Другие Звезды

— Здорово! — обрадовалась она, — Комсомольск-на-Амуре! Это же так здорово, это же всесоюзная стройка, я ведь тоже туда хотела, в хетагуровки, только меня мама не пустила! Я ведь из-за этого и в фотокорреспонденты пошла, чтобы всё самой увидеть! И Дальний Восток, и Чукотку, и Камчатку, и Сибирь, и всё остальное! И природа там у вас, говорят, настоящая, дикая!

— Это правда, — ответил я, мимоходом подумав о том, что мама у неё молодец, по большому счёту. У нас там чувствовали себя хорошо другие, более уверенные в себе барышни, а вот именно ей было бы там тяжеловато. — Природа у нас богатая! Шесть тысяч видов животных насчитывает наша природа, из них только комаров да мошки — все пять тысяч!

— Да ладно! — засмеялась она этой старой дежурной шутке, — прямо пять тысяч! И ещё, Саша, ты не сильно обиделся на фактуру? Согласна, по-дурацки получилось, только я уже устала доказывать всем, что умею, что я не просто так! А ещё, ты знаешь, часто все начинают как дураки себя вести, как будто женщины никогда не видели! Если б ты только знал, как это мешает!

— Так ты и не доказывай, — посоветовал я ей, немного подумав, — ты устав врубай, если что, и не бойся прыгать через головы — ты же не рядовой сержант. Так и так, у меня редакционное задание, разрешите его выполнить, окажите содействие, предоставив то-то и то-то, иначе ославлю на весь фронт в газете с фотографией, этого очень боятся, ты не смейся, вот и всё. А если конфликт, тоже не ругайся, а по уставу его, негодяя, по уставу. Это как бы в другую плоскость всё переводит, понятно? А если не помогает, то выбери самого старшего по званию или по возрасту, и к нему, но тоже по всей форме, они это любят. И для этого строевую подготовку тебе надо бы подтянуть, правда что. А вот с теми, кто ниже по званию, с теми ты по-простому, Марин, но без панибратства, понимаешь? Снисходить не надо, это чувствуют.

— А причём здесь по возрасту? — удивилась Марина, — вон, ваш замполит, он же добрый очень!

— Наш замполит? — я даже остановился, — И как это, интересно, тебя мама на фронт отпустила, а? Наш замполит, да он любого тут съест или по стойке смирно поставит! Сергей Николаевич, Марина, гражданскую прошёл, голод, холод, разруху и всё остальное! Хотя ты права, вот как раз наш замполит хороший человек, ты к нему давай со всем уважением, оно того стоит. Кстати, пришли, вот она, моя ласточка!

Я остановился и показал рукой на свой самолёт, возле которого застыл с выпученными глазами, но, слава богу, хоть чистый и умытый, Мишка-техник. Марина, покосившись на меня, очень вежливо и ласково поздоровалась с ним, отчего он немедленно и густо покраснел.

— Всё, — отвернувшись, шепнул я ей, — он теперь твой навеки, — а потом, добавив голоса, спросил, — ну, куда мне встать?

— Так, — тут же перешла в рабочий режим Марина, — свет хороший, но можно самолёт чуть развернуть, чтобы солнце точно в бок ему смотрело? Можно? Ну, вы тогда двигайте, а я пока подготовлюсь. Вместе работать будем!

Мишка замахал куда-то призывно руками, из кустов к нам подтянулись человек пять техников, и они со мной вместе принялись разворачивать самолёт, поднимая и занося влево его хвост. Работали быстро и ловко, как на пожаре и, что самое странное, ни один из них при этом не навернулся, ведь смотрели они все сейчас, кроме разве что меня, не туда, куда надо.

— Спасибо большое! — встав перед солнцем и полыхая оттуда в его лучах на всех нас живым огнём в своих рыжих волосах, поблагодарила Марина, — а я вам, если хотите, общее фото сделаю! И в полк потом пришлю, вы только скажите количество!

— Конечно, хотим, — отозвался из-под маскировочного навеса на капонире один техник в годах, — только давай, дочка, так — ты нас фотографируешь быстро, и мы тут же разбегаемся — некогда нам. Некогда, говорю! — повысил он голос на одного своего что-то забурчавшего подчинённого.

