Другой
Шрифт:
— Приятных сновидений, — сказал белорус.
— Может со мной? У меня куча места.
— Нет, не хочу вам мешать.
— Кому — нам? Я один.
— Тебе, так, только кажется. Ложись, потом расскажешь…
Заснул быстро, но меня разбудили. Сначала Игорь залез, что-то искал, не нашел, вылез. Потом он громко начал свою историю. Я попросил его тише, он чуть сбавил. Потом Саша спросила, нет ли в палатке ее свитера, я опять проснулся, свитера не было. Сергей искал подо мной сигареты. Последним был Антон, дернул меня за ногу:
— Не спишь?
— Уже нет!
— Извини… извини…
— Ты чего хотел-то?
— Показалось, ты с кем-то разговариваешь…
—
"Белые карлики", потому что, Игорь минут двадцать, пока мне не давали спать, рассказывал историю про белого карлика. Если коротко, то:
На Онеге с недавних пор лед стал очень опасным. Местные рыбаки прокляли ноябрь — месяц, когда появляется этот самый лед. Каждый из них потерял друга, товарища или знакомого. Лед такой тонкий и острый, что врезается в моторные лодки, разрезает, чуть ли не до половины. Были случаи, когда отрубал рыбакам конечности, нескольким, даже туловище отсек.
А виной всему белый карлик. Немногие спасшиеся, видели его на берегу в те злосчастные минуты, когда…
Карлик внебрачный сын рыбака и немой сумасшедшей, что жила на одном из местных островов.
Он ходил в белом мешке, из пластиковых нитей, с прорезями для рук. Белым, его назвали еще при жизни.
Карлик воровал домашний скот, нападал на людей в лесу, кусал их и вообще вел себя неподобающе.
История длинная: то, что я рассказал, только предыстория. В ноябре местные рыбаки его поймали и утопили. И началось…
Я заснул, еще до того как мстительный покойник уничтожил рыбацкий поселок, но опять ненадолго ("уснул" ненадолго). Саша дернула меня за большой палец ноги:
— Ты спишь?
— Ааа?
— Я хотела, пожелать тебе спокойной ночи.
— Мне?
— Да. Спокойной ночи, Глеб!
— Ааа?
— Мы спать. Осторожней тут.
— Ааа…
Минут десять они укладывались: болтали, смеялись и покрикивали, наконец наступила долгожданная тишина. Только спать больше не хотелось. Костер почти погас, потемнело. Я лежал, ворочался, не мог заснуть. Закрывать глаза опасно. Покойник, может подкрасться в любую минуту, надо быть на чеку. Все-таки палатки слабо защищают от агрессии карликов. Я уязвим. Их острые когти легко вспорют тонкую ткань, а что уже говорить о людоедах с перебитыми позвоночниками…
Нащупал пальцами цепочку с кулоном. Вытащить, что ли? Никто ведь не узнает. Позор. Мне за тридцать а я лежу и думаю черти о чем. Закрыл глаза. Теперь считать баранов. Нет! На зло всем, я буду считать белых карликов. Раз — белый, два — белый, три…
Уже засыпал, как вдруг возле уха хрустнула ветка. Потом еще одна и… дыхание… Там, за палаткой, кто-то был.
— Эй! Кому там делать нехрен!
Крикнул, негромко, чтобы не разбудить тех — в соседней палатке, но достаточно мужественно, чтобы те — снаружи, поняли: со мной шутки плохи!
Минут пять, тихо, и уже далеко, со стороны леса, приглушенное гортанное: "Ууууу…"
Я сел, отбросил в сторону одеяло, прислушался.
Саша — одна, ночью — испугается, Антон — тоже, Сергей — тяжелый на подъем, Игорь? Этот может. Легко проверить: его кроссовки и тапки всегда перед палаткой, а вот если их нет… Заодно и покурю.
Высунул голову, осмотрелся, вышел. Белорус на месте: вся обувь здесь. Странно.
