Другой брат
Шрифт:
И это сделал с ней мой родной брат.
И я не могу, черт возьми, это просто так оставить.
— Ещё раз! — кричит Оливер, размахивая барабанными палочками над головой. Я тут же бросаюсь в ритм басовой партии. Пальцы работают на автопилоте, скользя по ладам, а медиатор точно попадает по струнам.
Репетиции стали происходить несколько раз в неделю, к тому же у нас уже запланированы концерты. Это выматывает, но это часть музыки.
Мы пробегаем ещё несколько
Мы начинаем собираться, скручивая провода и отключая усилители, а в ушах ещё гудит музыка. Скручивая провод от баса, я слышу, как Оливер спрашивает:
— Ну что, как выходные, дружище?
Я небрежно рассказываю про разрыв Эйприл и Лукаса, упоминаю, как заботился о Бэзиле и убирался в доме Эйприл. Стараюсь подать это так, будто это не имело особого значения, хотя на самом деле всё было совсем иначе.
Оливер смеётся, качая головой.
— Ты слишком благороден, приятель.
— Чёрт, я удивлён, — говорит Том, почесывая затылок. — Не думал, что они расстанутся. Думал, они жутко влюблены.
— А вот я нет, — вставляет Уилл, скручивая кабель. — Он же полный мудак. Никогда её не заслуживал.
Но Том не унимается:
— А почему они разошлись?
Я выдыхаю через нос.
— Говорит, что он не мог быть с ней откровенным. Сказал, что не может быть честным, а она решила, что если даже нормального разговора у них не выходит, то на отношения надежды нет.
Том морщит нос.
— Бред какой-то.
— Я знаю, — сухо отвечаю я.
Уилл открывает рот, выражение у него хитрое:
— Думаешь, он…?
— Без понятия и не хочу знать, — перебиваю я его, даже не дав закончить мысль. — Всё, что я знаю – он всё просрал.
Уилл ухмыляется, его глаза сияют от озорства.
— Ну, если ты её не уложил в постель, то ты точно лучше меня. Она чертовски хороша.
Моя челюсть сжимается, и я едва сдерживаюсь, чтобы не отреагировать. Вместо этого я сосредотачиваюсь на том, чтобы снять ремень с баса, закидывая его в кейс чуть резче, чем нужно. Стараясь говорить ровным тоном, я бросаю:
— Неудивительно, что я до сих пор один, с такими-то примерами перед глазами.
Оливер подходит и дружески хлопает меня по спине, отчего мокрая от пота футболка ещё сильнее прилипает к коже. Отлично.
Оливер – мой лучший друг. Мы вместе со школы, и он всегда был мне больше братом, чем Лукас. Я ничего от него не скрываю, и он всегда чувствует, когда что-то не так.
— Ты в порядке, приятель? — тихо спрашивает он.
— Да, всё нормально. Почему ты спрашиваешь?
Он пожимает плечами, бросая на меня тот самый знакомый обеспокоенный взгляд, который я никогда не любил.
— Просто хотел убедиться. Знаешь, Лукас…
— Оливер, всё в порядке, — перебиваю я его, мой тон резче, чем я хотел.
Он смотрит на меня секунду, затем медленно кивает, принимая мои границы.
— Ладно, ладно. Увидимся на концерте.
— Звучит отлично, — говорю я, обмениваясь с ним угаром кулаков.
И вот так он всё отпускает. Вот что мне нравится в Оливере – он знает, когда нужно
надавить, а когда оставить меня в покое.Я протираю струны и закрываю гитарный кейс.
— Увидимся в Мейфэр Лаунж в пятницу, – говорю я, быстро кивая, прежде чем повернуться к выходу. Перекидываю сумку через плечо и выхожу, не сказав больше ни слова.
Мне нужно сосредоточиться на музыке.
Глава 14
ЭйприлТри месяца спустя …
После долгого рабочего дня я наношу увлажняющую маску для лица и открываю ноутбук. После месяцев игнорирования решаю зайти в свой аккаунт Pinterest. Листая ленту, начинаю удалять доски, которые создавала для свадьбы, которую, к счастью, мы так и не успели спланировать. Занятие, которое я долго откладывала. Одна за другой исчезают картинки с идеальными церемониями в саду, кружевными платьями и композициями из белых роз.
Я всегда любила розы, особенно жёлтые — это были любимые цветы моей мамы. А Лукас всегда дарил мне белые розы, пока мы встречались. Мне никогда не хватало духу сказать ему, что белые розы кажутся мне безжизненными, как будто их строгий цвет вытягивает всю индивидуальность цветка. Какой смысл в белой розе? Они слишком ароматны и красивы, чтобы быть такими стерильными.
Вспоминая маму, я чувствую прилив решимости начать с чистого листа и создать новую доску. Доску для себя, наполненную тем, что делает меня счастливой. На ней будут яркие розы, коты, керамика и выпечка. Собирая в кухне чайник, кружку и немного молока, я ставлю завариваться чай и продолжаю добавлять в коллаж радостные картинки.
Пятничный вечер. Последнее время выходные начали меня угнетать. С течением времени я всё больше их боюсь. Кроме утренних прогулок на рынок Портобелло по субботам, я практически никуда не выхожу. Чаще всего я читаю или смотрю телевизор. Если честно, это становится одиноко. Даже с поддержкой моих чудесных подруг бывают моменты, когда тишина становится невыносимо тяжёлой, и я ловлю себя на мысли, что мне не хватает кого-то — того, кто мог бы заполнить пустоту, оставленную Лукасом.
Возможно, хобби помогло бы справиться.
На экране мелькает фото изящной вазы ручной работы, и я начинаю задумываться: а может, вернуться к керамике? Мысль одновременно пугает и вдохновляет.
Смогу ли я снова это делать? Принесёт ли это мне то умиротворение и счастье, что было раньше, когда я лепила глину вместе с мамой?
Стук в дверь вырывает меня из раздумий. Оставив чай, я распахиваю дверь и вижу улыбающихся Анну и Джемму на крыльце.
— Боже мой! — восклицаю я, обнимая их. — Я вас совсем не ждала!
Джемма поднимает бутылку красного вина с озорной улыбкой.
— Мы подумали, что пора устроить девичьи посиделки.
— Прекрасно! Сейчас схожу за бокалами.
Они следуют за мной на кухню, усаживаясь за остров, пока я достаю три высоких бокала. Джемма ловко открывает бутылку, разливает вино и протягивает нам.
— За нас! — говорит Анна, и мы звонко чокаемся бокалами. Первый глоток вина — просто блаженство.
— Ммм, — в унисон вздыхаем мы.
Поднося бокал ко рту для второго глотка, я замечаю большую бумажную сумку в руках Анны. Поднимаю бровь и жестом указываю на неё.