Древолюция

— Сейчас доложу.

— Проходите, — сказал вновь появившийся в дверях часовой. Алекса ввели внутрь.

Видно, здесь располагался какой-то штаб. За столом, как скатертью покрытым картами, сидел худощавый человек восточной наружности. На картах стоял дорогой ноутбук. Хотя за окнами светило солнце, в просторном помещении было темновато, света двух голых лампочек под потолком явно не хватало, и рядом с ноутбуком горела настольная лампа. В углу попискивал и подмигивал лампочками громоздкий агрегат с антенной, должно быть, военное средство связи. Рядом с ноутбуком лежал смартфон Алекса, отобранный при задержании.

— Свободны, — сказал человек конвоирам, и они удалились за дверь. Поборцев остался стоять перед начальником.

— Меня зовут Александр Муслимович Курмаев, — представился человек. — А вас?

— Петр Ильич Поборцев.

— Так, — произнес Курмаев, с головы до ног оглядывая задержанного. — Почему же местный житель не подтвердил, что вы тот, за кого себя выдаете?

— Не знаю. Пьяный, наверно был, — нагло ответил Поборцев.

— Что вы делали в запретной зоне?

— Ничего. Я лесник, хожу по лесу… Я не знал ни о какой зоне.

— А вот ваш начальник… Как, кстати, зовут вашего начальника?

Поборцев назвал. Он хорошо помнил то, что говорил дядя.

— Да, правильно. Очень хорошо. Ваш начальник сказал, что вы предупреждены. И, кроме того, должны были сопровождать специальную экспедицию, — сказал Курмаев. Говорил он неторопливо и вкрадчиво, будто подбирая удобные слова. — И где же экспедиция? Почему вы вернулись один?

«Вот черт! — подумал Алекс. — Они уже все раскопали! И с начальником связались! Вот подставил я дядю! Надо было обычным туристом представиться, что бы они тогда сделали?»

— Я проводил их до Засекино, дальше они сказали, что сами дойдут.

— Значит, вы — Петр Ильич Поборцев, сорока семи лет? Неплохо сохранились.

— Работа такая. Свежий воздух.

— Перестаньте лгать! Думаете, трудно узнать ваше настоящее имя? Поверьте, нетрудно.

— Зачем узнавать? Это настоящее имя.

— Мы здесь в игры не играем, господин Поборцев, — чиновник навис над задержанным, рассматривая его узкими черными глазами. — Местный житель не опознал вас как лесника. Документов у вас нет. Кто вы такой? По–моему, мы с вами даже где-то встречались. У меня хорошая память на лица.

Поборцеву тоже показалось, что он когда-то видел это самодовольное лицо с хитрыми азиатскими глазками. Курмаев. И фамилия знакома. Он вдруг вспомнил: в армии. Этот человек был начальником особого отдела, «особистом», как их называли тогда. Молодого солдата Поборцева изумил тот факт, что к капитану Курмаеву с докладом приходил командир части, полковник, а не наоборот. Среди солдат ходили слухи, что молодой капитан обладает неограниченной (разумеется, в пределах части) властью, и многие офицеры его побаиваются. Слушая эти байки, рядовой Поборцев не предполагал, что скоро познакомится с капитаном Курмаевым очень хорошо.

Алекс попал в эту часть после учебки, где осваивал специальность кодировщика. Помимо хорошей памяти, она требовала большой аккуратности, незаурядной памяти и точности. Спецсвязь в войсках осуществлялась посредством специальных кодировочных машинок со сменным «плавающим» кодом и несколькими «ключами», менявшимися каждый день, каждую неделю и каждый месяц. Все оборудование было совершенно секретным и невероятно сложным механическим устройством, не использовавшим никаких электронных методов кодирования, что сильно затрудняло взлом кода. Обучавший их сержант не без гордости рассказывал профессиональную байку о том, как однажды американцам удалось раздобыть такую машинку и даже несколько ключей. Вероятный противник потирал руки, расшифровывая наши шифрограммы, но все их потуги оказались напрасными: на бумаге выходила полная ахинея, типа «грузите апельсины бочками». Разбирая устройство шифровальной машины, Поборцев поразился уму и изобретательности ее создателей, рядом с которыми Левша казался примитивным ремесленником. Система носила ласковое цветочное имя «Лютик».

В новой части Алекс служил как все: топал по плацу, ходил в наряды, караулы, дежурил по столовой. И думал: зачем их столько готовили в учебке, если его специальность здесь на фиг не нужна? Впрочем, особенно с этими мыслями не заморачивался, как всякий русский прекрасно понимая значение слова «бардак».

Оказалось, надо было всего лишь подождать. Алекс узнал, что через некоторое время местный кодировщик уходит на дембель, и место становится вакантным. Но вмешались обстоятельства, и вместо должности кодировщика Поборцеву предложили стать секретчиком. «Предложили» — не то слово, конечно. В армии ничего никогда не предлагают. Поставили перед фактом. Но, вникнув в суть работы, Алекс не слишком огорчился, если не сказать — обрадовался. По сути, он стал библиотекарем, с той лишь разницей, что посетителями были сплошь офицеры, а выдаваемая им литература имела грифы «совершенно секретно» и «особой важности».

Не успев проработать и месяца, Поборцев удостоился внимания Курмаева.

— Ну, как служится, солдат? — неожиданно с отеческой заботой произнес капитан, зайдя в «секретку».

— Нормально, товарищ капитан.

— Это хорошо. После работы зайдешь ко мне в кабинет. Знаешь, где?

— Знаю.

— Отлично.

Оставшееся до конца дня время Алекс строил догадки, зачем он понадобился всесильному особисту, но ничего придумать не мог. Почему-то предчувствия были не очень хорошими. И они оправдались.

Курмаев предложил ему чаю и конфет. Поборцев удивился такому радушию и вежливо отказался. Особист начал издалека. О тяготах и лишениях воинской службы, которые он, Курмаев, легко может скрасить дополнительным отпуском, увольнительными и различными послаблениями. Даже проблема дедовщины решалась легко и просто, стоит лишь слово сказать. Как у молодого солдата, проблемы с дедами у Поборцева имелись, но закладывать товарищей в части было не принято.

Алексу не надо было объяснять, что столь серьезное покровительство требует не менее серьезной отдачи, и когда Курмаев перешел к главному блюду, Поборцев понял, что переварить его не сможет.

Особист хотел, чтобы Поборцев негласно «присматривал» за офицерами бригады и докладывал обо всех случаях нарушения правил пользования секретной документацией. Алекс мигом догадался, о чем речь. Многие офицеры грешили тем, что не возвращали книги или карты вовремя, брали их домой в военный городок. По внутренним правилам это было недопустимо, но две женщины–прапорщицы, работавшие в секретке вместе с Поборцевым, смотрели на нарушения сквозь пальцы. Тут все друг друга знали годами, жили в военном городке в соседних парадных, а то и вовсе на одной лестничной площадке. Какие там шпионы?! Алекс понимал их, но Курмаев был иного мнения. Он приказал взять всех нарушителей «на карандаш». И в первую очередь своих сослуживиц.

Прапорщицы относились к молодому солдатику хорошо, жалели его, подкармливали, разрешали оставаться в секретке после работы, и Поборцев отдыхал там от серых армейских будней, спокойно читал, спал, писал домой письма. И вот, на тебе, такая хрень! Кроме них, предстояло заложить очень многих офицеров, обращавшихся с ним как с равным. Поборцев даже честь им не отдавал. Просто хорошие, рабочие отношения. И своего непосредственного начальника пришлось бы записать, и командира взвода, в котором служил. Всех!