами человека, которому ты был дорог шестнадцать лет. И я больше не верю тебе.

И тут она права. Почти. Есть одна причина, но, боюсь, если я ей все расскажу, она рассердится еще больше, так что я буду молчать, добиваться прощения другими способами. Но она должна поверить в мою любовь.

Я не могу смотреть на слезы, которые застыли в ее глазах. Они вот-вот покажутся ее щеках, прокладывая влажные дорожки. Каждая капля, которая окажется на ее щеке по моей вине причиняет мне неимоверную боль, с которой я не в состоянии справиться.

— Китнисс, мне очень больно от того, что ты меня бросила.

Бросила, не поверив. Не дав шанса. Просто бросила. Хотя, я тоже хорош. Надо было рассказать ей с самого начала. Я не вправе винить ее.

— Тебе больно? — прерываю она меня. — Тебе? Ты меня обманывал. ТЫ играл с моими чувствами! Ты выкинул в мусор все, что между нами было ради этого… этого… да я даже не знаю, как его назвать! Ты променял меня, ты предал меня. Ты врал мне, ты врешь мне сейчас!