Dreamboat

– Где это произошло? Показать сумеешь?

– Знамо дело.

– Тогда поехали. Управлять пролеткой сможешь?

– Мастерство не пропьешь! - с преувеличенной удалью гаркнул Маркелов, с трудом распрямился, сделал неуверенный, заплетающийся шаг и вдруг, одним неуловимым, доведенным до автоматизма движением, ласточкой взлетел на козлы, подхватил вожжи и махнул кнутом в воздухе.
– Прошу-с, ваше благородие, доставим в лучшем виде. Но-о-о, Красотка, вези, родимая!!!

Произошедшая на глазах метаморфоза немало позабавила Северианова, он усмехнулся, полез в экипаж.

Ехали недолго. Булыжная мостовая скоро сменилась вязкой разъезженной глиной, пролетка загромыхала, закачалась, угрожающе скрипя. Вокруг стало совсем темно и достаточно жутко. Северианов непроизвольно поежился, хотя было довольно тепло. Извозчик же, казалось не испытывал ни малейших неудобств.

– Здесь, ваше благородие, - остановил он пролетку.
– Вот здесь они подошли.

Северианов огляделся. Узкая улочка, бревенчатые дома, хлипкие, покосившиеся заборы. Раскисшая земля, аромат прелого сена, конского навоза и исправно трудящихся самогонных аппаратов.

– Откуда?

– Вона, от того дома.

Северианов прищурился, словно на фотографическую пластину запечатлел высокий двухэтажный дом, светящийся несколькими окнами, большой сад с деревьями и кустарниками, невысокий редкий забор.

– Кто здесь проживает, знаешь?

Казалось, Маркелов спит на козлах, но ответил он сразу.

– Раньше граф Одинцов Василий Ильич проживали, только утопли они недавно. Кто теперь живет - не знаю.

– Хорошо, - Северианов сразу поверил ему.
– Поехали отсюда. Давай, правь на Лентуловскую улицу, там покажу.

Доехали быстро, Северианов тронул извозчика за плечо.
– Слезай, пойдешь со мной. Да не трясись так, Василий Никанорович, не обижу!

На длинной рубленой скамейке сидели, привалившись друг к другу, трое налётчиков. Со стороны они могли показаться смертельно пьяными и совершенно безобидными. Северианов посетил фонариком.

– Узнаешь?

Маркелов протрезвел мгновенно и до конца. Тяжёлый хмель, до этого переполнявший его, как взбухшая разварная каша, улетучился за секунду. Крупный нервический пот хлынул из пор, как вода с ужасным рокотом врывается в корабельную пробоину. Сложенная щепоткой первая рука метнулась ко лбу, потом к низу живота, плечам. Извозчик крестился безумно, истерично.

– Свят, свят , свят!

– Они?

– Они, ваше благородие. Страх смертный, заснуть теперь не смогу - до гробовой доски сниться будут.

– Не трясись так, Василий Никанорович, они больше не опасны. Что дрожишь?
– Северианов протянул ему недопитого "мерзавца".
– На, успокойся.

Маркелов заглотил содержимое в полглотка, шумно выдохнул.

– Ну, полегчало?

– Благодарствую. Кто ж их так, ваше благородие?

– Тот, кому положено, - усмехнулся Северианов.
– Не бойся ничего, Василий Никанорович, все позади. Ты их прежде видел? Может быть, встречал где, или знаешь чего?

– Да боже меня упаси, ваше благородие, от таких лучше подальше держаться!

– Ладно, - кивнул Северианов.
– Помогай грузить, увозим их отсюда.

Вдвоём они уложили мёртвых налётчиков на сидение пролетки, Северианов сел на козлы, рядом с возницей.

– Трогай.

Трупы они сгрузили возле заброшенного дома у крутого обрыва реки Вори. Не нужно, чтобы их смерть связывали с домом ювелира, решил Северианов.

– Все, Василий Никанорович, спасибо, езжай куда хочешь и больше так не напивайся. А если что вновь неладное приключится, не заливай горе вином, а сразу беги в контрразведку, мы тебя защитим.
– Северианов крепко пожал вялую руку извозчика.

С бандой нужно было решать, причем срочно и кардинально.