Подошел к костру, угли еще красные, быстро разгорится. Бросил несколько толстых поленьев. Сейчас займется. Светло станет, а я как раз засну. Подкурил от головешки, присел на стул. Тихо,
никого больше не слышно.Минут через пять, когда был уже в палатке, опять знакомое: "Уууу!.."
Медведь? А ведь запросто… И Игорь говорил… Хотя, этот, много чего говорил.
Они бывают огромные. Голова, как большой цветной телевизор. Медведи — это страшно. В Карелии они точно есть. Просто, представить, что такое чудовище, не в клетке, не в далекой Африке, а здесь, может, в нескольких километрах… а если метрах?
Опять стал ходить вокруг палатки. Что же я топор не взял? Антон говорил, про запах. Принюхался — точно есть. Сладкий такой… Что это? А — Сашины духи. Нет, что-то еще есть. Тяжелый такой, как у медведя из пасти. Откуда я знаю, как у медведя пахнет из пасти. Вот она — мнительность. Но кто-то ведь ходит.
— Кто там, бляха-муха, шляется?!
Снова тихо. И вдруг плачь — детский плачь. Только не детский, а слышно, что кривляется взрослый. Выдохнул с облегчением: "Ну сейчас я вам!.."
Выскочил на улицу. Светло — костер разгорелся. Подошел к их палатке, аккуратно расстегнул молнию. В предбаннике — фонарик. Включил. Блин… Полный комплект. Капитан у стенки, с головой в спальном мешке, только видно как дышит. Игорь, на спине, лежит раскрытый; Саша, между ним и Сергеем, под одеялом, только нос торчит.
Сергей приподнялся на локтях:
— Что?
Как сами, мучили меня пол ночи.
— Ничего! — говорю. — Пришел, пожелать вам спокойной ночи!
— Чего не спишь?
— Спокойной ночи — говорю! — И не надо меня будить, и желать спокойной ночи в ответ! Вот так! Все.
— Пьяный что ли? — буркнул Сергей, отвернулся к стенке.
Я выключил фонарик, подошел к костру, подкинул еще дров, закурил.
Допился. Все люди как люди — спят по ночам. А я? Ладно, клин клином, как говорится. Саша недопила вино: осталось пол стакана. Выпил. Бросил стаканчик в костер. Поднял топор и пошел по тропинке, в сторону деревни. Прошел метров сто, несколько раз останавливался, прислушивался — ни звука. Если кто-то и был, то ушел.
Сделал крюк, вышел к озеру. Сегодня темная, тихая ночь: нет ветра, лист не шелохнется, вода застыла, будто льдом покрылась. Снял тапки, залез по щиколотку в воду, и пошел вдоль берега, к нашему пляжу. Недалеко плюхнулось что-то большое. Замедлил шаг, присмотрелся. Вода опять гладкая, и вдруг на поверхности мелькнуло темное, покатое: спина рыбы, какой-нибудь нутрии, или… но это вряд ли, все таки это не Тисла.
И ощущение, будто следят. Не врал белорус, когда рассказывал про чей-то тяжелый взгляд. Думал, если пройдусь по темноте сам — страх исчезнет, но он не исчезает. Вряд ли засну, даже если будет тихо.
Закатал джинсы, залез по колена в воду. Стало неприятно, жутко. Вот, что по настоящему пугает — черная вода.
Вышел на берег, стал снимать одежду.
Кажется, Горбатов описал в своих воспоминаниях, как еще ребенком увидел в лесу повешенного. Тогда он стал бояться — всего: темноты, леса, людей. Было трудно, но заставил себя пойти в лес, и встать под тем самым деревом. И ходил, много раз, пока страх не исчез.
Я разделся, когда безрукавка коснулась земли, развернулся и не давая себе одуматься с разгону влетел в воду, сразу нырнул, проплыл под водой — долго, на сколько хватило дыхания. Минута, одна минута и я буду в порядке. Сейчас главное расслабиться, главное отогнать всякие мысли: совсем ни о чем не думать, ни о чем… Как там, Игорь говорил: "лежу на дне и вижу чьи-то ноги, сырые ноги…" Нет, нет я не буду об этом думать… Но я не могу об этом ни думать…