Другая жизнь. Назад в СССР-2

Целую неделю я загружал себя учёбой, рисованием картинок к детским книжкам и написанием планов на тренировки. И в этом тоже проявился взрослый менталитет, который одёрнул меня в моём зазнайстве и заставил изобразить план и своих и чужих тренировок, хотя бы на первый месяц.

Благодаря написанному, стало видно, что я во многом не прав. Пришлось менять в первую очередь свой подход к тренировкам первогодок. Не нужна была им сейчас текучесть «тайцзицюань». Я не мог взять из памяти «предка» методику, так как эта методика была рассчитана, или на жёсткое карате Накаямы, или китайское оздоровительно-медитативное У-шу, к симбиозу который «предок» шёл даже не годами, а жизнями.

То, что практиковал сам «предок» и то, что естественным образом передалось мне, не вписывалось ни в какую известную ему, а значит и мне, методу. Вот и пришлось покорпеть над «прописями» для учеников-первогодок, переписывая и переписывая написанное. А в конце концов остановиться на том, что первые полгода всё равно нужно посвятить базовой технике карате: изучению мощных устойчивых стоек, различных ударов руками и ногами, блоков, кои — те же удары, а уже потом концентрировать внимание учеников на кратковременности этих позиций и, собственно, перетеканию из одного удара в другой, из одной позиции в другую.

После глубокого анализа познаний «предка», я пришёл к выводу, что это мне «свалились» знания и умения в готовой форме, которые оставалось только превратить сначала в умения, а потом в навык, чем я и занимался эти полгода. И для физически подготовленного тела сие действо давалось легко. Переход знаний в умение проходило, как будто, я, — бывший спортсмен, восстанавливаю утраченную от растренированности спортивную форму.

И то… Я, например, время от времени специально переставал ходить на тренировку по самбо, и не растрачивал «форму», а наоборот, находил в себе какие-то новые приёмы. Вроде, как тело отдыхало, но в нём продолжали строиться нейронные связи. Вот и сейчас моё тело физически было готово воспринимать новое, чем стало для меня карате. Тем более, что новое, было не совсем новым. В матрице предка, ставшей моей, повадки и реакции мышц были «прописаны», оставалось только их «перепрописать» в нейронах и развить мышечный навык, чем я и занимался всё это время.

Мне «повезло», что мышцы и их нейроны после коммы восстанавливались практически с нуля, а я сразу загрузил их нужными мне, «правильными» импульсами. Китайская гимнастика «тайцзицюань» снимает мышечные зажимы и программирует нейронные связи, заставляя «ненужные» мышцы, отключаться. А я и начал пытаться двигаться с помощью тайцзицюань, плавно и медленно. Оттого-то у меня и выработалась не дискретная, а «текучая» манера движений. Ненужные мышцы просто отключались и не мешали другим. «Предок» доходил до умения управлять своим телом через многие десятки прожитых «мною» жизней, мне же сие умение «привалило» после пережитой коммы, когда я начал жить с «чистого листа». Оставалось умения перестроить в навык, чтобы тело работало само по себе. Для этого приходилось повторять и повторять движения. Как и моим «ученикам».

Владимир Жлобинский стал моим «кохаем», и «сэмпаем» для других учеников[1]. С ним вместе пришло ещё несколько человек: Симонов, Мыльников, Степанской, Сергеев, Горелов, и некоторые другие спортсмены, тренирующиеся в секции Александра Андреевича Жирикова, но проживающие во Владивостоке. Кто-то из них уже имел даже двухлетний опыт тренировок, а кто-то пришёл в секцию к Жирикову только что, например — Симонов. Жлобинский Володя впечатлился, в первую очередь, подготовительными упражнениями, потому что я давал классическую разминку Накаямы, точно такую же, какую давал и сам Жириков.

Эта идентичность разминок, как не парадоксально, и убедила моего первого «семпая» в том, что моё карате настоящее. Ну, и, конечно, — ката, первые два, из которых, Жлобинский знал неплохо, и мог сравнить с виденными у своего предыдущего тренера. Моя техника исполнения ката была лучше. Так он сказал.

Приходил посмотреть на меня и на моё карате, и сам Александр Андреевич, которого я встретил почтительно, и который молча просидел всю тренировку на скамеечке, а потом так же молча ушёл, не прощаясь. Мне, честно говоря, такое поведение «мастера» не очень понравилось, но негативных эмоций я не проявил, заранее предполагая соперничество между школами.

«Предок» поведал мне, что Жириков стоял у истоков развития карате в Приморском крае, и в большинстве миров, которые «посетил» мой «предок», возглавлял региональную Федерацию карате, целью которой было выявление и упорядочивание работы всех «подпольных» секций карате, и подбор перспективных бойцов в сборную края.

— Почему именно «бойцов», — спросил я. — а не тренеров, знающих базовую технику и ката?

— Потому, что долгое время будет считаться, что ката — это ненужное времяпровождение. Что важнее — победить в кумитэ. Это-то и погубит карате в СССР.

— Почему?

— Да потому, что в секции наберут боксёров, которые просто будут калечить соперников. И превратят соревнования в кровавое побоище гладиаторов. Как можно научить задерживать кулак у лица боксёра, хотя бы перворазрядника, если его несколько лет учили другому? Да никак! Вот и запретят карате из-за чуждой советскому человеку «жестокости» и вредной идеологии. Лучше бы тебе практиковать рукопашный бой. Он не попадёт под запрет.

— Ерунда! Будет день, будет и пища! Придёт время, переквалифицируемся в рукопашники.

— Тоже верно, — согласился со мной «мой внутренний голос».

* * *

В краевом спорткомитете меня отфутболили, сказав, что ни о каком карате и речи быть не может, а проводить лечебную физкультуру я не имею права, так как у меня нет медицинской квалификации и я ещё, вообще-то, несовершеннолетний. РОНО тоже отфутболило директора школы, обещав посоветоваться с Министерством образования.

Тогда я пошёл к своему тренеру по самбо Городецкому и сказал ему, что хотел бы на общественных началах вести в школе секцию самбо. Георгий Григорьевич поспрашивал меня о моём здоровье и, услышав, что я хотел бы вернуться в клуб, но мне не разрешены активные тренировки, и именно поэтому я хочу, тренируя других, хоть немного поддерживать форму, отправил меня в «Динамо» к Анатолию Александровичу Полукарову.

Тот тоже выслушал меня с интересом, попросил продемонстрировать те броски, которым я собираюсь учить других и, удовлетворённый увиденным, обещал поговорить в «обществе», чтобы открыть филиал в нашей школе с условием, что я не буду препятствовать переходу особо одарённых спортсменов к нему. О том и договорились. Уже через три дня после нашего разговора с Полукаровым у меня на руках было обращение руководства спортобщества «Динамо», согласованное с руководством краевого УВД и ДОСААФ, с просьбой посодействовать развитию Самбо и «патриотическому воспитанию молодёжи и будущих защитников Родины, путём подготовки допризывников к военной службе в рядах вооружённых сил Советского Союза». Текст обращения, который я подготовил сам, врученный Полукарову при нашей первой встрече, был им принят с удивлением и, по прочтении, одобрен.

После этого мы с физруком занялись ещё и тренировкой школьников. А что? Старшеклассники через некоторое время станут взрослыми, и к тому времени освоят базовую технику. Вполне себе достойная замена сегодняшним «сэмпаям», которые обязательно пооткрывают «свои школы». Но до этого они должны будут отработать вложенный в них мой труд, выиграв первые в СССР чемпионаты по карате. Допервого чемпионата СССР, который ожидался, судя по информации «предка» в феврале восьмидесятого года, осталось ждать почти три года. О чём я и сказал как-то своим «кохаям». Что, де по непроверенным сведениям, в Москве в следующем году готовятся официально легализовать карате, создать федерацию и начать аттестацию на присвоение разрядов и выдачи разрешения на преподавание карате.