Дрейфус... Ателье. Свободная зона

 Все трое смеются, поднимают рюмки, пьют, смакуют, щелкая языком.
 Мори горд. Первый жандарм садится, достает записную книжку и карандаш, не забыв положить свое кепи на соседний стул.

Первый жандарм. Итак, мы констатируем, что здесь нет ни Жираров, ни Жераров. Сейчас мы это засвидетельствуем письменно. Так?

 Второй жандарм серьезно кивает, потом садится и говорит:

Второй жандарм. У меня все это вот где сидит.

Мори (смотрит на жандармов). Ну и дерьмовой же работой вас заставляют заниматься…

Второй (взяв себя в руки). Черт, должен же кто-нибудь заставлять уважать закон, иначе…

Мори. Под моей крышей есть только один закон! Ваше здоровье!

 Он поднимает рюмку, приглашая жандармов сделать то же самое.
 Все трое чокаются и пьют.

Первый жандарм (продолжает сидеть). Ваша невестка помогла моей жене родить первенца. Она славная женщина. Ваша невестка, я хотел сказать, впрочем, моя жена тоже, почему нет? (Смущенно мнется, потом встает.) Ну хватит, пошли, раз-два, раз-два, спортивным шагом.

Мори. Еще капельку? (Первый и второй жандармы сначала решительно отказываются, закрывая рюмки рукой, но затем уступают. Мори наливает.) А если я вдруг встречу нелегальных иностранцев, что мне им сказать?

Первый. Что хотите. Мы…

Второй (вяло). Вы должны нас предупредить.

Первый (продолжает свою мысль). Мы… будучи мобилизованы государственной властью, провели осмотр местности и свидетельствуем как очевидцы, что вы никого не прячете ни внизу, ни наверху, а остальное…

 Машет рукой.

Второй (стоя на пороге). На всякий случай вам надо знать: если будет доказано, что вы или кто-нибудь другой укрываете иностранцев, проживающих на нелегальном, то есть незаконном, положении и уклоняющихся от отправки на принудительные работы, вы также подпадаете под статью закона, но для вас это будет не Нексон, а сразу Лимож.

Мори. Ну надо же!

Второй. Да, мой дорогой, так что лучше уж знать обо всем заранее. До свидания.

 Он вяло щелкнул каблуками. В этот момент на пороге возникает Симон. Увидев жандармов, он в недоумении замирает.

Мори (не мешкая). Ну входи же, дуралей, ты что, один, в такой час? (Симон кивает. Мори целует его в обе щеки, вводит в комнату и представляет.) Мори из Перигора. Входи, входи, мой мальчик, господа уходят, смотри-ка, ты совсем замерз…

 Симон кивает, трет руки, стучит каблуком о каблук.

Первый жандарм (застегивается). Дело к зиме.

Мори. Да, пахнет зимой.

Второй. А я холод люблю.

Мори. Смотри-ка, это редкость.

Второй. Когда у нас здесь такой мороз, что того и гляди нос отморозишь, я тут же вспоминаю, что там, в России, бошам раз в десять холоднее, и от этого сразу на душе становится теплей. Ох! Бр-р-р!

 Жандарм стучит зубами, притопывает и, подняв руку вверх ладонью вперед, делает несколько шагов. Мори смеется.

Первый (обращается к Мори, надевая кепи). Позавчера мы всей бригадой были в Монтиньяке, вместе с милицией и республиканской гвардией — для подкрепления.

Второй (в прежнем своем порыве). Эх, послать бы все это к…

Первый (продолжает). Да, денек выдался… Да, так вот, там был некий тип, оравший на нас из-за того, что мы забрали чужих евреев, а не его. Напрасно капитан объяснял ему, что мы ничего не можем сделать, потому что у его евреев все оформлено по закону, строго по закону. «В этой стране все только для толстосумов! — вопил он. — Это несправедливо, если бы маршал знал, что творится у него за спиной». Ну и так далее. И тому подобное. В конце концов, чтобы заставить его заткнуться, нам пришлось взять и его евреев тоже. Впрочем, в Нексоне наверняка во всем разобрались. Ну все, уходим.

Мори. Счастливого пути.

Первый. Спасибо… В деревне даже дороги слухами вымощены.

Мори. Так постарайтесь в них не вляпаться.

Первый (серьезно кивает). Постараемся…

Второй. Когда рядом нет ни милиции, ни военных, никого из этих ищеек, то идешь с легким сердцем, бодренько.

Первый (поучающее). Кто слишком старается — Богу не нравится.

 Все пожимают друг другу руки. Жандармы выходят. Симон хочет расспросить Мори, но тот подносит палец к губам, приказывая молчать. Слышно, как жандармы удаляются. Тогда Мори кидается к двери и шепчет Симону:

Мори. Тысяча извинений, но мне надо срочно пописать. (Выходит. Симон остается один, растерянно смотрит вокруг, заглядывает в соседнюю комнату. Слышно, как Мори кричит с крыльца.) Не беспокойтесь, месье Симон, не беспокойтесь…

 Появляется Симон и идет вслед за Мори. Некоторое время сцена остается пустой.
 Темнеет.

Сцена восьмая

 Зимняя ночь. На столе стоит свеча, в ее свете поблескивают бутылка и стакан. На незастеленной кровати с трудом можно различить Лею, съежившуюся под одеялом. Симон, по-прежнему одетый в куртку Мори, сидит за столом. Молчание. Симон наливает себе и вдумчиво пьет.

Лея. Ты не ляжешь?

Симон. Нет.

Лея (продолжает). Так странно, когда никого нет рядом. (Пауза.) Им там будет лучше, правда? Зима ведь… А потом, невестка Мори сказала, что они надежные люди… (Молчание. Наконец Лея произносит.) А мы? (Симон не отвечает.) Думаешь, нам можно здесь остаться? (Симон по-прежнему не отвечает, наливает и пьет.) Почему ты молчишь? Почему ты столько пьешь?

Симон. Почему, почему… (Со стуком ставит стакан, вскакивает и продолжает, расхаживая по комнате.) Зачем вам понадобилось торговать этими мерзкими рубахами, я спрашиваю? Ждете, когда кто-нибудь из «клиентов» потеряет пуговицу и донесет, что вы производите брак и вообще незаконно занимаетесь шитьем? Вам что, еще не ясно, что надо стать совсем-совсем маленькими?

Лея (прерывает его). Маленькие или большие, все хотят есть, разве нет?