Другая Белая
Шрифт:
Еще одна зима прошла…
Желтые цветы — те самые, противные, которые появляются раньше других. Но один фунт — и бери, сколько хочешь. На городок опускались сумерки, и лоточник зычным бандитским голосом зазывал последних покупателей. Марина взяла целую охапку. Продавец поблагодарил очень тихо и вежливо.
Сегодня день св. Дэвида — покровителя Уэльса. И цветы эти желтые — национальный символ. Ее Дэвид будет рад. И, может быть, им удастся поговорить… О том, что сделала Марина, он еще не знал, а сделала она вот что: зашла на сайт очень известного в Лондоне музея, который объявил о летних вакансиях, заполнила все необходимые формы on-line и теперь ждала ответа. Как подступиться к разговору, помня прошлую неудачную попытку, Марина не знала, и разговор этот откладывала.
Они уже не были молодоженами, их отношения перешли в вежливое совместное существование. Быт был. Радости
«Дэвид мне нравился, — думала Марина ночами, — неужели навсегда разонравился? Любовь-страсть иссякла… А любовь-забота? Я бы и рада была заботиться, жалеть. Но ему это не нужно. Однажды спросила, не вредно ли ему так часто ходить в тренажерный зал, как насчет сердца? Рассердился: все, мол, под контролем… А причем здесь вообще слово „любовь“? Откуда я его взяла?.. А помню: перед тем как решиться на замужество, я так себя уговаривала: яйцо отчасти превосходное [88] … осетрина отчасти свежая… Давно уж подмечено, что „отчасти“ не бывает. Не криви душой перед самой собой: ты шла замуж по расчету. „Шла замуж по расчету — вышла по любви“ — не получилось. А как насчет „расчета“, удался? Великая и Чудесная Британия ожиданий не обманула. Но стать хорошей женой не получилось… опять двадцать пять. Я, наверное, не способна быть хорошей женой. Не могу я быть гаремной женщиной, а Дэвиду именно такая нужна: чтобы жила только им одним. Да я таких жен за свою жизнь и не встречала. Конечно, если бы это был вопрос жизни и смерти, например меня украли бы пираты, продали на невольничьем рынке в гарем, и господин в чалме назначил бы меня любимой женой, тогда, может быть, от полной безысходности и невозможности бежать я бы и приспособилась… Хотя вряд ли. Вряд ли господин назначил бы меня любимой женой. По многим объективным показателям. А если не любимой? Это даже лучше: соперничество дисциплинирует, но соперниц, кажется, в поле зрения нет… И вообще, как тут говорят, „it takes two to tango“ [89] . Он все время раздражен, все время что-нибудь не так… Ну вот, опять у меня кто-то другой виноват».
86
Занятия любовью (англ.).
87
Здесь: занятия (англ.).
88
Английская поговорка: «curate’s egg» (яйцо викария) происходит от карикатуры в старом журнале: епископ — викарию: «Яйцо плохое». Викарий — епископу: «Милорд, я уверяю Вас, что часть его превосходна».
89
«Для танго нужны двое» — популярная в Англии поговорка: для достижения чего-то, нужно взаимодействие и взаимопонимание.
Все эти полубредовые разговоры с самой собой заканчивались, как правило, одним выводом: да, в своих стараниях быть хорошей женой она перешла черту, за которой жизнь была не ее. Да, она жила чужой жизнью с чужим человеком, так и не ставшим своим. Но выхода не было: уезжать она не хотела, а как жить одной в чужой стране? Об этом даже думать было страшно: нет, только не это, стерпится-слюбится, надо что-то пересмотреть в себе, чем-то пожертвовать… Только не возможностью работать! «Вот только уговорю его насчет работы, ведь это всего лишь контракт, отработаю три месяца, а там видно будет». Засыпала немного успокоенная.
Работу предложили. Разговор состоялся. Ничего хорошего не вышло. Дэвид демонстративно ушел в другую спальню и хлопнул дверью. Марина постояла за дверью, готовясь постучаться, но рука бессильно повисла: не хватило духу.
Утром она спустилась вниз. Дэвид сидел за столом пил кофе и читал газету. Марина заварила чай и села рядом. Он не пошевелился, чтобы передвинуть газету, вместо этого рявкнул:
— Ты разве не видишь, что мешаешь мне!
От неожиданной грубости на глазах выступили слезы. Это вызвало новую волну гнева:
— Ты мешаешь мне завтракать!
Тогда она, не в силах ничего с собой поделать, зарыдала. На лице Дэвида появилось брезгливое выражение, он встал рывком, швырнул газету в угол и вышел из комнаты со словами:
— Соседи могут услышать. А мне здесь жить!
Закрывшись в спальне, Марина долго рыдала в подушку: перед ней стояло его лицо — лицо чужого человека.
Дэвид постучал, вошел и сел на край кровати. Начал говорить, и, еще не поняв о чем, Марина почувствовала: сейчас между ними все решится. Каким-то ханжески-ласковым тоном он произнес:
— Я
не хочу, чтобы ты уезжала, ты можешь жить во второй спальне, как мой гость, — и вещи свои ты можешь оставить. Я не буду брать с тебя деньги за комнату — так, немного за газ и электричество.Вышел с победоносной улыбкой.
Тонкий волосок ни выдержал-таки меча, и тот упал, но не на Дамокла — на Марину. Такую же боль она испытала однажды в детстве, когда тяжелый волейбольный мяч попал ей в лицо: нестерпимо, нечем дышать. Он так сказал! Дышала с трудом, но мозг лихорадочно работал: «Я не останусь здесь ни минуты!» Вывернула наружу все вещи из комода. Собрала документы. За чемоданом пришлось идти в гараж через кухню и сад. В саду Дэвид только что развесил огромные черные купальники Крис — она часто оставляла свою одежду постирать после бассейна, но до этого он сушил ее в гараже. Купальники хлопали на сильном ветру и были похожи на пиратские флаги. Марину передернуло.
Набила чемодан самыми необходимыми шмотками, оглянулась, и еще что-то затолкала: свое, родное, — не оставлять на чужой территории. Чемодан не закрывался, села на него — замок щелкнул. Стащила вниз, поставила в угол гостиной. Забрала все свое из ванной комнаты, еще раз проверила документы. Вызвала такси к дому, уже не скрываясь. Появился Дэвид. Он отбросил елейный тон, каким говорил полчаса назад, и, определенно решив сжечь все мосты, закричал каким-то визгливым бабьим голосом:
— Ты знаешь, сколько будет стоить такси до станции?! Ты не знаешь цену деньгам! Ты эгоистка! У тебя никогда не было ни сестер ни братьев, ты всегда была занята только самой собой! Почему ты ни разу не предложила мне принять ванну первому?!
Подъехало такси. Куда? В Слау — там жила Ирина. Внезапно Марину охватила радость: все к лучшему!
Оставив вещи у Иры, Марина уехала в Москву проведать маму, найти новых жильцов для своей квартиры (прежние съехали) и быстрее назад: в конце июня начиналась ее работа в Королевском музее Лондона. Она позвонила своей московской мудрой Кате. Та приехала — роскошная женщина за рулем огромной тойоты. Катя давно ушла из музея, сделала карьеру в нефтяном бизнесе. Двух девочек растила одна. С их отцом расставалась дважды — после рождения старшей и сразу после рождения младшей, уже навсегда. Тот с дочерьми не встречался. Катя опять, как и раньше, — с женатым мужчиной.
— Марина Михайловна, может быть, все еще можно уладить? Такой мужчина. И видно, что он знает и ценит, что имеет.
Катя рассматривала фотографию, сделанную в первый год их совместной жизни.
— Умница ты моя, верное слово нашла. Этот мужчина ценил меня, когда имел. Сделала шаг в сторону от него к самой себе — стала ему врагом. Но разве можно иметь любовь? Ты как считаешь?
Что могла считать умница и красавица Катя, которой в жизни удавалось все, кроме хорошей семьи со своим персональным мужем?! Семьи, в которой она была бы единственной женой единственного мужа.
Вопрос про «иметь любовь» был риторическим. Конечно, нельзя. Если бы было можно, не создали бы все народы мира столько сказок, где злодеи не просто похищали красавиц, чтобы «иметь», а пытались завоевать их сердце, пленить, очаровать. Да хоть, Черномор в «Руслане и Людмиле».
Оставшись одна, Марина все никак не могла успокоиться:
«Если уж молодой Кате не дается семейное блаженство, то о чем мечтать мне?! Я не создана для блаженства на длинную дистанцию. Enough is enough! [90] He я первая, не я последняя. Даже красавица поэтесса сходила с этой дистанции…»
90
Достаточно! (англ.)
Марина бросилась искать книжку стихов Беллы Ахмадулиной — должна же быть где-то… Вот:
Завидна мне извечная привычка Быть женщиной и мужнею женою, Но уж таков присмотр небес за мною, Что ничего из этого не вышло. [91]Смотрела в окно, за которым было так много старой Москвы, тесной и полной жизни. Любила это всегда. Со многим расставаться было грустно. Стряхнула с себя грусть: «Cheer up! [92] Сама себе, по крайней мере, я могу гарантировать отсутствие разочарований и свободу передвижения. Столько еще интересного я не видела в моей Британии».
91
Б. Ахмадулина. Стихотворение.
92
Здесь: «Выше голову!» (англ.)