Глава 11

Улица Казинка историю имела романтическую: будто бы название свое взяла от пересохшего ныне ручья Казинка, который служил диким козам водопоем. Однако Николай Леонтьевич Белово, директор публичной библиотеки, в свою очередь, утверждал, что Казинка, происходит от слова "казистый", что значит интересный изящный, видный. Этого же корня, говорил он, поднимая вверх указующий перст, и старое русское слово "казинка" - видное, красивое место; речка, текущая красиво, на виду".

Грозный прапорщик Белоносов чувствовал себя отважным разведчиком в глубоком тылу противника. Они заняли столик в полутемном углу трактира, у стены, Жорж заказал чаю и спросил хозяина, Антона Порфирьевича Солодовникова. Антон Порфирьевич соблаговолил почтить вниманием грозного контрразведчика и его спутницу, и обещал поспособствовать розыскам. Кликнул полового, велел оказать всевозможную помощь, на любые вопросы отвечать искренне и без утайки, если вдруг понадобится, он всегда с удовольствием - и ретировался. Половой внимательно, хоть и без особого интереса, рассмотрел фотографическую карточку, помотал головой: "Разве ж всех упомнишь, ваше благородие, не постоянный клиент - это уж будьте любезны, может и заходил разок, не припоминаю." Буфетчик пожал плечами: "Личность, вроде, знакомая, но не побожусь, кажется видел, а может, ошибаюсь." Неожиданно помог мальчишка- посыльный, чистильщик ножей и вилок. Мальчишка, по-молодости, видимо, обладал уникальной зрительной памятью, потому лишь мазнув взглядом по карточке, сразу заявил: "Как же-с, видел один раз, обедали-с. Кушали и беседовали с Фомой Фомичом Нистратовым."

– Точно!
– хлопнул по лбу ладошей половой.
– Так и говорили бы сразу про Фому Фомича.

– Кто таков?
– нахмурился Жорж.

– Фома Фомич Нистратов, раньше уважаемый человек был, офицер жандармский, потом большевики его едва не арестовали, еле-еле отбоярился, - с уважительной дрожью произнёс половой.
– Бывало, зайдет Фома Фомич, чинно так усядется на своё любимое место и затребует расстегайчик, телятинку парную, пирог с грибами, морсу ягодного да чайку-с. Сидит, вкушает, чайком балуется, а к нему разные людишки подсаживаются и о чем-то докладывают. Фома Фомич чаевничает, слушает людишек степенно, потом скажет что-то, и человечек исчезает, а за ним уже другой подсаживается. И ваш знакомец, видимо, из этих человечков, что у Фомы Фомича в знакомцах значились.

– Давно Вы видели Виктора, беседующего с Фомой Фомичом?

– Да ещё при красных, по весне, снег сошёл уже.

– О чем говорили?
– подала голос Настя.
– Когда обслуживали, могли что-либо услышать.

– Нет, - сказал половой, - они замолкали, когда я подходил. Да и не упомнил бы - давно было.

– Ладно, - милостиво кивнул Георгий Антонинович.
– Как отыскать Фому Фомича знаешь?

– Он недалеко живёт, к нам обедать-ужинать изволит заглядывать.

– Проводи господ, - кивнул половой мальчишке.
– Ну, живо!

Малец выскочил во двор, Настя и прапорщик направились следом. Шли недолго, Фома Фомич Нистратов обитал здесь же, на Казинке и, по счастью, оказался дома. Не сказать, чтобы очень обрадовался визиту контрразведки, но и откровенной враждебности не выказал.

Маленький смешной старичок-боровичок, с круглой головой на которую сверху пришлепнули розовый блин лысины, очерченный по краям седыми волосками, с густыми бесцветными бровями и комичным носом-бульбочкой, часто-часто моргал узкими хитрыми, как у китайца, глазами. Гусарские усы, когда-то лихо закрученные вверх, побелели, и кончики опустились вниз, придавая их обладателю сходство с моржом. Старичок - паучок, сидящий в центре паутины и дергающий за ниточки. Фома Фомич двигался по комнате тяжёлой обманчиво - шаркающей походкой немощного человека, был он сгорбленный несерьезный, на жандармского офицера походил также, как схожи между собой безотказный наган-самовзвод и детский деревянный пугач, вроде бы оба короткоствольное оружие ближнего боя, но из второго огонь вести нельзя, можно только кричать "пух-пух", изображая выстрел, тогда как первый в умелых руках является смертельно опасным. Озабоченно кряхтя, старичок присел в потертое, покрытое одеялом кресло и недовольно засопел: