Древняя Русь
Шрифт:
– Постараемся о величайший владыка.
Морда Батыя подобрела.
– Выдайте этому шаману серебряную пайцзу. Отныне он мой покорный нукер. А сей час Арапша возьми тумен "непобедимых" и прочеши монастырь, вдруг там хитрая засада. Отдохнув, я поведу всю свою армию против главных сил князь Всеволода и этих молочных бесов.
Архидьякон важно шествовал впереди, протянув руку с серебряной пайцзой. Конные тысячи следовали за ним. Среди монахов раздался ропот.
– Мы не предатели земли русский. Не пускай супостатов.
Но было уже поздно, мугланы сходу ворвались через опрокинутые ворота и набросились на монахов. Началась
– Это мой монастырь! Я буду в нем справлять свой пир!
Прохрипел Бату-хан.
В главной церкви монастыря была устроена торжественная обедня. У правой стены на возвышении был установлен массивный трон и два кресла. На одном сидел по правую руку сидел Субудай-Багатур, а по левую вернувшая расположение джихангира Юлдуз-Хатун. Она не много подросла, в своей высокой снятой с княгини Агафьи вышитой золотом шапке кажется воплощением надменности и коварства. Дюжина приближенных ханов располагалась на полу, мраморная поверхность которого не была, как следует, отмыта от крови. Служба была мрачной, священники дрожали от страха. Лишь успевший изрядно поддать архидьякон был весел, коряво махая руками, служил литургию. Он стоял на возвышении посреди храма. Справа и слева статуями застыли мрачные, не смотря на праздничные одежды, служители. Два мальчика в парчовых костюмах, с длинными свечами в руках стояли по обе стороны архидьякона. На их лицах красовались свежие синяки и ссадины, монголы успели их обработать. Сам джихангир рассчитывал, что выполнение церковного уруского ритуала придаст ему новые магические силы. Его взгляд скользил, по золоченому иконостасу, где отражались мерцающие огоньки. Бату-хан слегка оттаял, арза расслабляла, кроме того, мелодичное пение успокаивало джихангира. Он иногда кивал головой, и хищно улыбаясь неуклюже подпевал хору. Затем, сняв с шеи тяжелое ожерелье с крупными алмазами и изумрудами, стал рассматривать его в свете свечей. Каждый раз, когда к Бату-хану подходил мощный дьякон, он жадно втягивал ноздрями, ароматный дым, источаемый кадилом.
– Я самый грозный и сильный из царей на земле! Пускай главный шаман подвергнет анафеме белых демонов!
Архидьякон покорно пропел.
– Анафему и вечно проклятье белым дьяволам Леопардову и Пантере - ныне и присно и вовеки веков!
Аминь! Анафема!
Оглушающее рявкнул дьякон.
Бату-хан налил кубок и протянул дьякону.
– Мне нравиться твой голос, он как рев трехгодового быка. Спой мне дифирамбу.
С весьма довольным видом джихангир произнес заумное словечко.
Дьяк разревелся во все горло.
– Великодержавный, престола господствующему хану! Вечная слава!
Арапша сделал угрожающий жест, хор подхватил.
– Вечная слава вовеки веков!
– Государю нашему и владыке всех стран ближних и дальних многие лета!
– Многие, многие лета!
Заливался хор. Архидьякон шепнул дьякону на ухо.
– Пожелай ему побед!
Дьяк продолжил завывание.
– Да будет удача тебе в делах ратных! Да обратятся в прах твои недруги.
Хор запнулся. Один из мальчиков крикнул.
– Не бывать этому! Пусть победят наши воины!
Тургауд с мечом рванул к певчему и
получил подсвечником в морду. Опаленный монгол взревел, сразу несколько нукеров накинулось на хлопца.– Не убивайте его!
Джихангир привстал с трона, золотая стрелка, прикрывающая нос делала его похожим на ожившего истукана.
– Вот это подлинный сын уруского народа! Народа злого и не покорного! Разденьте его, повесьте, вывернув руки во дворе, пускай помучиться.
Бату-хан глотнул из кубка.
– Продолжайте свою мистерию.
Хор лишился стройности, уцелевшие люди просто боялись монгольских варваров.
Юлдуз сидела неподвижно в глубоком кресле. В шелковой расшитой жемчугом и аметистом китайской одежде, увешенная драгоценностями как новогодняя елка, с алмазными перстнями на руках она казалась маленьким идолом. Ее сверкающие черные глаза излучали тревогу. В последних боях ряды тургаудов изрядно поредели и сотник Мусук, был включен в гвардейскую тысячу. Вот и сейчас, он, не смотря на не очень большой рост, был поставлен у входа. Горячий взгляд старшей и любимой жены кагана приводил в трепет. Он знал ее, знал еще с раннего детства, помня каждую ее черточку. "Вот она звезда, была бедной степной девушкой, а сейчас жена завоевателя вселенной. Какая сила в ней! Только одна женщина может сравниться с ней!" Перед глазами мелькнул образ Пантеры, с потрясающей ледяной красотой.
Вымученное служение подходило к концу. После завершения литургии Бату-хан устроил пир. Играла музыка, танцевали обнаженные девы. Из монастырских запасов были вытащены целые бочки черной икры. Бату-хану очень понравились звуки церковного органа, совмещенные с барабанным боем. Пришлась по вкусу и хмельная брага с настойками. Пока джихангир отплясывал дикие танцы, Юлдуз удалилась в покои. Ей был противен джихангир, кроме того, перед глазами всплыло красивое безусое лицо Мусука. Она вспомнила его, и если Леопардов был небожителем и понятное дело не парой для человеческой особи, то Мусук это совсем иное дело.
Арапша приказал Мусуку, проводить ханшу и сторожить ее покои. Большинство тургаудов уже надралось до свинячьего визгу, а молодой кипчак пользовался особым доверием. Они вместе двинулись по узкому коридору, когда подошли к покоям, Юлдуз повернулась.
– Мусук, я узнала тебя?
Ее рука уткнулась в кольчугу.
– Да это я!
Глаза у ханши загорелись огоньком.
– Во мне пылает огонь, твои братья предали меня, продав монголам!
– Я отрекся от своих братьев и отца, проклял свою юрту. Они сначала предали тебя, а затем и джихангира.
– Ты предан Бату?
– Повелитель сделал меня сотником, дал коня, меч, кольчугу. Он щедр и справедлив. Храбрый стремительный как ураган, великое будущее ожидает его! Он пройдет всю вселенную, и не найдет ни одного полководца, способного одолеть его. Да я предан своему господину и готов отдать за него жизнь.
– Значит, ты любишь его больше чем меня?
– Теперь я его ненавижу!
Юлдуз с тигриной страстью заключила его в объятия. Мусук осторожно отстранился.
– Я не могу предать джихангира.
На глазах Юлдуз появились слезы.
– Но я не люблю его. Это не человек, а жестокое чудовище. Он обещал подарить мне три царства - северное, восточное, западное... Но мне не нужна власть, замешанная на крови. Давай сбежим, бросим Бату-хана.
– Ради тебя я готов на все. Ты мне дороже Аллаха и всей вселенной! Поскачем в степь.