Они быстро сгрудились перед моим самолётом, а я к ним лезть не стал, тем более что меня и не приглашали. Марина сумела очень художественно как-то их расставить и, тщательно примеряясь, не торопясь сделала шесть кадров, дополнительно что-то меняя в их компании перед каждым новым снимком. То туда направьте взгляд, то сюда, а вот именно вы присядьте, а вы привстаньте, посмотрите на меня все и улыбнитесь, вот так, очень хорошо, — чувствовалась школа. Техники и правда лыбились ей как никому в полку раньше — наверное, и в самом деле очень атмосферные, как она говорит, фото получатся.

— Всё! — убрав фотоаппарат от лица и шутливо поклонившись нам, заявила Марина, — всем спасибо! Сделаю по одному большому да по одному среднему отпечатку на каждого, есть у меня хорошая бумага, и тут же пошлю вам, дайте только до редакции добраться! А если за месяц не дойдёт или помятое будет, пишите во «Фронтовую иллюстрацию» Рябининой Марине, Москва, улица «Правды», дом двадцать четыре, снова отправлю!

— Спасибо, дочка, — за всех поблагодарил её старший техник и, не дав остальным опомниться, погнал всех по рабочим местам. Мишка тоже, посмотрев на меня, правильно прикинул шансы и умотал под навес, не став отсвечивать у самолёта, и мы остались одни.

— Ну, — вышел вперёд я, — говори, что делать!

— Очень мне повезло с тобой, Саша, — Марина подскочила ко мне и, вцепившись в руку, оттащила к носовой части самолёта, — а то ведь кочевряжатся все, знакомиться пытаются, не понимают, что это очень важно, это же фотоистория! А уж вас, лётчиков, говорят, и не заставишь!

— Примета плохая, — объяснил я ей. — Но я в приметы не верю, так что давай. А ты что же, раньше лётчиков не фотографировала?

— Раньше я окопы копала, в сорок первом году, потом в паспортном столе фотографом служила, потом совсем чуть-чуть в милиции, тоже фотографом, насмотрелась там всякого, и только вот недавно сюда, — она поставила меня в какую-то особо героическую позу, показала, как расправить плечи, поправила мне воротник и ремешок планшета на плече. Потом отошла назад, что-то прикинула и осталась довольна, принявшись колдовать над фотоаппаратом.

Я же стоял с гордо вывернутой и чуть задранной вверх головой у самолёта, над моим левым плечом высился кок винта, над правым выхлопные патрубки, и сам я весь немного подался влево и вперёд, как она и просила, а на Мишкины обалделые взгляды мне было откровенно наплевать.

Потом Марина, присев на одно колено, сделала два фото, и я с неожиданной тоской подумал, что вот, осталось всего четырнадцать, надо бы помедленней. Но делать ничего не стал, чтобы не мешать ей, тем более что Марина увлеклась работой не на шутку.

То она фотографировала меня прямо под винтом, то вдали от него, то сбоку от самолёта, и чтобы я непременно рукой за крыло держался, то в кабине, то рядом с ней, то под крылом спереди, у пушечного ствола, то ещё как-нибудь. И на каждом фото я делал разные выражения лица, по крайней мере пытался, то задумчивое, то целеустремлённое, то простое, с улыбкой.

И два снимка вышли откровенно хулиганскими, на одном я, отставив ногу в сторону и запустив большие пальцы расслабленных рук за поясной ремень, с нагловатой усмешкой, как она и просила, смотрел чуть мимо объектива, а самолёт был метрах в тридцати за моей спиной, но зато влезал в фото полностью. А для другого мы с Мишкой крутили лопасти винта, но Марине нужно было, чтобы я расслабленно откинулся всей спиной на эту лопасть и так же расслабленно смотрел куда-то вдаль, и у нас получилось, хоть и неудобно было, пришлось ящики подставлять.

А потом плёнка в фотоаппарате кончилась и Марина недоумённо, словно чего-то испугавшись, посмотрела на меня.

— Надо пойти, — словно что-то кому-то пытаясь объяснить, сказала она, — доложиться…

— Так мы и пойдём, — уверенным командным голосом ответил я, — доложимся. Но не сейчас. Лейтенант-то ваш от замполита нашего так ещё и не вылез, зачем им мешать? Люди, между прочим, серьёзным делом заняты. А мы пока, чтобы нас весь полк не разглядывал, давай вот по этой полянке погуляем, да ты мне про Москву расскажешь, хорошо? Я-то ведь не был ни разу, но очень хочется.