Другой брат

Тянусь за телефоном, включаю аудиокнигу, которую начала слушать несколько недель назад, надеясь, что успокаивающий голос заглушит мысли о Лукасе. Закрываю глаза, откидываю голову назад, позволяя книгам расслабить меня. И вдруг передняя дверь раздвигается с резким металлическим скрежетом, прерывая тишину.

Девочки вернулись.

Анна врывается в ванную, не обращая внимания на то, что я голая и покрыта розовыми блёстками. Она поднимает брови, удивлённо смотрит на меня.

— Эй! Ты выбралась из постели, — говорит она.

— Очевидно, — отвечаю я, подтягивая пену повыше, чтобы прикрыть грудь.

— Я видела твою грудь, Эйприл. Не стесняйся. Она потрясающая, — говорит она, делая отмахивающий жест рукой. Я смотрю на неё, ожидая объяснений, но она просто стоит, пока не заговорит снова спустя несколько секунд.

— Как спала?

— Кажется, неплохо, — отвечаю я.

— Хорошо, — кивает она. — Так вот, звуковая терапия была полной хренью.

— Что? — я сажусь слишком быстро, и пузыри соскальзывают с меня, открывая грудь.

Прежде чем я успеваю прикрыться, в дверном проёме появляется Джемма, с улыбкой опираясь на косяк.

— Ты встала! — говорит она.

— Я как раз рассказывала Эйприл про звуковую терапию, — говорит Анна.

— Боже, это вообще нельзя назвать звуковой терапией, — закатывает глаза Джемма.

Любопытство берёт верх.

— Почему? Что произошло?

Моя аудиокнига звучит на заднем плане.

— «О, Дэмиан. Да, вот так. Чёрт, обожаю, когда ты трахаешь мою грудь своим большим, напряжённым…»

Все трое замираем.

— Отличный выбор для расслабления, — поднимает бровь Анна, выглядя впечатлённой.

— Пожалуйста, продолжайте, — говорю я, чувствуя, как моё лицо пылает от стыда.

— Так вот, — начинает Анна, — нас заставили лежать на ледяных плитках два грёбаных часа! Женщина водила по чашкам и издавала звуки, сначала это было даже приятно, расслабляло. Но потом вдруг я почувствовала резкий толчок прямо в лоб.

— Что это было? — спрашиваю я с широко раскрытыми глазами.

— Гэри вонзил в меня чёртову иглу для акупунктуры. Прямо в середину лба! — возмущённо говорит Анна. — Уверена, это нарушение всех норм. Но это ещё не самое ужасное. Как только я начала приходить в себя после непрошенной травмы акупунктуры, женщина, играющая на чашах, вдруг начала визжать гимны прямо мне в ухо. Визжать!

— Это ещё цветочки, — добавляет Джемма, скрещивая руки на груди. — Рядом со мной лежала эта женщина, Мойра, и рыдала, как сумасшедшая. А ещё я почти уверена, что кто-то пёрнул. Воняло ужасно.

— Я думала, это ты, — говорит Анна, глядя на Джемму.

— Я не пускаю газы!

Джемма определённо пускает.

Анна фыркает, затем переводит взгляд на меня.

— Ах да, кстати, Роуз сказала, что тебе нужно вылезти из ванной. Мы начинаем ритуал огня.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас. Она выглядела злой.

Я смотрю на своё обнажённое, покрытое блёстками тело, собираясь возразить, но тут раздаётся стук в дверь. Господи, разве разбитому сердцу нельзя хотя бы спокойно понежиться в ванной? Мои глаза расширяются, когда в дверной проём заглядывает Роуз.

— Ритуал огня вот-вот начнётся. Было бы неплохо, если бы вы, Эйприл, наконец-то приняли участие в этом мероприятии, — говорит она с укоризной.

Она ждёт моего ответа, и в этот момент аудиокнига снова оживает:

— «Да, детка, тебе нравится, как я трахаю эти сочные сиськи? Сейчас я кончу на них. А потом размажу всё это по тебе, прежде чем засунуть в твой рот и кончить туда.»

Рот Роуз открывается от ужаса.

Прекрасно.

Ну что ж, ритуал огня оказался полным провалом. То, что должно было стать глубоким духовным переживанием – записать свои страхи и осуждения, поделиться ими с группой и торжественно сжечь, чтобы отпустить, – превратилось в полный хаос. Гэри даже не смог разжечь костёр, речь Роуз больше походила на попытку вызвать богов, а Анна превратила своё выступление в оду самолюбию и своим сиськам. А в довершение всего разразился ливень, промочивший нас до нитки.

Удивительно, что мы не выпили кровь друг друга или не взялись за руки, чтобы петь "Кумбая".

Слава богу, завтра мы едем домой.

Глава 12

Эйприл

Машина Джеммы останавливается у тротуара перед моим домом. Мы выходим, я обнимаю их на прощание, и они уезжают, скрываясь за поворотом. Поворачиваюсь к двери, и сердце у меня колотится, а в животе сжимается узел — я нервничаю перед встречей с Джеймсом. Вспоминаю состояние дома и своё собственное, когда мы уезжали. Боже, что он мог обо мне подумать?

Надеюсь, Бэзил не насрал на пол.

Роюсь в сумке в поисках ключей, но прежде чем нахожу их, дверь распахивается. В дверном проёме стоит Джеймс, держа мои ключи в одной руке и с легкой ухмылкой на лице.

— Ах да, — пробормотала я, покачав головой, пытаясь казаться невозмутимой. Конечно, я не взяла их с собой.

Следую за ним внутрь, собираясь снять обувь, но останавливаюсь как вкопанная. Мгновение я стою, моргая, пытаясь осознать то, что вижу. Кухонные столешницы пусты, никаких контейнеров с едой на вынос и грязных чашек. Журнальный столик чистый, ни следа беспорядка, который я оставила. Полы сверкают, свежевымытые, а в воздухе витает легкий запах мяты.

Он убрал весь гребаный дом.

Я открываю рот, но слов не нахожу. Перевожу взгляд на него. Он всё ещё в рабочей одежде. Его жилет грязный, грудь вспотевшая — наверное, от работы и уборки в этой берлоге. На нём нет куртки, и я впервые замечаю, как его татуировки извиваются от груди до запястья. Не могу в это поверить. Он работал весь день, а потом зашёл не только покормить Бэзила, но и вычистить весь мой дом.

— Ты убрался? Это… это слишком… — начинаю я, но он перебивает меня.

— Нисколько, — говорит он просто, пожав плечами. — Я просто заходил после работы каждый день покормить Бэзила, поменять ему воду и поддон. Сделал стирку и прибрал ванную.

Чёрт. Надеюсь, там не было пятен.

В горле встаёт ком. Его неожиданная доброта поражает меня сильнее, чем я могла представить.

Не плачь, не плачь, не плачь.

Я начинаю плакать.

Сумка сползает с моего плеча и падает на пол, а я вытираю глаза. Этот жест настолько продуман и так не похож на человека, каким я его знала. Тихого, сдержанного, хмурого. Лукас редко что-то убирал, а тут Джеймс, и делает всё это молча.

Он подходит ближе.

— Эй, — говорит он. — Пожалуйста, не плачь.