Древняя душа

В истории с Алексом поставлена жирная точка. А вот с люмьером все только начинается.

Глава 23 Касание

Гур

Я всматривался в Ось, пытаясь понять, что не так. Другим, кто служил в охране, показалось бы, все в порядке. Но то другим. Они и не замечали уж ее вовсе, попривыкнув. Ну Ось и Ось, чего такого. А я был с ней с рождения. Батька мой службу тут нес. Мамка со мной на руках приходила, приносила ему пожрать. Разложат, помню, снедь всякую с огорода своего, сядут на пригорке, прижмутся плечами друг к другу, и воркуют. А я у матери на руках — во рту сиська ее, а глаза вовсю на Ось таращатся. Нравилась она мне очень, еще с тех лет, как мальцом был. Завораживала. Батька посмеивался, что заместо девок она мне. Может, и прав был. Вот уж какой десяток разменял, а жены не сыскал еще. Самого уж батькой кличут, папку с мамкой в сырой землице схоронил, как пришел их черед, а бобылем кукую.

И вроде все, как всегда — гудит, в небесный свод столбом света упирается, но все же не так, как всегда. Изменилось что-то. И вот, вроде, чую, а словами-то сказать, как положено, не могу. Я вздрогнул и помотал головой. Будто показалось? Ан нет, вот снова! Мигает! Едва видно! Скорее даже, ощутимо! Непорядок!

— Батька Гур, а чего ты тут делаешь? — раздалось за спиной.

— Да твою ж мать, айкой порченую! — схватившись за сердце, охнул я, обернувшись.

— А чего сразу айкой-то? — парень уставился исподлобья. Обиделся. Да, нехорошо получилось.

— Прости, Малько, — повинился я, переводя дух. — Вырвалось само, с перепугу.

— Ладно.

— Будешь так подкрадываться, рекрут, без батьки Гура останетесь! Помру ведь!

— Не буду, — он виновато шмыгнул носом. — Ты один нормальный тут.

— А что, дружбанов не сыскал себе еще?

— Да где хоть искать-то?

— А ты по сторонам не зыркай, будто ото всех тумаков ждешь, поласковей будь.

— Ну ты скажешь тоже, поласковей! Что они, девки, что ли? Может, их еще и…

— Малько! Разговорчивый не в меру! — я постарался удержать хохот, но тот все равно, несмотря на все потуги, вырвался наружу. — Ты смотри мне тут! Это тебе не дома! И запомни, парень — друзей не надо иметь, с ним надобно дружить!

— Батька Гур, да ты балагур! — ненароком срифмовал айка, согнувшись от смеха. — Вот не думал, что шутки шутить умеешь!

— Велико умение! Давай, поэт, пойдем, отобедаем.

Мы развернулись спиной к Оси и увидели мужчину, что поднимался на холм по его пологой стороне. Это кто еще такой? Не дракон — на них у меня глаз наметан, хотя волосы светлые и одет богато, не из людских, точно не айка. Да и не из моих собратьев горного народа, хотя вот сейчас, когда поближе подошел, вижу, что глаза похожего цвета. Но у знати нашей они синие и светятся, а у простых вояк да крестьян, как сам я, коричневые, цвета матушки земли. А у незнакомца хоть и яркие, но голубые, будто прозрачные.

— Остановись. — Я преградил ему путь. — Кто таков? Что тут делаешь?

— Отойди. — Спокойно раздалось в ответ.

И мое тело тут же, будто само, послушно шагнуло в сторону. Как так? Что за чудеса?!

Незнакомец тем временем подошел к Оси, вгляделся в нее с любопытством.

— Так вот ты какая, — прошептал он, протянув руку к столбу энергии, бьющему в небеса. И тут, Богиня-мать, тот изогнулся и отклонился в сторону, отодвинулся, словно неприятно ему было то касание!

Мы с айкой замерли, разинув рты. А мужчина весь в лице изменился, перекосило его, будто кондратий тяпнул, глаза черным полыхнули!

— Вот, значит, как?! — прошипел он. — Архангелом брезгуешь?!

— Отойдите от Оси и немедленно уйдите! — спохватился я. Но мужчина и не думал реагировать.

— Эй, дядя, ты не слышал? — вмешался рекрут. — Тебе сказано! Проваливай!

— Ты кто? — незнакомец внимательно на него посмотрел. В голубых глазах все еще плавали лужицы тьмы.

— Тебе зачем? — парень отступил на шаг.

— Имя. — Тихо проронил мужчина, да таким тоном, что мы оба, клянусь Богиней, вздрогнули.

— Малько меня зовут. — Рекрут вздернул нос. — И что?

— Малько. — Повторил тот. — Запомню. — Он начал спускаться с холма и вскоре стал едва различимым в золотой дымке Оси.

— А чего стоим-то? — я хлопнул себя по ляжкам. — Задержать же надобно нарушителя! Бежим!

Мы весь холм обошли несколько раз, но незнакомца и след простыл. Эх, надо же так опростоволоситься-то! Ведь доложить придется! А как? Кто поверит, что батька Гур замер, как ягненок перед мясником, беспрепятственно пропустил не пойми кого к Оси, а потом спокойненько отпустил? Позор-то какой!

— Как сквозь землю провалился! — Малько развел руками, оглядываясь. — Кто хоть это был?

— Да кто ж его знает! — я поскреб бороду.

Болтали тут давеча о каких-то Падших, что ночью с неба сыпались. Ко многим, мол, они в дома постучались, и все впустили чужаков, словно братьев родных да сватьев. Помогли им, израненным, спать на лучшие перины уложили, а как те уходить собрались, одежу им самую дорогую отдали. И все безропотно, словно в тумане. Думал, бабьи сказки, а смотри ж ты, с таким Падшим, похоже, и сам столкнулся сегодня.

Риэра

Спина уже ныла, шея не ворочалась, пальцы болели, но очередь на перевязку, казалось, становилась только длиннее. Ну, да лучше уж здесь, в госпитале, горб гнуть, как говорит Цета, чем дома вздрагивать от каждого шума, опасаясь новых убийц, подосланных Императрицей Шаиной.

Я усадила на скамью за ширмой старушку в неряшливой, давно не стираной одежде, и начала снимать повязку с плеча и руки. Больная, словно только того и ожидая, с чмоканьем открыла рот, набрала побольше воздуха во впалую грудь и принялась рассказывать:

— Прибегает, значит, вчерась младшенькая моя домой, в ноги мне падает, жалобится — муж побил! — Старуха вздохнула. — Старшеньких тоже супружники поколачивают, но за эту сердце болит — такая красотка вышла она у меня, ладненькая, все при ней, пригожая, вот прямо как ты!

– Спасибо.

— Платье с плеча приспустила, синяк кажет. Ну, черный, да, но размером-то всего ничего — с ладонь. Меня мой колотил, так по молодости вся черная к кахарам приползала, едва душенька в теле держалась!

— И терпели такое? — спросила я, покрывая ее ужасный ожог мазью.

— Дак доля наша такая бабская! Спрашиваю дочу, чем не угодила мужу-то, чем прогневала? Тем, что не брюхатая, отвечает. Уж давненько живем, у соседей второй на подходе, супружнику в поле помощник надобен, да и лучше не один. Така, значится, бяда! Я ее и учу: беги до дому, успеешь еще возвертаться, пока он с пашни не пришел, тогда и не узнает, что ты драпака до мамки давала. А как явится, сразу под него ложись! Не было в нашем роду пустых девок. Я вот пустопузая-то и не ходила вовсе. Как носить на себе женское начала, так сразу мы с моим первого ребетенка и сладили. — Она захихикала. — Еще и к Офель не ходили, а уж понесла. А потом один за другим выскакивали!